Джеред улыбнулся, мечтая в один прекрасный момент сдавить руками прекрасную шею этой красотки.

— Я задушу ее, Эпплгейт. Вот увидишь!

— Задушишь, кап? О, нет. Ты не должен этого делать. Я думаю, не ее вина в том, что она стала такой, — мягкосердечный по натуре Эндрю Эпплгейт не держал зла на свою мучительницу.

Но Джеред не собирался так легко все прощать.

— Не ее вина?!

— Нет, кап. Подумай, чему мог научить дочь этот чернобородый язычник. В конце концов, — Эпплгейт склонил голову набок, — она прелестна. Жаль убивать девушку с такими красивыми глазами…

— Бог мой! Да вы только послушайте его! — воскликнул Люсьен, который, как и Джеред, не питал нежных чувств к Квинтине Тийч. — А ты хоть раз задумался над тем, сочувствует ли она нам? — он яростно сплюнул. — Да она даже плевка не стоит.

— Безусловно, Квинтина Тийч такая же, как и ее отец, — проговорил Джеред. — Может быть, даже хуже, хотя такое вряд ли возможно. Насколько я слышал, его неистовость и непредсказуемость делают этого человека опасным, как пороховая бочка.

— Даже еще опаснее, — подхватил Люсьен и рассказал о тех варварских методах, с помощью которых Черная Борода держал в подчинении свой сброд.

Он поведал о том, как однажды ночью Черная Борода вместе со штурманом Хэндом и другими пиратами распивал ром в своей каюте. Под столом у него на коленях лежало два пистолета. Неожиданно он взвел курки, задул свечу и выстрелил.

— Выстрелил? — переспросил Эпплгейт.

— Да, хладнокровно выстрелил в Хэнда.

В трюме повисло напряженное молчание.

— …и убил его? — наконец спросил Эпплгейт.

— Нет, только прострелил ему колено, но искалечил парня на всю жизнь.

Джеред тоже слышал эту историю. Когда Черную Бороду спросили, почему он это сделал, тот ответил, что если время от времени не убивать или не калечить кого-нибудь из своей шайки, они скоро забудут, кто у них главный. Его дочь такая же жестокосердная. Иначе как она может спокойно взирать на то, как Джеред и его матросы медленно умирают в трюме? Если бы не этот низенький лысый человек, которого Квинн держит при себе в качестве первого помощника, они бы уже давно умерли от голода.

Жалея их, Пиквит тайком приносил пленникам хлеб, воду и апельсины, и только благодаря этому в них еще теплилась жизнь. Он также сбросил ключ, и Джеред смог освободить от цепей руки. Капитан подолгу разминал пальцы и кисти, стараясь сохранить их силу и не замечая того, что с каждым днем слабеет все больше и больше.

— Я… я так голоден, кап, — слабым голосом начал Эпплгейт. — У меня даже кружится голова. Не могли бы мы…

— Нет! — отрезал Джеред. — Нет!

— Нет! — поддержал его Люсьен, хотя так же, как и все, страдал в заточении.

— Разве мы не можем… притвориться? — робко спросил Эпплгейт.

— Нет и еще раз нет! — жестко ответил Джеред.

Страдания Эпплгейта усугубляли его собственные, но он оставался непреклонен. Однако, пытаясь подняться на ноги, капитан вдруг отчетливо понял, насколько ослаб. Неужели, действительно, скоро наступит конец, и ему суждено сгнить в этом проклятом трюме?

Дни проходили за днями, и Джеред слабел все больше, постепенно привыкая к мысли о неизбежной смерти.

Однажды, находясь в полуобморочном состоянии, ему показалось, что он слышит голоса, мужской и женский. Но это, действительно, оказалась Квинн.

— Поживее, ты, сукин сын!

Квинн обуревали противоречивые чувства, когда она смотрела, как два здоровенных матроса сдвигают тяжелую металлическую крышку решетки. Сегодня Квинтина решила в последний раз навестить капитана Камерона и спросить его, не хочет ли он стать пиратом. Но то, что предстало ее взору, потрясло девушку до глубины души.

— Капитан?..

Он медленно, с трудом выпрямился. Господи, куда подевался тот гордый человек, каким она увидела его на палубе своего корабля? Где мужчина, снившийся ей по ночам? Джеред выглядел очень худым и бледным. Лохмотья свободно болтались на нем; когда-то золотистые волосы спутались и потемнели; густая щетина покрывала красивое лицо.

— Я… я не сдамся, — упрямо прошептал он, стараясь беречь силы.

— Капитан Эйвери…

Квинн с трудом подавила готовый вырваться наружу крик и едва сдержалась, чтобы не броситься Джереду на помощь.

— Пришла позлорадствовать? — спросил он, покачиваясь от слабости и щурясь от света, но по-прежнему сохраняя гордый вид.

— Нет!..

Квинн была напугана и пристыжена: ведь это ее бессердечные приказы довели капитана до такого состояния. Она отвернулась, будучи больше не в силах выносить это зрелище.

А Джеред, не обращая на нее внимания, с жадностью вдыхал свежий воздух, который сейчас был для него дороже золота. Голова его постепенно прояснилась.

— Я еще раз повторяю: добровольно мы никогда не присоединимся к вам, — прохрипел он.

Господи, какое это теперь имело значение? Квинн видела, до чего довела его, и страдания Джереда причиняли ей боль, словно она сама находилась в вонючем трюме.

— Что ж, значит так тому и быть, — выдохнула Квинн.

Джеред не понял, что она имела в виду. Очевидно, теперь их казнят. Как же эти злодеи поступят с ними: вздернут на реях, обезглавят, пристрелят или отправят по доске в море? Как бы там ни было, он собирался храбро встретить свою смерть.

— Так тому и быть, — глухо повторил Джеред.

— Так… так… тому и быть, — пролепетал Эпплгейт, дрожа всем телом.

— Так тому и быть, — побледнев, эхом сказал Люсьен.

Сердце Квинн пронзило острой болью. Она закрыла глаза и сжала кулаки. Неожиданно, приняв какое-то решение, девушка отрывисто бросила:

— Пиквит, выведи их отсюда!

— Вывести? — помощник взглянул на Квинн, потом — вниз, в трюм, затем — опять на своего капитана. — А что потом?

Властным тоном — пусть другие думают, что хотят: она здесь главная и будет делать то, что ей нравится — Квинн приказала:

— Проследи за тем, чтобы все они были вымыты.

Она поморщилась, словно вонь, исходящая от пленников, оскорбляла ее.

— Проследить, чтобы их вымыли, — Пиквит вопросительно поднял бровь, но тут же быстро опустил голову. — Есть, капитан, — он протянул Джереду руку. — Давай, давай!

Джеред хотел что-то сказать, но закашлялся. У него ужасно кружилась голова. Когда он попытался поставить ногу на ступеньку, его вдруг качнуло в сторону. Наконец-то настал момент, о котором Джеред так долго мечтал. Вот она, их мучительница, всего в нескольких шагах от него, но не осталось сил даже поднять руки. Джеред шагнул к дочери Черной Бороды и тут же упал навзничь. Все вокруг погрузилось во тьму.

Поначалу Джереду снились спокойные сны, но постепенно из них стали складываться ужасные видения: вот он снова ребенок, одинокий, испуганный, бродит без отца и матери по булыжным улицам Эдинбурга… Ему ужасно хочется есть…

— Пожалуйста… еды…

Увы, никто не проявляет к нему сострадания. Джереду некуда идти. Впереди — длинный темный тоннель, там — свет…

— Помогите…

Кто-то закрывает его; он протягивает руки, пытаясь за что-нибудь ухватиться.

— Нет!

Им не удастся схватить его… запереть… он не позволит сделать это…

— Уйди с дороги, дьявол! — шепчет Джеред, чувствуя сквозь пелену сна на своей груди чьи-то руки.

Как темно… ему хочется назад, к свету. Куда они ведут его? Нужно бежать, освободиться, вернуться домой, в Шотландию…

До Джереда доносились какие-то голоса: говорили о нем. Он пытался прислушиваться, но то погружался в сон, то снова выныривал из него.

Когда кто-то положил ему на лоб руку, Джеред немного успокоился, чувствуя свет и тепло. Он явственно ощущал рядом с собой чье-то присутствие, но не мог открыть глаза, а лишь полностью отдался во власть приятных прикосновений. По его телу скользило что-то мягкое, теплое и влажное, вверх-вниз, вдоль рук, груди, спины, бедер…

— М-мм…

Он расслабился, каждой клеточкой своего существа наслаждаясь этими волшебными ощущениями. Ему было так уютно, хорошо; Джеред чувствовал себя в полной безопасности.