Должно быть, она потому неспособна ему противиться, что благоговеет перед ним. Ведь Рафаэль не принадлежит к числу обычных людей, чьи побуждения и поступки доступны пониманию простой девушки. Он живая легенда Рима, красивый, образованный и потрясающе умный. Им не о чем говорить, потому что каждый живет своей жизнью, у них нет и не может быть ничего общего. Но все же по неизвестной причине ей позволили приблизиться к сиянию его славы, и она дерзнула мечтать, что займется от его пламени.
Маргарита выпрямилась, вздохнула и отерла блестящую от пота бровь тыльной стороной руки. Франческо метнул в ее сторону недовольный взгляд.
– Осторожнее! Аккуратнее с тестом! Ты же знаешь, что с ним будет, если ты его слишком грубо вымесишь!
– Прости, папа.
Два старших сына Летиции играли на лестнице за кухней, и стены крохотной комнатки то и дело вздрагивали от их неистовств. Маргарита думала о своей жизни, безысходной и неизменной, и вдруг ей показалось, что серый холодный день и эти старые стены с облезающей краской поймали ее, как капкан. На глаза навернулись слезы, и она вздернула подбородок, пытаясь с ними справиться. Никогда раньше она не позволяла себе поддаться греху уныния и не собиралась делать этого и сегодня.
Потянувшись за солью для опары, которую приготовила Летиция, она заметила, что сестра и отец застыли с раскрытыми ртами. Оказалось, к ним на кухню заявился богато одетый незнакомец с седою прядью в смоляных волосах и тяжелой золотой цепью на шее. Он выглядел очень значительным в накидке из черного бархата и такой же шапочке со стеганым краем.
– Прошу простить мое вторжение. Я стучал, но мне никто не ответил, – снисходительно произнес он хорошо поставленным голосом. – Я Джованни да Удине, помощник Рафаэля, и пришел сюда с сообщением для синьорины Луги.
Маргарита вытерла руки о холщовое полотенце, лежавшее возле миски, обменялась быстрыми взглядами с сестрой и отцом и сделала робкий шаг вперед.
– Это я.
– Да, я вижу, – произнес гость, оценивающе ее разглядывая. Он явно видел ее на набросках Рафаэля, однако не разделял вкусов учителя, как Джулио Романо. Это отчетливо читалось в его взгляде. – Я пришел передать вам просьбу учителя явиться к нему в мастерскую так скоро, как это будет возможно.
– Он уже закончил Мадонну? Уже прошло несколько недель.
– К сожалению, нет, эта работа еще не завершена. Но сделано уже достаточно, чтобы он смог начать подбор красок.
Маргарита изо всех сил старалась не обнаруживать радости в присутствии этого высокого самоуверенного господина. Рафаэль пообещал ей, что пришлет кого-нибудь за ней, но прошло уже много времени, ее жизнь успела вернуться в прежнее, привычное русло, и все происшедшее с нею стало казаться ей волшебным сном.
– Не знаю, когда я смогу прийти, – солгала она, что далось ей нелегко. Этот посланник был очень самонадеян и разговаривал так, будто исход беседы ему давно известен. Кто она такая? Всего лишь очередная натурщица, не более. – Сейчас в нашей пекарне очень горячее время. Мы как раз печем фруктовый хлеб, который заказали наши постоянные покупатели. – Маргарита старалась не смотреть на отца, зная, что увидит на его лице.
– О, сестрица, мы вполне обойдемся без твоей помощи каких-нибудь пару часов, – холодно вставила Летиция.
– А как же Донато?
– Мой дорогой муж только этим утром рассказывал, что старший конюх всем хвалится своим подручным, которого приглашали в мастерскую знаменитого художника, так что еще одно посещение лишь пойдет супругу на пользу.
Значит, все решено. Маргарита колебалась всего одно мгновенье.
– Удобно ли будет вашему учителю, если мы придем в пятницу? Скажем, после полудня, когда мы закончим с последней партией хлебов?
Гость учтиво поклонился, и золотая цепь блеснула в свете печного огня.
– Мне поручено соглашаться на любое время или условие, которое вам будет угодно предложить.
– Любое? – Маргарита приподняла бровь.
– Да, ибо мой учитель придает огромное значение окончанию картины, для которой вы позировали синьорина.
Посланник Рафаэля был изысканно учтив, а необычная седая прядь чрезвычайно его красила. Однако он относился к Маргарите настороженно, да и она не почувствовала к нему никакого доверия.
– Как я понимаю, вы не разделяете выбор своего учителя, синьор да Удине, – проговорила она, провожая гостя до дверей.
– Кто я такой, чтобы одобрять или не одобрять выбор учителя? Я только слежу за тем, чтобы все его замыслы по возможности находили свое исполнение.
Маргариту смутило такое откровенное безразличие.
– Будьте так любезны, передайте ему, что я приду в мастерскую завтра к четырем часам. Надеюсь, это посещение будет последним.
– Как вам будет угодно. – Он снова кивнул. – Я передам ему все слово в слово.
Судя по тону, каким это было сказано, он считал Маргариту глупой девчонкой. Ему, определенно, не было никакого дела, появится она в мастерской или нет.
Луна отражалась от мокрой мостовой. Было пасмурно, на улице моросил дождь, Рафаэль с улыбкой распахнул двери одного из процветающих борделей в квартале дель Ортаччо. Отдав свой плащ привратнику и ступив на широкие мраморные ступени, мастер поморщился, ощутив, как дрожит натруженная рука. И когда он вместе с помощниками входил в украшенную шпалерами и начищенными до блеска медными светильниками переднюю залу, его поясница ныла, напоминая о том, как он склонялся над огромными листами бумаги, склеиваемыми в картон для фрески. Выполнить полноразмерные эскизы для новой комнаты папского дворца, изображавшие битву при Остии, с десятками фигур на втором плане, лодок и кораблей и тщательно прописанными костюмами, было не так-то просто.
До этого Рафаэль сделал шесть набросков для скульптурной группы, призванной украсить часовню Киджи в церкви Санта-Мария дель Пополо, и провел множество часов с Джанфранческо Пенни за их обсуждением. Ему также пришлось навестить место раскопок, чтобы встретиться с новыми советниками по предметам античного искусства. Затем, не заходя в мастерскую, он несколько часов провел на лесах в ватиканской станце, смывая и переделывая на фреске «Пожар в Борго» лицо одной из женских фигур, которое его не устроило.
Он предупредил помощников, что работа будет убийственно тяжелой и что не одному ему придется мучиться от усталости и боли.
«Потрудитесь хорошо, и награжу вас теми женщинами и выпивкой, каких пожелаете», – сказал он своим мастерам. А сейчас пришло время выполнить обещание. В Риме и Флоренции хватало соперников, живописцев и скульпторов, разгневанных тем, что один из них пользуется постоянно растущим спросом и влиянием. Поэтому Рафаэль должен был не только выполнить все заказы качественно и в срок, но и следить за тем, всем ли довольны его помощники.
Поутру у Джулио Романо случилась стычка с Себастьяно Лучиани, который взъелся на Рафаэля и его мастерскую за то, что те, дескать, украли заказы у его учителя, Микеланджело Буонарроти. Молодого и еще не уверенного в своих силах Джулио повергла в смятение стычка из-за ошибок в изображении женщины на фреске, для исправления которых и был вызван Рафаэль.
Сейчас, опускаясь в резное кресло с высокой спинкой, стоявшее возле стола для игры в кости, Рафаэль старался ни о чем не думать. Сегодня ему было просто необходимо отвлечься от работы. И он впервые настоял на том, чтобы Джулио составил им компанию.
– Ты волен делать только то, что захочешь, – заверил его Рафаэль. – Если ты пожелаешь просто есть, пить и смотреть, значит, так тому и быть. Для того чтобы стать настоящим художником, ты должен испробовать все, что предлагает тебе жизнь.
Итак, Джулио, больше из благодарности, чем из интереса, нехотя согласился присоединиться к учителю. Принаряженный в один из камзолов Рафаэля, зеленого атласа, с роскошными прорезными рукавами, и рыже-коричневые штаны, Джулио тихо опустился на соседний стул, рядом с да Удине и Пенни, которые уже успели усадить себе на колени по женщине.