– Так, значит, Латвия. Давненько я там не был. О том, что там происходит, мне известно лишь от эмигрантов, а их рассказам нельзя доверять.

– И все же.

– Литвинов подписал мирный договор.

– В тысяча девятьсот двадцатом.

– Верно. Вижу, вы об этом читали. Но Россия всегда домогалась Прибалтики, поскольку там есть незамерзающие порты. Ленин умер в двадцать четвертом году, и это стало катастрофой для России. Теперь все в руках Сталина, боюсь, что Латвии не удастся надолго сохранить свою независимость. Большевистские шпионы рыщут во всех прибалтийских государствах, уже прошли аресты, а теперь, когда в России началась принудительная коллективизация, Латвия недолго сможет оставаться в стороне. Не избежать кровопролития и горя. И число беженцев возрастет. Многие приплывут и сюда, очевидно потому, что революцию удобнее замышлять подальше от ОГПУ.

– Что это такое?

– Бывшая ЧК. Секретная служба российского государства. Некоторые из их агентов служили шпиками еще при царе. Его не так давно свергли с престола, сами знаете.

– Конечно. А что, здесь много анархистов?

– Вас ведь интересуют не просто анархисты и латыши, но именно латвийские анархисты, так? – Его взгляд был ясным и проницательным. – Есть и такие. В Мельбурне живут казаки, представители «Змовы Роботничи» [22]и даже члены «Красного Креста». [23]

– А это кто?

– Мисс Фишер, не думаю, что мне следует посвящать вас в это. Они все опасные люди, не любят, чтобы о них выведывали, и не обрадуются, если узнают о ваших расспросах.

– А почему бы и нет? Разве они спрашивали разрешения, когда в меня стреляли?

– По-видимому, это была ошибка. Обычно они стараются не привлекать к себе внимания.

– Да? И почему же?

– Потому что их задача – снабжать деньгами революцию у себя дома. Уверен, что в Мельбурне есть и агенты ОГПУ. Известны случаи, когда они сводили счеты с родственниками тех, кто покинул родину. Да, известны. – Он задумался, тень боли проскользнула по его лицу, резче обозначив морщины. Поначалу Фрина дала ему лет тридцать, но теперь прибавила еще десяток.

– Я подвергаю вас опасности своими вопросами?

– Нет, не меня, мисс Фишер. Но если вы хотите, чтобы я рассказал вам больше, благоразумнее будет сменить обстановку.

– Ну что вы! Здесь так шумно, что нас просто невозможно подслушать. А вот если мы с видом конспираторов выйдем отсюда вместе, на это уж точно кто-нибудь обратит внимание. Так что, пожалуйста, продолжайте. Хотите сигарету?

Она протянула свой портсигар, и он взял одну сигарету.

Кто-то пытался сыграть средневековую мелодию на инструменте, звучавшем как искореженная труба. Фрина поинтересовалась у одного из троицы возлюбленных, что это, черт возьми, такое.

– Крумгорн! [24] – проорал один из юнцов, оторвав свой рот от чужих губ. – Он подлинный.

– Не сомневаюсь! – прокричала в ответ Фрина и положила ладонь на руку Питера. – Видите? Наклонитесь поближе и делайте вид, что собрались совратить богатенькую парвеню, тогда никто не обратит на нас внимания.

Фрина не упомянула о том, что такое уже случалось на вечеринках Веры и Джозефа Уилсон; она как-то подцепила здесь прехорошенького лютниста. А в другой раз, вспомнила она, повстречался очаровательный моряк, который так и не успел до утра к себе на корабль, и ему пришлось воспользоваться лоцманским катером.

Питер Смит обнял Фрину и приблизил рот к ее уху.

– Если вы настаиваете, – вздохнул он. – Итак. Существуют как минимум три группы, к которым мог принадлежать стрелявший в вас мужчина.

– Мужчины. Их было двое.

– Мужчины, – согласился он. – У одной организации нет имени, другая называется Латвийский революционный союз, третья – Партия свободной Латвии. К сожалению, они добывают деньги на революцию… вы говорите по-французски?

Фрина кивнула. Рука у Смита была сильная, и от него приятно пахло апельсинами. Кажется, у нее появились на него виды.

Питер Смит, видимо, чувствовал то же самое, поскольку прижимал Фрину явно теснее, чем требовалось. Крумгорн завершил мелодию, и его сменила троица нестройно пиликавших рекордеров. [25]

– Я говорю по-французски.

– Иллегализм, – прошептал он ей на ухо. – Они грабят банки.

– Неужели?

– Не совсем удачно. Они не очень-то преуспели. Но полиция их разыскивает. И если они подумали, что вы сможете их опознать, то…

– …решили меня устранить. Возможно.

Фрина до сих пор не упоминала о мертвом юноше, а теперь решила, что это и ни к чему.

– Но почему иллегализм? Отчего им не найти работу?

– Вы не понимаете: они же анархисты. Анархисты не работают. Они повсюду трубят, что отказываются быть эксплуататорами или эксплуатируемыми. Вот и грабят банки. В любом случае им никогда не заработать честным путем столько, сколько нужно для осуществления их целей.

– И каких же?

Питер помолчал. Фрина догадывалась, о чем он думает. Богачка, которой нет дела до революции, станет ли она держать язык за зубами? Не проболтается ли? Фрина посмотрела в темно-синие глаза таким ясным взглядом, какой только могла изобразить, и увидела, что мужчина принял решение.

– В конце концов, это не тайна, – произнес он мягко. – Все латышское землячество об этом знает. Они хотят тренировать террористов в вашей законопослушной стране, мисс Фишер, и…

– И?

От какофонии, которую издавали рекордеры, у Фрины заложило уши. Она опустилась в объятия мужчины и услышала его шепот: « Ils veulent assassiner Staline». Они хотят убить Сталина.

Глава четвертая

А бсолютизм, ограниченный цареубийством.

Эрнст Мюнстер [26]о русской конституции

– Вас не затруднит поцеловать меня? – попросила Фрина. – Просто руку. А потом мы отправимся ко мне домой, и вы расскажете мне остальное, если захотите.

Питер Смит продлил поцелуй ровно на столько, сколько требовалось, чтобы любой, кто бы ни наблюдал за ними, смог убедиться: их беседа не имела никакой политической подоплеки. Затем они выбрались из толпы гостей в тот самый момент, когда настал черед выступать весьма недурному флейтисту.

– Фрина, прежде чем ты уйдешь… – Вера схватила подругу за рукав.

Фрина открыла сумку.

– На что в этот раз?

– Голод. В Африке.

Фрина протянула два фунта. Вера дала ей квитанцию и предостерегла:

– Поосторожнее с моим Питером Смитом. Я бы хотела получить его назад в целости и сохранности. Он нужен мировой революции.

Фрина усмехнулась и поцеловала Веру в щеку.

– Ну уж к революции ты его получишь, – прошептала мисс Фишер и осторожно направилась к выходу, избегая столкновений с гостями и предусмотрительно обойдя коляску на лестнице.

– Домой, Берт, – повелела Фрина, забираясь в такси.

Она несколько раз сглотнула, чтобы преодолеть ощущение заложенности в ушах. Питер Смит за всю дорогу не проронил ни слова.

– Так это ваш дом? – спросил он, оказавшись в гостиной Фрины.

– Да.

– Выходит, вы аристократка.

– Не совсем. У меня было голодное нищее детство. А потом Великая война убила множество молодых людей, мой отец унаследовал титул, и я стала леди. Удивительно, верно? Что вы будете пить?

– Немного виски. Вижу, у вас «Лафройг». Благородный напиток. Хм. Так значит, вам известно, каково это, быть бедным?

– Да.

Питер Смит немного расслабился и опустился в одно из удобных кресел. Глотнув виски, он стал смотреть на огонь.

– Вряд ли им удастся осуществить задуманное, – проговорил он. – Я с вами согласен.

– Но я ничего такого не говорила!

вернуться

22

«Змова Роботнича» (Zmowa Robotnicza) – «Рабочий заговор», краковское отделение организации анархистов-махаевцев. Махаевщина – непримиримое рабочее движение, отличавшееся заговорщическим характером и экономическим террором; получило распространение в России, на Украине и в Польше в 1905–1907 гг. Основатель – Махайский Ян-Вацлав Константинович (1866/67-1926).

вернуться

23

Так до 1920 г. называлась международная организация, которая сейчас носит название «Анархистский Черный Крест».

вернуться

24

Крумгорн (круммгорн, круммхорн; буквально: «кривой рог») – духовой инструмент, возникший в начале XV в.; считается предком гобоя и фагота.

вернуться

25

Рекордер – вид старинной деревянной флейты.

вернуться

26

Мюнстер, Эрнст Фридрих Герберт (1766–1839) – ганноверский политический деятель.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: