— А ты надеялся, что вакансия достанется тебе?

Судя по выражению лица Сэма, Адриан попал в точку.

— Брось, Адриан. Я же твой старый товарищ. Сделай это для меня. Ну пожалуйста! — и Сэм театрально бухается перед Адрианом на колени.

Элинор, переодевшаяся в просторный ситцевый балахон, появляется в комнате.

— Что тут происходит? — спрашивает она со смехом.

— Он хочет заказатьмне Фанни Таррант, чтобы я с ней поквитался, — объясняет Адриан.

Сэм поспешно и неуклюже подымается с колен и мямлит:

— Ну, когда Адриан сказал мне, что она сгорает от желания взять у него интервью…

Элинор переводит взгляд на Адриана.

— Фанни Таррант хочет проинтервьюировать тебя?

— Она обмолвилась об этом, когда звонила по поводу Сэма.

— Идея заключается в том… — пытается прорваться Сэм.

— С какой стати? — все внимание Элинор сосредоточено на Адриане.

— Не знаю. Наверное, пыталась меня умаслить.

— Идея, понимаешь, состоит в том, — не сдается Сэм.

— Идея Сэмасостоит в…

— Моя идея состоит в том, что Адриан соглашается на интервью с Фанни Таррант ради того, чтобы написать о ней разгромную статейку… не говоря ей ни слова, конечно… — Сэм тарахтит, потирая руки, а Элинор по-прежнему не сводит глаз с Адриана. — С каждой минутой мне это все больше нравится. В результате может родиться совершенно новый жанр. Всякому терпенью есть предел! Художники дают сдачи. Черт возьми, самое время. Эти молодые говнюки слишком долго творили, что хотели. Сколько можно скрипеть зубами и делать вид, что ничего не происходит? Почему бы нам для разнообразия не сорваться с цепи и не врезать этим гадам по полной? Художники всех стран, объединяйтесь!Нам нечего терять, кроме своей честной игры. — И он тычет кулаком в воздух.

— Не глупи, Сэм, — по-матерински одергивает его Элинор, словно перевозбудившегося ребенка. Адриан сует под мышку "Сентинел ревью" и бочком пробирается к двери. — Куда это ты собрался? — останавливает она его.

— В туалет, прошу прощения.

Сэм показывает на газету.

— С этим?

— Надо же что-то почитать, — с этими словами Адриан покидает комнату.

— Подотрись ею! — кричит Сэм ему вслед.

— Зачем так волноваться? — обращается к нему Элинор. — Это всего лишь ничтожная статейка, написанная ничтожной журналисточкой.

— Да, но ее прочтут все мои знакомые, — нервно меряя шагами комнату, возражает Сэм. — В эту самую минуту по всему Лондону и всем соседним графствам за тысячей столов воздух дрожит от смеха, как от дыма жертвенника. — Он берет в руки керамическую вазу. — Красиво. Твоя?

— Да.

— Очень изящно… Ты продаешь свои вещи?

— Не тебе. Если нравится, возьми в подарок.

— Не может быть и речи. Сотни достаточно?

— Слишком много.

— Я дам тебе семьдесят пять. — Он достает чековую книжку.

— Чересчур щедро. У меня остались только разрозненные предметы… Семидесяти пяти более чем достаточно.

— У тебя настоящий дар. — Сэм садится за стол и выписывает чек. — Элли, скажи, я на самом деле такой кусок дерьма, как пишет эта сучка?

Элинор делает вид, что ей нужно подумать, прежде чем ответить. Она переводит взгляд на потолок, потирает подбородок.

— Ну ладно, я немножко тщеславен, — признается Сэм, — но у меня есть все основания гордиться собой. Три награды БАФТА, две — от Национального общества телевидения, одна — "Эмми", одна — "Серебряная нимфа"…?

— "Серебряная нимфа"?

— Да. С телефестиваля в Монте-Карло, там вручают "Серебряную нимфу". Еще золотая коровья лепешка из Люксембурга — по крайней мере так она выглядит. Пожалуйста, — он протягивает ей чек.

— Спасибо.

— А теперь, когда я взялся за настоящий игровой фильм, может, я и "Оскара" получу.

— О чем фильм?

— О Флоренс Найтингейл.

— Да что ты о ней знаешь?

— Побольше, чем продюсеры, а это главное. Сценарий на самом деле уже имеется. Они хотят, чтобы я его переделал.

— Полагаю, сцена с голой Флоренс Найтингейл там предусмотрена?

— Смейся, смейся. Мне, Элли, предложили триста тысяч долларов за месяц работы. И дом с бассейном на Беверли-хиллз на это время.

— Ну и ну!

— А что мне радости, если успех не с кем разделить? — хнычет Сэм, явно пережимая. — Я один-одинешенек в своем роскошно обставленном загородном доме, слоняюсь по комнатам, устланным коврами, в которых утопает нога, и прислушиваюсь к тиканью часов, моля Бога, чтобы зазвонил телефон.

— Ты же сказал, что был очень занят, даже не мог приехать к нам? — напоминает Элинор.

— Я изанят, иодинок. Это всеобщее бедствие. В наше время и в нашем веке оно встречается на каждом шагу. К тому же… — голос Сэма замирает.

— Что к тому же?

— Ну, понимаешь, в этом нелегко признаться, но, честно говоря, Элли, мне стало трудно встречаться с Адрианом. Ты же помнишь, как было раньше. Он писал свои романы, я — свои пьесы. И мы рассказывали друг другу, как идет дело. Теперь я являюсь и начинаю трепаться о своих планах, а у него ни черта нового, и рассказать нечего. Это все равно, что играть в теннис с безруким противником.

— Адриану это неважно.

— А мне важно. Из-за этого я чувствую себя… бахвалом.

— Ну что ты, — сухо успокаивает его Элинор.

— Он стагнирует. Вы оба пребываете в состоянии стагнации.

— Ничего подобного, — не соглашается Элинор. — Я занимаюсь своей керамикой, Адриан — антологиями.

— Вы не двигаетесь с места.

— Очень даже двигаемся — гуляем по холмам в Даунсе. Ездим к морю.

— Я не о прогулках и поездках.

Элинор принимается вытаскивать газеты из-под дивана и аккуратно складывать в стопку.

— Если ты имеешь в виду премьеры, презентации с банкетами, "Граучос" {11}и тому подобное…

— Да, именно тому подобное.

— Мы утратили к этому интерес.

— Адриан, может, и утратил, а ты — нет. Иначе зачем бы ты выписывала все эти воскресные газеты?

Элинор улыбается с хитринкой.

— Из-за накладки.

— Если бы ты вышла за меня, ты бы всюду бывала, а не читалао том, что где происходит.

— Сегодня утром это не кажется такой уж заманчивой перспективой.

— Да уж! — соглашается Сэм. — Накладка. — Напоминание о Фанни Таррант ввергает его в тоску. — Сучка! — После паузы он продолжает: — Почему Адриан бросил писать?

— Только романы. Говорит, что устал от них.

— Писатели не уходят в отставку. Никто не делает этого по доброй воле.

— Он перешел на публицистику, — отбивается Элинор.

— Ты имеешь в виду его антологии? Для этого нужны лишь ножницы и клей.

— А как же предисловия?

— О да, предисловия, — иронизирует Сэм. — Элли, ради Бога, Aдpиaн Ладлоу был когда-то самым многообещающим английским романистом.

— Ну, это было очень давно, — бросает Элинор резко, словно задвигает открытый по ошибке ящик. — Сэм, я не хочу обсуждать это с тобой вот так, в отсутствие Адриана.

Он подкрадывается к Элинор сзади и кладет руки ей на талию.

— Если бы мы были любовниками, это звучало бы более естественно, — шутливо замечает он.

Элинор ловко высвобождается из его объятий.

— Ты хочешь помириться с Лорой?

— Лора осталась в прошлом. Это была ошибка с самого начала.

— Мне всегда казалось, что ты слишком стар для нее.

— Нет, это она была слишком молода для меня, — парирует Сэм. — Но ты права. Мне нужна зрелая женщина.

— Надо было держаться за Джорджину.

— Ты хочешь сказать, что Джорджине следовало держаться за меня. — Сэм мрачнеет при упоминании о первой жене. — Я все думаю, не Джорджина ли сказала этой сучке, что я ношу…

— Накладку? — подхватывает Элинор. Сэм явно раздосадован.

— Прости, Сэм, я не хотела задеть тебя. Тем более сегодня.

В знак примирения она целует его в щеку. Он обнимает ее за шею и целует в губы. Элинор сначала отвечает ему, но тут же отталкивает: