— Ты же хотела, чтобы я тебе позировал. Вот и пошли в мастерскую!
— А почему времени не будет? — Мои глаза снова благополучно закрылись.
— Вечером Лит-ар прием устраивает, ты разве не в курсе?
— Похоже, нет. Ты уже позавтракал?
— Нет, еще не успел. Решил сначала тебя разбудить.
— Молодец, разбудил, — я открыла глаза и уселась на кровати. — Накроешь завтрак, пока я соберусь?
— К тому времени уже ужин накрывать придется, — пробурчал сын и вышел из моей комнаты. В таком состоянии он мне до горя напоминает отражение в зеркале…
По дому восхитительно пахло булочками и кофе. Похоже, не только сыну не спиться.
— Приветствую, Майя, — в кухне что-то колдовала над плитой наша кухарка.
— Доброе утро, леди Таль, — она поставила передо мной поднос с булочками, отдельно — кофе, сахар и молоко.
— Спасибо, Майя. Ваша выпечка выше всяких похвал. В честь чего праздник?
— Спасибо на добром слове. Сегодня прекрасный день, леди, — она улыбнулась светло и открыто, так, как умеет улыбаться только она.
— Аст-ар не пробегал? — Я добралась до кофе с булочкой. Действительно, прекрасный день!
— Юный лорд распорядился о завтраке на две персоны и убежал. — Я усмехнулась. Майя раньше служила у правителя какой-то планетки, лет шестьдесят служила. А на старости лет решила, что хочет покоя. Но работу свою она любит до фанатизма, поэтому пришла к Лит-ару. Хотя, где она увидела покой в нашем доме, для меня осталось загадкой.
К завтраку спустился муж. Сразу же стало ясно, куда и зачем бегал сын.
— Доброе утро, Таль. Приветствия, Майя. — Муж сел напротив меня, отхлебнул кофе. Майя поприветствовала своего работодателя, после чего буквально испарилась с кухни. Я пила кофе и старалась не обращать внимания на Лит-ара. Меня начинало тихо бесить это чопорное утро.
— Милая, я забыл тебя предупредить, у нас сегодня прием.
— В честь чего, интересно знать?
— В честь наших ученых с Арина. Они сделали моей компании огромный подарок.
— Надеюсь, нужный.
— И очень полезный. Новый, принципиально другой вид двигателей! Поэтому сегодня я решил устроить небольшой прием. Талантливых ученых нужно поощрять.
— Лучше бы ты им премию дал.
— А кто сказал, что я зажал премию?! Они еще и проценты получать будут. А прием это так… мелочь, а приятно.
— На сколько персон?
— Я думаю, человек на двести. Две группы ученых со своими половинами и все кровно заинтересованные.
— Не боишься, что твоих людей переманят?
— Не думаю, что кто-то предложит более выгодные условия. Постарайся сегодня вечером быть дома, милая. Обещаю, будет интересно.
— Думаешь, мне пригодятся секретные сведения о межзвездных двигателях?
— Будут не только ученые. Пригласи Эриха, Данте, или с кем ты обычно проводишь время? Можешь пригласить прессу. Сегодня ты хозяйка вечера.
— И это я от тебя слышу??! Конец света уже наступил?
— Таллин, я устал от наших ссор. Пойди мне навстречу хоть для разнообразия. — Я в бешенстве подскочила со стула и унеслась в мастерскую.
Ему ссоры надоели, это ж надо! А мне они доставляют искреннее удовольствие, можно подумать! Мне до чертей зеленых надоело терпеть его оскорбления, притом беспочвенные! А от рукоприкладства я просто млею! От восторга!
По дороге в мастерскую я сквозь зубы шипела все самые грязные ругательства, что только смогла вспомнить. Ссоры ему надоели! Устал он, трепетный страдалец! А мне, значит, лучше всех!!!
Сын сидел в мастерской, насвистывал под нос жизнерадостную мелодию и рассматривал эскизы. Я зарычала. Завтрак на две персоны!!!
— Аст-ар, какого демона ты пригласил Лит-ара к завтраку?!
— Ну-у, он иногда тоже кушать хочет…
— Куш-ш-шать хоч-ш-шет?! — Так, пора прекращать представление, а то сын уже в угол забился.
— Мам, я просто пытаюсь наладить между вами отношения, пока вы друг друга не поубивали.
— А что, есть вероятность?
— Если и дальше такими темпами пойдет…
— Понятно. Присядь-ка в то кресло. — Я кивнула сыну на кресло у окна. Поставила холст на мольберт, приготовила кисти и краски. Сын вольготно развалился в кресле, ноги на подлокотник, голову свесил с другой стороны так, чтобы волосы почти касались пола. Руки Аст-ар положил под голову и выжидательно посмотрел на меня.
Я откровенно любовалась. Большое бледно-бежевое кресло, прозрачно-белая кожа сына, синие волосы и глаза, с вкраплением серебристых искр. Сын надел с утра просторные черные штаны и свободную синюю рубашку. Он, как я, не любил ходить в обуви… Босые ступни свисали с подлокотника кресла.
И я рисовала. Сегодня я видела его лет на двадцать старше, таким, каким он станет когда-то. Черты лица немного заострятся и станут более хищными, его глаза будут огромными, как у меня. Только его глаза больше похожи на портал в бесконечность, а не на клумбу ирисов… Его синие волосы станут немного длиннее лопаток, с серебристыми прядями. Невозможно столько знать и не поседеть. Под просторной рубашкой будут скрываться литые мускулы. А босые ноги станут мозолистыми, как у всех странников.
Из окна на холсте виднелся Атин. Город из стекла и стали. И сын, вольготно устроившийся в кресле. У него даже сейчас понимающие глаза. А что будет потом?
— Мам, сегодня на приеме ты будешь танцевать. Я покажу с кем.
— И что мне за это будет?
— Подарок.
— Какой?
— Не знаю, подарок будет не от меня.
— А от кого?
— Не поверишь. Поэтому не скажу!
— И когда же это произойдет?
— Лет через двадцать…
— Ладно, пошли переодеваться, скоро прием.
— У тебя в мастерской время течет незаметно…
Я задумчиво кивнула. Иногда мне самой кажется, что мастерская находится в другом временном потоке.
— Да, мам, надень то белое платье, в котором ты на аукцион ходила, а волосы подбери. Хорошо? Ты мне так больше нравишься, — сын подмигнул мне.
— Все-то ты знаешь, — проворчала я, но спорить не стала. Все равно Лит-ар то платье еще не видел, волноваться не о чем.
На сборы мне понадобилось чуть больше часа, большую часть времени я убила но, чтобы собрать волосы и сделать из них хоть какое-то подобие прически. Эта грива не желает подчиняться ни расческам, ни средствам для укладки. Потом сделала макияж в серебристо-серых тонах, накрасила серым лаком когти, надела платье и браслеты. И в очередной раз едва не забыла надеть туфли.
Лит-ар вошел без стука в дверь. Так бесцеремонно умеет вламываться только он.
— Привет, Таллин.
— Здоровались, — я продолжала надевать и перекручивать браслеты, изображая хоть какую-то деятельность.
— Замечательно выглядишь, милая.
— Ты пришел мне комплименты рассказывать? Какого черта моя карта заблокирована?
— Я решил, что твои деньги — твои, а мои деньги — наши.
— Ты слишком поздно это решил.
— Таллин, ты помнишь, о чем просил Аст-ар?
— Значит, он и до тебя дошел… — Я не могла поверить, что сын ведет двойную игру. — Ну что ж, милый мой, я соглашусь терпеть твое присутствие только при условии, что ты не будешь лезть в мою жизнь!
— Что-о?! Да как ты смеешь?! — Он резким движением смахнул мою косметику со столика и угрожающе навис надо мной. — Я пытаюсь поддерживать с тобой нормальные отношения, чтобы окончательно не свести с ума нашего сына, а ты мне такое заявляешь?! Ты уже забыла, из какого болота я тебя вытащил?!!
— Какого болота, милый? — Сквозь зубы прошипела я. — Ты меня с кем-то определенно путаешь. До твоего появления у меня были друзья, путешествия и Галерея. А так же счет в банке на несколько десятков миллионов кредитов, если ты забыл! И в твоих деньгах я никак не нуждаюсь, так что будь добр, разблокируй мою карту!!! — К концу речи я сорвалась на крик и подскочила со стула. Теперь мы смотрели друг другу в глаза. Нервный янтарный взгляд встретился с фиолетовым, метающим гром и молнии.
— Хорошо, — неожиданно сдался муж. — Принеси мне бумаги из банка, я все подпишу.