— Как, Марвуд, ты уже все организовал? — забеспокоилась Арабелла. — Но куда? Когда? Ты просто высказывал предложение, но я не приняла его всерьез. Я думала, тебе надоели до смерти поезда и самолеты!
— Нисколько. Мы направимся в малонаселенную часть Испании. Горы, маленькие деревушки, простой, здоровый образ жизни. Никаких пляжей и серфинга. Только мы вдвоем, местные жители и солнце. Как на твой вкус, бельчонок?
— На мой вкус божественно, — проговорила Белла и, на мгновение прижавшись лбом к его груди, вскинула голову: — И надолго, Марвуд?
— Недель на шесть или пока нам не надоест.
— Мне это никогда не надоест! — воскликнула Арабелла. — Я прямо сейчас побегу собираться.
— А как твоя работа?
— Ничего, Марвуд, работа подождет. В самом деле подождет.
— Нет никакой спешки, бельчонок. Мы вылетаем только через три дня. Мне самому нужно еще кое-что тут сделать.
— Что еще сделать? — удивилась она.
— Так, кое-какие дела, — неопределенно ответил он и повернулся, чтобы приласкать Молли, которая, покрутившись возле его ног, села и трогала его лапой, добиваясь внимания.
Керни вышел от них, унося в памяти картину — Марвуд склонился к маленькой собачке, и Арабелла с нежностью наблюдает за ними, и в глазах ее пылает пламя, которое она не в силах скрыть. Внезапно Керни остро ощутил свое одиночество. Каково это — иметь рядом близкого, родного человека?
Прежде чем вернуться в Шерингфильд, он немного поездил по округе. Обычно быстрая езда притупляла чувство одиночества. Но сегодня оно явно не собиралось его покидать. Он думал о сиделке — о выражении, которое появлялось в ее глазах. Этот особенный взгляд она предназначала Дадли Марчмонту… Теперь Арабелла не сможет повидать Марчмонта — она уезжает в отпуск. Но это и не обязательно, ведь няня Ричмонд через день вернется в свое отделение.
А до отъезда Арабеллы остается три дня. Он с улыбкой представил, как она проведет эти дни — в суете, хлопотах. Надо устроить в свободной спальне миссис Пилмер, проинструктировать ее, как ухаживать за собакой и следить за домом. Удачно, что Альф Пилмер дежурит по ночам. Его жена будет рада пожить в компании собачки. А Альф согласится поработать в саду ради отдыха после трудов праведных на новенькой нарядной садовой мебели Арабеллы. Как в прошлом году.
Этот отдых с мужем — как манна небесная для Арабеллы. Она все притворяется, что не возражает против долгих отлучек мужа.
Проезжая через город, он увидел сиделку Ричмонд, она стояла на ступеньках городской библиотеки и просматривала книги, которые держала в руках. Она очень удивилась, когда увидела его.
— Я хотел подвезти вас до больницы, если вы не против, — проговорил он официальным тоном. — Мне в любом случае надо поговорить с вами.
Ее изменившееся лицо ясно выразило, что она думает по поводу его приглашения: как это нечестно и низко — заманивать ее туда, откуда она не сможет вырваться, пока он станет ее пропесочивать. Он снисходительно улыбнулся.
— Я просто хотел сказать, что вовсе не ругал вас утром. Я только хотел убедить вас, что для больных лучше, если вы будете сохранять дистанцию.
Она молчала, и он начал сердиться. Его слова в очередной раз били мимо цели.
— Хорошо, я попробую объяснить иначе. У вас есть брат?
— Даже два.
— Взрослые?
— Да, им двадцать шесть и двадцать четыре.
— И как бы вам понравилось, няня Ричмонд, если бы один из них попал в больницу, и там какая-нибудь сиделка стала о нем заботиться, и он оказался во всем от нее зависимым… решил бы, что не может обходиться без ее поддержки?
— Если вы имеете в виду то, сэр, как от меня зависит мистер Филби, то я была бы рада, — ответила она серьезно.
— Я имел в виду другое, — с досадой произнес он. — Что вы будете делать, когда мистер Филби выпишется из больницы? И — а это более важно — что будет делать он?
— А скоро он собирается выписываться? — спокойно спросила она.
— Вы прекрасно понимаете, что я не могу ответить вот так сразу.
— В любом случае, сэр… может быть, вы не знаете, что у него вообще не было желания жить, по крайней мере сначала. Он ведь потерял жену в горах, они были в экспедиции вместе. Он получил травму, когда пытался ее спасти.
— Это мне, разумеется, известно, — напомнил он.
— А вам известно, сэр, что он обвиняет себя в ее гибели? И не представляет себе дальнейшей жизни без нее?
— И вы вообразили, что именно вы вернули ему желание жить? — спросил он. И если вопрос прозвучал насмешливо, то только потому, что он убежден был, что так необходимо. Для сиделки это опасный путь.
— Вовсе нет. Но я должна была попытаться помочь ему. Так ужасно было смотреть, как он лежит и терзается. Он словно заледенел, было видно, что его мучает не только физическая боль… Он опытный альпинист, а она нет. Он рассказал мне, как уговаривал ее пойти с ним. Она боялась, но не хотела, чтобы он счел ее трусихой.
— Вам следовало оставить его в покое, — непреклонно отчеканил Керни.
— Но я должна была хоть чем-то его заинтересовать. Ведь ему придется как-то зарабатывать на жизнь. Он не богат, жил только на заработки. И еще есть ребенок.
— Какой ребенок? — спросил он, припарковывая машину в тени у задней стены больницы и поворачиваясь к ней лицом.
— Он рассказал мне об этом как-то, когда ему было особенно плохо. Это ребенок его сестры. Родители умерли, и о девочке заботился он. Она сейчас в интернате, и нужны деньги, чтобы за нее платить. А заниматься альпинизмом он больше не сможет, ведь правда?
— Не думаю, хотя категорически утверждать еще рано. Во всяком случае, это уже не наша забота. Мы можем только подштопать его, — произнес он сухо.
Упомянув о ребенке, она задела его за живое. А если бы ребенок остался от Арабеллы и он взялся бы вырастить его и вдруг покалечился — а ему в его профессии тоже нужны здоровые руки и ноги! И если бы кто-то пытался помочь ему, как эта девушка, вернуться каким-то образом к активной жизни?
— Я не хотела вмешиваться в его жизнь, сэр. Я знаю, что нам это не полагается. Это первое, чему нас учили в колледже. Я не собиралась навязываться, просто я волнуюсь за больных, и, если кому-то нужна моя помощь, я пытаюсь помочь, насколько в моих силах. Я и не делаю ничего особенного, но что-то сделать я просто должна…
Он понял, что бесполезно дальше убеждать ее. А когда она вышла из машины и, пройдя вдоль стены, исчезла в дверях, он также с горечью понял, что все равно станет и дальше бранить ее. Он не мог позволить своим подчиненным своевольничать. В таком заведении, как больница, это неправильно, неразумно и даже небезопасно. Он обязан пресекать подобное поведение. И все же он не мог сказать, что делал это с удовольствием.
Назавтра над городом свирепствовали грозы. В палатах горел свет. Дождь барабанил с такой силой, что было видно, как капли отскакивают на несколько дюймов от асфальта. Ходячие больные наблюдали за разбушевавшейся стихией из окон и, мрачно смакуя, описывали виденное своим прикованным к кроватям собратьям по несчастью.
Сиделкам же было не до капризов погоды, они были слишком заняты. В отделении Терезы Треси больные пребывали в особенно угнетенном настроении, потому что им не хватало их любимой няни Ричмонд. Она вернулась назад в свое спинномозговое отделение. Во время обхода Керни видел, как она склоняется над Джефри Филби, и у него вдруг что-то защемило в груди. По лицу больного было ясно, что он полностью зависит от нее. Она была единственная, кого он ждал и хотел видеть.
Может быть, тактично посоветовать главной медсестре, чтобы девушку перевели в женское отделение? Там от нее точно не будет вреда. А еще лучше — в детское! Но он отлично знал, что главная предпочитала сама разбираться со своим персоналом и воспримет подобный совет от хирурга как вмешательство в ее хозяйство.
Напряженно подняв плечи и сердито нахмурившись, Керни как раз выходил из отделения, когда его позвали к телефону. Едва взяв трубку, он услышал непривычно резкий голос Арабеллы: