Адриан подымает взгляд на Сэма, который во время этого перечисления начинает нетерпеливо ерзать.

— По-моему, она на совесть выполнила домашнее задание, не находишь?

— Она вырывает из целого кусочек и раздувает его значение до небес, — возмущается Сэм. — Каждую из этих сцен нужно рассматривать в контексте.

Адриан продолжает читать вслух:

В последнем его фильме, "Тьма", который он режиссировал самолично, тоже есть сцена, где юная героиня долго расхаживает по квартире в обнаженном виде, пока готовит ужин для своего с головы до ног одетого партнера.

— Она же думает, что он слепой! — восклицает Сэм.

Адриан в ответ читает вслух:

"Она же думает, что он слепой!" — воскликнул Сэмюэл Шарп. Словно это что-то меняет. Я возразила: "Но нам-то известно, что он зрячий. И это лишь усиливает возбуждающий эффект, не правда ли? Разве не таковы фантазии школьника: стать невидимкой, чтобы забраться в девчоночью раздевалку?" Тут глаза Сэма Шарпа забегали и стали устремляться в сторону зеркала с прямо-таки пугающей частотой.

— Достаточно, тебе уже все понятно. Продажная писака, — говорит Сэм, протягивая руку, чтобы отнять у Адриана газету, но тот продолжает читать вслух. Похоже, это доставляет ему удовольствие:

Я сказала, что мне известно, какой шум он поднял, когда за сцену изнасилования в "Стремнине" его исключили из закрытого клуба. Он заявил, что он тут ни при чем и что "это исполнительница роли устроила бучу, словно до этого никто ее не видел без трусиков". Я спросила, что бы он почувствовал, если бы с него сорвали исподнее на глазах у кучки мрачно молчащих мужчин с железными прутьями в руках. Он возразил: "Актерам приходится иногда выставлять на всеобщее обозрение свою задницу. Выставляю же я напоказ свою душу каждый раз, когда касаюсь пальцами компьютерной клавиатуры".

Адриан отрывается от газеты и вскидывает глаза на Сэма.

— Неужели так и сказал: "Выставляю напоказ свою душу каждый раз, когда касаюсь пальцами компьютерной клавиатуры"?

— Может, и сказал, — в голосе Сэма слышно смущение. — Но все остальное — сплошное вранье и передергивание. Я напишу письмо в газету.

— Напиши. Напиши непременно. Только не посылай, — советует Адриан, откладывая газету в сторону.

— Почему?

— Потому что это признание в собственной слабости.

— Но должен же я что-то делать.

Оба некоторое время молчат и размышляют.

— Можно вывести Фанни Таррант в твоем следующем сериале в виде отпетой нимфоманки, расхаживающей в дезабилье, — предлагает Адриан.

Сэм мотает головой.

— Я уж думал об этом. Не удастся прорваться через адвокатов.

— Тогда можно просто улыбнуться и проглотить пилюлю.

Сэм смотрит в упор на Адриана:

— Было бы больше толку, если бы отпор дал не я, а кто-нибудь другой…

— Ну уж нет, уволь, — отмахивается Адриан.

— От чего?

— Хочешь, чтобы в "Сентинел" написал я?

— Нет, у меня есть идейка получше, — загорается Сэм. — Положим, ты соглашаешься на интервью с Фанни Таррант…

— По-моему, это идейка хуже некуда, — прерывает его Адриан.

— Да погоди… Помнишь, как мы разыграли того репортера из местной газетенки в 69-м? Во время итальянской забастовки?

Адриан смеется.

— Такое не забывается, — и, подняв кулак, декламирует: "Революционный студенческий комитет требует, чтобы профессоров назначали демократически избранные комитеты, представляющие все секторы университета…"

— "Включая вахтеров, официанток и уборщиц", — подхватывает Сэм. — Не забудь!

— "Чтобы экзамены заменили самоаттестацией".

— "Чтобы для студенческих пар были установлены в общежитии двуспальные кровати".

— "Чтобы на семинарах было разрешено курение марихуаны".

— Он все это старательно записал, отнес в редакцию, и ультиматум напечатали на первой полосе "Пост"!

Они дружно смеются над воспоминанием, пока до Адриана вдруг не доходит:

— Но ты же не думаешь, что я попытаюсь обвести вокруг пальца Фанни Таррант? — спрашивает он.

— А почему бы и нет?

— Прикинуться педофилом-наркоманом, который бьет жену смертным боем, так что ли? В расчете на то, что Таррант окажется достаточно глупа, чтобы напечатать подобное?

— Ну зачем так сгущать краски… — морщится Сэм.

Адриан качает головой.

— Нет, Сэм, это не желторотая провинциальная журналисточка. С ней такое не пройдет.

— Да-а. Пожалуй, ты прав, — огорченно вздыхает Сэм. Он глубоко задумывается, хмурясь и невольно гримасничая. И вдруг восклицает: — Постой! — Лицо его светлеет. — Постой. Эврика! Скажем, ты честь по чести даешь ей интервью, но, пользуясь случаем, пишешь разгромную штуку о нейи посылаешь в какую-нибудь другую газету?

— Как это?

— Ну, помнишь сатирические скетчи о разных человеческих типах, которые ты сочинял для нашего студенческого журнала? "Каналья-капеллан, охочий до клубнички", "Проректор-проныра". Ну, что-нибудь в этом роде.

— Что-то вроде "Интервьюер-интриган"?

— Да, в общем и целом. Если будет понятно, о ком идет речь, пристроить будет проще простого. Немало людей охотно поглядят, как Фанни Таррант приводят в чувство. Я знаю человека в "Кроникл", который это с руками оторвет.

— Не сомневаюсь, Сэм, но…

Сэм вприпрыжку носится по комнате, наслаждаясь блеском своего замысла.

— Отплатить сучке ее же монетой! Ты берешь у нее интервью, пока она думает, что это онаего берет! Раскопать всю ее подноготную. Узнать, какого хрена ей надо. Откуда столько зависти. Столько злобы. Все разложить по полочкам. Пусть отведает собственного варева. Разве не здорово?

— А ты не думаешь, что она заподозрит неладное, если я ей позвоню и скажу, что передумал?

— Не-эээ. Ты и представить себе не можешь, до чего они наглые, эти людишки. Они думают, что весь мир умирает от желания дать им интервью.

— Вряд ли я произвел на нее такое впечатление, — сомневается Адриан.

— Ну, тогда мы найдем кого-нибудь другого, кто позвонит от твоего имени, — не сдается Сэм. — Твой агент! Идеальное алиби: ты вскользь упомянул о предложении Таррант, и он уговорил тебя принять его.

— Джеффри был бы в восторге, если бы мое имя снова появилось в газетах, но…

— Вот видишь! — вскрикивает Сэм. — У тебя потрясающе получится. Вверни заодно словцо-другое про культуру перемывания косточек. Получишь удовольствие от работы.

— В твоем плане есть один просчет.

— Какой же? — недоумевает Сэм.

— Я подставлюсь, и Фанни Таррант привлечет меня к суду за клевету.

Сэм ненадолго замолкает, но тут же говорит:

— Совсем необязательно.

— Необязательно?

— Да… Она не всегда ведет себя так стервозно.

— Ты вроде бы не мог вспомнить, читал ли ты раньше ее писанину.

— Мне разок попалась вполне приличная вещица о ком-то. Кто же это был? — Наморщив лоб, он пытается вспомнить.

— Наверное, мать Тереза? — шутливо подсказывает Адриан.

— Бог мой, да нет же, из-за матери Терезы она просто лопалась от злости, — отмахивается Сэм.

— Мать Тереза давала ей интервью?

— Нет, это было в какой-то из ее постоянных колонок… От одной только мысли, что человек может быть по-настоящему добр и не на шутку знаменит, Фанни Таррант на стену лезет.

— Ну, по этой части мне ничего не грозит, — смеется Адриан.

— Послушай, — серьезно заявляет Сэм. — Эти люди не могут писать одни толькопасквили, иначе никто не согласится разговаривать с ними. Время от времени им нужно печатать что-нибудь человеческое, иначе придется закрывать лавочку. Держу пари, что она выбрала тебя в качестве следующего доброго малого.