Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим Вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения и не распространять его на зарубежных сайтах. Спасибо.

Перевод: Юлия Волощук

Редактура: Юлия Волощук, Анастасия Свидзинская

Вычитка: Инна Тихонцева, Юлия Волощук

Русификация обложки: Анастасия Рудя

Переведено для группы: https://vk.com/dreamandrealisalive

Любое распространение и копирование без ссылки на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Верити

Ормэ, 8 ноября 1943

ТРУСИХА.

Хотела быть героем и притворилась, будто я — герой. Я всегда хорошо притворялась. Первые двенадцать лет своей жизни я провела, играя в битву при Стирлинг-Бридж с пятью старшими братьями. А так как я провозглашала самые воинственные речи, мне, девочке, уступали роль Уильяма Уоллеса, который, как думали, был нашим предком. Господи, я столько вытерпела на прошлой неделе. Столько выдержала. Но сейчас понимаю, что трусиха. После нелепой сделки, заключенной с Гауптштурмфюрером¹ СС² фон Линденом, я понимаю, что на самом деле я трусиха. И я отвечу на все ваши вопросы, расскажу все, что вспомню. Абсолютно Каждую Деталь.

Таковы условия сделки. Я записала их, чтобы не забыть.

— Давай попробуем иначе, — сказал мне Гауптштурмфюрер. — Чего ты хочешь?

И я попросила вернуть мне одежду.

Сейчас это кажется жалким. Уверена, он ждал чего-то вызывающего в ответ: «Освободите меня», или «Мы победим», или благородного — «Прекратите мучить того несчастного французского паренька и даруйте ему достойную и милосердную смерть». Или что я как минимум попрошу что-то, что облегчит мое нынешнее состояние: «Пожалуйста, позвольте мне поспать», или «Покормите меня», или «Уберите эту чертову рейку, которую привязали к моей спине три дня назад». Но меня готовили к отсутствию сна, и голоду, и пыткам, но никогда я не была во время этого в нижнем белье — таком грязном, мокром и таком ПОСТЫДНОМ. Теперь я ценила тепло и комфорт фланелевой юбки и шерстяного свитера гораздо сильнее, чем патриотизм или честь.

Поэтому фон Линден по одной продавал мне вещи за сведения. Конечно, за исключением шарфа и чулков, которые отобрали давным-давно, чтобы я не удавилась ими (а я пыталась). Свитер стоил мне четырех наборов радио-кодов — огромного количества шифров, паролей и частот. Фон Линден отдал мне его авансом. Когда меня наконец развязали по истечению трех ужасающих дней, фон Линден оставил свитер в камере, и поначалу я не смогла его даже надеть; но просто закутаться в него как в шаль было приятно. Одевшись, я сомневалась, что когда-нибудь решусь отказаться от него. Юбка и блузка стоили меньше свитера, а за ботинки пришлось раскрыть всего один набор кодов.

Всего было одиннадцать наборов. За последний предлагали мое белье. Заметьте, как хитро он сработал — возвращал вещи в обратном порядке, поэтому каждый раз мне приходилось унизительно раздеваться перед остальными. Только он один не смотрел — даже пригрозил отобрать все, когда я намекнула, что он пропускает отменное зрелище. Впервые все нанесенные мне увечья были столь отчетливо видны, и мне дико хотелось, чтобы он взглянул на свой шедевр, особенно на руки. Подняться на ноги самостоятельно мне тоже удалось впервые — хотелось и это продемонстрировать. Так или иначе, я решила обойтись без белья, что избавило меня от необходимости раздеваться догола, а в обмен на последний код я получила чернила и бумагу — и немного времени.

Фон Линден сказал, что у меня в распоряжении две недели и столько бумаги, сколько понадобится. Единственное, что от меня требуется — рассказать все, что вспомню о Британских Военных Силах. Что я и сделаю. Фон Линден, несмотря на свою жестокость, казался мне этаким Капитаном Крюком с хорошими манерами, а я напоминала Питера Пэна, который безоговорочно верил в то, что тот станет играть по правилам и сдержит слово. Пока он так и поступал. Для начала он дал мне прекрасную кремовую почтовую бумагу с тиснением отеля-замка Шато де Бордо, коим раньше было это здание. (Никогда бы не поверила, что французский отель может быть настолько отталкивающе мрачным, если бы собственными глазами не видела решетки на окнах и засовы на дверях. Весь Ормэ может показаться вам унылым.)

Довольно щедрая подачка за один набор кодов, а в дополнение к предательству я пообещала фон Линдену свою душу, но не думаю, что он воспринял это всерьез. Как бы то ни было, какое счастье писать что-то кроме кодов. Ужасно надоело выводить коды. Только перенеся все эти списки на бумагу, я осознала, насколько много кодировок знаю.

Эта мысль приятно радует.

ТУПЫЕ НАЦИСТСКИЕ УБЛЮДКИ.

Просто я проклята. Целиком и полностью проклята. В итоге, вне зависимости от того, что я сделаю, меня пристрелят, потому что именно так поступают с вражескими агентами. Мы обходимся с ними точно так же. Если вы не пристрелите меня после того, как я допишу это признание, и я вернусь домой, то меня все равно осудят и расстреляют как предателя. Но я смотрю вперед, на этот темный и тернистый путь, и понимаю, что сотрудничество — лучший способ его избежать. Что меня ждет в будущем — керосин в глотке и поднесенная к губам спичка? Скальпель и кислота, как у мальчика из Сопротивления, который отказывается говорить? Полутрупом меня затолкают в вагон для скота, вместе с двумя сотнями других отчаявшихся, и повезут Бог весть куда, чтобы мы умерли от жажды, прежде чем доберемся? Нет, этот путь не для меня. Слишком легкий. Он для тех, кто боится смотреть вперед.

Я буду писать по-английски. На французском мне не хватает словарного запаса, а свободно писать по-немецки я не умею. Кому-то придется переводить Гауптштурмфюреру фон Линдену; Фрёйлин Энгель может заняться этим. Она очень хорошо говорит по-английски. Именно она объяснила мне, что петролеум и керосин — одно и то же. Дома мы называем его керосином, но у американцев он петролеум, и это слово более или менее так же звучит на французском и немецком.

(Какая, собственно, разница — керосин, петролеум... Мне все равно слабо верится, что вы можете себе позволить потратить на меня литр керосина. Или вы достаете его на черном рынке? А как отчитаетесь за этот литр? «Литр взрывоопасного топлива на пытки британской шпионки». В любом случае, я приложу все усилия, чтобы избавить вас от таких затрат.)

Первым пунктом в очень длинном списке того, что я должна рассказать, оказалось расположение Британских Воздушных Войск для вторжения в Европу. Фрёйлин Энгель подтвердит, что я взорвалась смехом, прочитав это. Вы действительно думаете, что я, черт возьми, знаю, где Союзные Силы планируют вторжение в оккупированную нацистами Европу? Я в Управлении Специальными Операциями только потому, что знаю французский и немецкий и неплохо сочиняю истории, а сейчас я и вовсе в штаб-квартире Гестапо³ в Ормэ и понятия не имею, что происходит за этими стенами. Примите во внимание тот факт, что люди, обучавшие меня, только поощряли мое блаженное неведение того, где находятся аэродромы, чтобы я не могла рассказать этого в случае, если вы меня схватите; не забывайте еще и того, что мне даже не сообщили название аэропорта, с которого мы взлетали, направляясь сюда, и осмелюсь напомнить, во Франции я пробыла меньше сорока восьми часов, прежде чем меня сбил французский фургон, полный курей, потому что, переходя дорогу, я посмотрела не в ту сторону. Ситуация лишь показывает, насколько вы, гестаповцы, хитры. «Эта девушка, которую я вытащил из-под колес, где ее ждала верная смерть, ожидала левостороннего движения. Должно быть, она британка и, похоже, только что десантировалась на территорию оккупированной Франции. Нужно арестовать ее, как шпионку».