Теперь случай представился превосходный, и доброе письмо герцогу было бы весьма кстати. Дело в том, что император Карл V задумал устроить себе торжественную коронацию на итальянской земле, являясь правителем Священной Римской империи. Но после грабежей, бесчинств и кровопролития в дни майской трагедии в Риме он счел неподходящим для такого случая Вечный город и выбрал Болонью, у которой издавна были натянутые отношения с Ватиканом. После полученного урока во время памятного «римского мешка» папа Климент стал почти ручным. К тому же император пообещал свою малолетнюю внебрачную дочь в жены племяннику папы Алессандро Медичи, изгнанному из Флоренции, а также свою всемерную поддержку для его возвращения в родной город, находящийся пока в руках противников Медичи, которых негласно поддерживают Венеция и Франция, с чем Карл V не может смириться.

Изгнавшие из города ненавистных тиранов флорентийцы начали готовиться к обороне. Руководить всеми фортификационными работами правительство Флорентийской республики поручило Микеланджело. Великий мастер, воспользовавшись давним приглашением Альфонсо д'Эсте, специально посетил Феррару для изучения ее богатого опыта в деле возведения оборонительных бастионов. В благодарность за гостеприимство Микеланджело преподнес феррарскому герцогу великолепный рисунок на картоне «Леда» и тогда же увидел его портрет с любимой пушкой работы Тициана.

С подачи Аретино и под его диктовку письмо Тициана в Мантую было отправлено 22 июня 1527 года. По совету друзей с ним в качестве подарка герцогу были отосланы две картины: портрет самого Аретино, который позднее был утерян, и портрет «Мужчины с перчаткой». Считалось, как уже было сказано, что на картине изображен Джироламо Адорно, покойный поверенный в делах императора Карла V в Венеции. В отосланном письме говорилось: «Мне известно, насколько Ваша Светлость любит живопись и способствует ее славе… Хотя эти мои подарки, возможно, и не достойны столь знатного синьора, осмелюсь просить принять их как знак высокого уважения и доверия к Вам Тициана». [67]

Не прошло и двадцати дней, как последовал ответ герцога: «Я получил две прекрасные картины, которые Вам было угодно преподнести мне в дар. Это Ваше подношение поистине оказалось весьма желанным. Мне давно хотелось иметь какую-нибудь работу, сотворенную Вашими руками. Я знаю, сколь Вы превосходны в искусстве живописи. Мне вдвойне приятно потому, что Вы любезно прислали портреты двух людей, которые всегда были мне дороги. Но они мне одинаково дороги и сегодня». В заключение Федерико Гонзага заявил, что только мать-природа способна вступить с художником в состязание, надеясь сотворить нечто лучшее, и вновь повторил свое приглашение посетить Мантую в любое удобное время.

Подсказанная Аретино затея удалась на славу. И ободренный друзьями Тициан стал готовиться к поездке. По пути он решил остановиться на пару дней в Ферраре по просьбе герцога, который снова нуждался в его помощи по дальнейшему оформлению своего дворца, а также умолял завершить наконец работу по исправлению «Празднества богов».

Тициан был немало наслышан о новом, успевшем уже возмужать правителе Мантуи Федерико Гонзага. Оказавшись десятилетним мальчиком со своим дядей Альфонсо д'Эсте в Риме, он был насильно оставлен там как заложник папой Юлием II, который ничем не гнушался и готов был на все, лишь бы заставить Мантую вступить в Камбрейскую лигу против Венецианской республики. Чтобы вызволить сына из плена, маркиз Франческо II Гонзага был вынужден согласиться на предложение папы, за что затем поплатился жизнью.

Как рассказывают, само это пленение пошло подростку на пользу. Папа Юлий полюбил смазливого пухленького мальчика, неизменно сажая его за свой стол во время трапезы, что вскоре стало причиной возникших слухов, весьма нелицеприятных для старого понтифика. Зато при его посредстве Федерико был приближен к кругу Рафаэля, где узнал много для себя полезного. А недавно по совету мантуанца-литератора Кастильоне он выписал из Вечного города ученика Рафаэля — архитектора и живописца Пиппи по прозвищу Джулио Романо, которого помнил еще по дням, проведенным в Риме. Теперь он возлагает на него большие надежды по благоустройству и украшению Мантуи, как бы вступая в соперничество со своей матерью Изабеллой д'Эсте, которая очень ревниво относится к новому увлечению сына и не желает уступать даже ему пальму первенства, стремясь сохранить за собой славу самой знаменитой в Европе покровительницы искусств.

Многое порассказал Тициану о Федерико Гонзага венецианский стряпчий Брагино Кроче, который, в отличие от посла Малатесты, не был стеснен дипломатическими рамками и говорил с художником предельно откровенно. Повидав на своем веку множество людей, он хорошо изучил амбициозную натуру своего работодателя, возомнившего себя Бог весть кем, а ныне живущего под каблуком замужней придворной дамы Изабеллы Боскетти. Эта предприимчивая особа успела прижить от герцога внебрачного ребенка. Она-то и является препятствием планам маркизы-матери оженить сына. Только под угрозой, что завещание будет пересмотрено в пользу младших братьев Луиджи и Ферранте, строптивый Федерико был вынужден уступить, дав согласие на брак с Джулией Арагонской, дочерью неаполитанского короля. Однако коварной Боскетти удалось раздобыть сведения о том, что юная неаполитанская избранница бесплодна, и брачная сделка не состоялась. Федерико Гонзага опять принялся за старое, ведя разгульную жизнь и соря деньгами направо и налево, даже не считая нужным отчитываться перед матерью за свои действия. Последнее особенно заинтересовало Аретино и Тициана в рассказе стряпчего.

По рисункам, сделанным ранее в Ферраре, Тициан почти закончил портрет новоиспеченного мантуанского герцога, изобразив его с соколом в руках (США, Омаха, Музей искусств). Но ему недоставало пока главного — выражения глаз портретируемого. Нужно было во что бы то ни стало снова увидеть модель. Через того же герцогского стряпчего ему стало известно, что волевая Изабелла д'Эсте добилась своего. Уже официально объявлено о помолвке Федерико Гонзага с Марией Палеолог, пьемонтской принцессой Монферрато, ведущей происхождение от византийского княжеского рода, с которым породнился и великий князь Московский Иван III. Но случилось невероятное — возможно, снова не обошлось без дьявольских козней все той же неугомонной Боскетти. Накануне помолвки невеста скоропостижно умирает. После положенного в таких случаях траура освободившаяся вакансия занимается младшей сестрой покойной Маргаритой Палеолог. Одержав победу над коварной противницей, маркиза обрела уверенность, что династия Гонзага будет продолжена. Ведь два других ее сына — священнослужители, давшие обет безбрачия. Прибывший из Рима архитектор Джулио Романо уже приступил к возведению нового дворца для молодоженов.

Все эти перипетии с обручением дали Тициану возможность не спеша написать другой, более подходящий для предстоящего торжественного бракосочетания портрет Федерико Гонзага почти что в рост с его любимой болонкой (Мадрид, Прадо). Позднее появится еще одно изображение герцога в латах, которое очень понравится его обожаемому благодетелю Карлу V, когда он в очередной раз посетит Мантую.

Поразительный по тонкости исполнения мадридский портрет занимает особое место в галерее придворных портретов кисти Тициана. Главное, что в нем впечатляет, — монументальность фигуры мантуанского герцога и его величественная поза, скульптурно выступающая на затемненном фоне. Многое может поведать о человеке это ярко освещенное лицо, красиво обрамленное темной бородой. Выразительный взгляд отражает волю, достоинство, но также едва скрытое самодовольство и безразличие к окружающим. При сравнении этой работы с написанным ранее портретом Альфонсо д'Эсте с любимой пушкой нетрудно понять, что даже поразительное мастерство исполнения не может скрыть того, насколько властный дядя и его самоуверенный племянник духовно чужды художнику. Тициан одарил их бессмертием, но чувства свои оставил при себе.