— Наверно, на улице. Но точно я не знаю.

Я смотрела на Петру в упор — в полной уверенности, что она не ответит мне тем же. Ну что бы ей чуточку повеселеть! Такое впечатление, что ее уныние (в чем бы ни заключалась его суть) настрой постоянный и добровольный. Подошел официант, и она заказала еще одну «Маргариту». Я заказала «манхэттен», просто за компанию. И чтобы взбодриться, восстановить растраченную энергию.

Когда официант удалился, я спросила:

— Может, хочешь поговорить, Петра, облегчить душу?

Она посмотрела на меня так, словно я попросила у нее денег, — с удивлением и обидой. И не ответила, просто отвернулась, и всё.

— Тебе никогда не приходило в голову, что другие люди тоже бывают несчастны? — сказала я, думая о Лили, о Мег и Майкле. О себе.

— Почему? Приходило, конечно.

— Тогда незачем вести себя так, будто тебе невыносимо поделиться с нами. Это не твоя личная собственность.

— Что не моя собственность?

— Печали! — сказала я. Наверно, даже выкрикнула. Несколько человек, в том числе Лина Рамплмейер, оглянулись на нас.

— Отчего ты не танцуешь? — спросила Петра. — Разве ты не для этого нас сюда притащила?

— Я притащила вас сюда, чтобы выповеселились.

— Врушка, — сказала Петра, не повышая голоса. — Ты притащила нас сюда, чтобы шпионить за доктором Чилкоттом.

Я определенно побледнела. Не потому, что Петра назвала меня врушкой, и не потому, что она была права, по крайней мере отчасти, а потому, что она произнесла имя доктора.

— Не стоит упоминать этого человека. — Я думала только о безопасности Лили, но сказать-то об этом не могла, вот и добавила: — Вряд ли он хочет афишировать свое присутствие здесь.

— Ты его защищаешь? — Петра чуть не рассмеялась.

— Нет, конечно, просто, упоминая его имя, ты привлекаешь внимание к тому обстоятельству, что нам известно… — Я осеклась, чтобы не проговориться.

— Надоело мне все это хуже горькой редьки! Спасибо, СЫТА ПО ГОРЛО! — Она провела ребром ладони под подбородком и придвинула стул поближе к столу.

Официант принес нам коктейли.

Изобразив очаровательную улыбку, я поблагодарила.

Петра поднесла ломтик лайма к губам, пососала.

— Если кто-то здесь совершил убийство, почему бы, черт подери, не пойти в полицию — пусть они разбираются, а?

Слава Богу, говорила она тихо. Как бы обращаясь к лайму, который вынула изо рта.

Хоть бы Лоренс поскорей вернулся. Если Петра будет продолжать в таком духе, скандала не миновать, она всех нас, не говоря уже о Лили, подведет под монастырь.

Я попробовала направить разговор в другое русло.

— Ты не находишь, что Лина чудесно выглядит?

Петра ответила во весь голос, раздраженно, и слова ее я повторить не рискну.

Лина оглянулась, подняла царственную бровь. Я качнула головой и, стараясь ее успокоить, одними губами произнесла:

— Извините. Она выпила лишнего.

— Ничего подобного! — запротестовала Петра.

Вот тут-то и началось.

— Нет, вы пьяны, — объявил Питер Мур, обернувшись в нашу сторону; сидел он рядом с безмолвной Кэролайн. — Вы очень и очень пьяны, мисс.

Питер и сам успел основательно нагрузиться, иначе бы не запамятовал, что с одной рукой равновесие не удержать и все кончится падением. Так и вышло, он начал сползать на пол. Как в жутковатом киношном фарсе. Падал он в сидячем положении и увлек стул за собой. Мало того, Лина Рамплмейер, видя, что он падает, схватилась за пустой рукав блейзера, послышался треск, и, когда Питер замер у ног Петры, злополучный рукав остался у Лины в руках — этакое гротескное memento mori [38]об утраченной Питеровой руке.

Клянусь, в зале воцарилась гробовая тишина.

— Как же мы его поднимем? — надтреснутым голосом изрекла Кэролайн. — Он ведь накрепко застрял между столами. Помогите!

— Не надо кричать! — прицыкнула я. — Здесь полным-полно людей, вполне способных прийти на помощь… — Людей впрямь было полным-полно, хотя никто из них не делал поползновений устремиться на выручку Питеру Муру.

В конце концов встал Айван, обошел вокруг стола и попытался присесть возле друга на корточки. Но приблизиться к нему оказалось невозможно.

— Вот если бы миссис Поли встала… — сказал Айван.

Но Петра наотрез отказалась.

— Ох, вы в самом деле полная дура! — Айван выпрямился во весь рост, цапнул Петру за плечо и скомандовал: — А ну, вставайте!

Между тем наш столик обступили зеваки, некоторые даже танцевать бросили, чтобы поглазеть на инцидент, и стояли, не размыкая танцевальных объятий. Поодаль по-прежнему мяукала музыка.

Кэролайн почему-то вообразила, что Петра напала на Айвана Миллса, и решила вступиться за него, огрев Петру по спине своей сумочкой.

— Перестаньте! — воскликнула она. Растерянное детское лицо исказилось от ужаса.

Я оцепенела в полном замешательстве.

— Спокойно! Спокойно! Что здесь происходит? — послышался чей-то голос за спинами зевак.

Тот самый негр. Протиснулся сквозь толпу.

Одной рукой он сгреб Айвана, другой — Кэролайн и оттащил их от Петры.

— Прекратите! Прекратите, говорю!

— Боже, какой кошмар, — сказала Лина. — Кошмар! Что же нам делать?

— Прекратите, говорю! — повторил негр. — Все посторонитесь.

Охотно, подумала я. Впору сквозь землю провалиться.

Народ отступил на несколько шагов, так что негр смог подойти к Петре и поднять ее со стула. Она улыбалась. Так бы и убила ее!

— Кто знает этого человека? — спросил негр, глядя на Питера Мура.

— Я, — сказал Айван. — Как раз пытался подойти к нему, когда вы встряли. — Он свирепо смотрел на негра. — Не возражаете?

— Прошу! — ответил тот, жестом предлагая Айвану пройти вперед, а когда Айван поравнялся с ним, воскликнул: — Ого! А вы и впрямь сущий баскетболист!

— Да. А вы и впрямь чернокожий.

Мы замерли.

Пять-шесть долгих секунд негр молчал, потом рассмеялся.

По-моему, на эти пять-шесть опасных секунд он совершенно забыл, кто он такой, где находится и что здесь делает.

Но потом вспомнил.

Сомневаюсь, что Айван когда-нибудь догадается, почему его пощадили.

131. Айван присел между столиками на корточки и сказал:

— Питер? С тобой все в порядке?

Негр, покачав головой, сообщил нам:

— Мистер Питер крепко спит. Вот в чем дело. Устал, только и всего.

Народ начал потихоньку расходиться.

Я села. Петра тоже, передвинув стул на другую сторону стола. И Лина села, аккуратно сложив Питеров рукав. Потом закурила черуту, пальцы у нее дрожали. Кэролайн сидела в полном оцепенении. Только Айван, по-прежнему стоя, счел за благо сказать:

— Вы небось думаете, мне за него стыдно.

— Нет-нет, — забормотали мы. — Сядьте.

— Жизнь у него была кошмарная. Вам не понять. Да и раньше никто не понимал.

— Мы очень даже понимаем, — сказала я. — Прекрасно понимаем. Сядьте.

— Не сяду! Питеру черт знает как досталось во время войны. Его снова и снова забрасывали во Францию…

— Сядьте…

— И возвращался он всякий раз с все более страшными увечьями. У него десять медалей. Десять! Ему переломали руки и ноги, пальцы на руках и ногах — но вам этого не понять!

— Сядьте…

Невыносимая ситуация. Мы любили его. Почему же он думал иначе? Он вспотел. Но замолчал. Одного за другим обвел нас взглядом, потом сказал:

— Извините! — и улыбнулся.

После чего сел.

Лина позвала официанта.

132. В конце концов они таки подняли Питера Мура на ноги и увели, но случилось это, уже когда мы вышли из зала. Издалека мы видели, как Айван и Кэролайн тащили его через парковку.

Лоренс, притихший и трезвый — даже без сигареты в зубах, — появился минут через десять — пятнадцать после того, как улеглась суматоха. Прежде чем начать разговор, я внимательно на него посмотрела. Мне было что рассказать, но слушать он явно не способен. А принуждать его я не хочу. Похоже, он и так с трудом держит себя под контролем.