Итак, собравшись с духом, я принялась паковать пожитки — сигареты (для подарков и взяток), купоны на одежду (забытые и/или украденные), продуктовые карты, два миллиона франков (на данный момент конфискованные — от мысли об этом мне становится дурно), пистолет, компас, здравый рассудок. После чего оставалось лишь дождаться полуночи. На самом деле у меня хорошо получалось быстро включаться в работу, о которой не предупреждали заранее, я привыкла к подобному (учить стихи наизусть тоже выходило неплохо), но ожидание, ожидание, ожидание восхода луны, кусая кутикулы и поглядывая, как серп прогрызает себе путь по небосклону, было выше моего терпения. Все утро просидев у телефона, можно было из кожи вон выпрыгнуть, когда он все-таки звонил; но оказывалось, что все отменяется, потому что над Ла-Маншем слишком густой туман, или потому что немецкая армия выставила постовых около фермы, на поле которой нужно было садиться, — и весь день был насмарку. Не оставалось ничего, кроме как слоняться по округе, раздумывая, стоит ли мучить себя шестым просмотром «Жизнь и смерть полковника Блимпа» в прокуренном кинотеатре и влетит ли за это, потому что Премьер-министр не одобрял сие творение, а ты была без ума от Антона Уолбрука в роли немецкого офицера, и твой офицер гарантированно знал об этом. Но как только принималось решение «К черту Премьер-министра!» и я с нетерпением ждала еще один мечтательный день в компании Антона Уолбрука, снова раздавался звонок и поступало Задание.
Вы судорожно задаетесь вопросом, правильную ли обувь я обула и куда, черт подери, подевали мои два миллиона франков?
Нерегулярные перевозки
Счастливице Мэдди не приходилось все это терпеть. Она просто забирала свое назначение из операционной рубки Оаквэя, улыбалась при виде грифа «Секретно» и пункта назначения «КВС Баскот», потому что это значило, что в течение следующего дня ей выпадет возможность разделить чашку чая с лучшей подругой. После чего, подхватив противогаз и летную сумку, она отправлялась к Большой Гарпии. Это была рутина. И было дико понимать, что ее обычный день начинался именно так.
Было еще светло, когда мы приземлились на аэродроме спецопераций КВС. Луна взошла рано, в половине седьмого или около того, и в связи с передвинутым временем57 пришлось ждать, пока стемнеет. Джейми — с позывным Джон — и Майкл в ту ночь были на вылете. Конечно же, их позывные были заимствованы из сказки про Питера Пэна. Это особое ночное предприятие прозвали Операцией Сириус58, что казалось очень уместным. Направо второй поворот, и прямо, пока не настанет рассвет.
Как же мерзко говорить таким образом. Будто мы не знали, чем все закончится. Будто мог быть другой конец. Словно смотреть, как Ромео пьет яд. Каждый раз, видя это, ты обманываешь себя мыслью, что его девушка может очнуться и остановить его. Каждый чертов раз, видя это, хочется заорать: «Идиот, просто подожди минуту, и она откроет глаза! Эй, вы, мудилы, открывайте глаза, приходите в себя! Не умирайте хоть в этот раз!». Но всякий раз конец один.
Операция Сириус
Интересно, сколько стопок бумаги вроде моей лежат по всей Европе как единственное свидетельство наших молчаливых голосов, похороненное в картотеках и картонных коробках после нашего исчезновения — когда мы канем в ночь и туман?
Предполагая, что вы не сожжете все мои записи, когда закончите с ними, хотелось бы навеки запечатлеть в этой ловушке янтаря, насколько волнующе было оказаться здесь. Я перепрыгивала через трещинки в бетоне, выбравшись из Большой Гарпии, и вдыхала свежий октябрьский воздух, пахнущий дымом от горящих листьев и выхлопами двигателя, думая «Франция, Франция! Наконец, снова Ормэ!». Весь Крейг-касл лил слезы по Ормэ, когда немецкая армия захватила его три года назад — мы все бывали здесь раньше, приезжали в гости к бабушке, — а сейчас все вязы срубили на дрова и баррикады, фонтаны осушили, за исключением одного, из которого поили коней и гасили пожары, а розарий в память о моем дяде в Ласточкином Гнезде вскопали, расположив там бронетехнику. Придя сюда, я увидела лишь ряд гниющих мертвецов, свешенных с балкона центрального холла отеля. Зло повседневной жизни здесь было неописуемо, и в голове не укладывалось, что место, подобное Нацвейлер-Штрутгофу59, именовали цивилизацией.
Понимаете, я говорю по-немецки, потому что люблю Германию. Что плохого в том, чтобы получить степень по немецкой литературе? Я читала ее, потому что мне нравилось. Германия — родина поэтов и мыслителей. А теперь я даже не увижу Германию, пока меня не сошлют в Равенсбрюк — никогда не загляну в Берлин, Кельн или Дрезден, не прогуляюсь по Черному Лесу, долине Рейна, вдоль голубого Дуная. НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, Адольф Гитлер, эгоистичный ублюдок, прибравший к рукам Германию. ТЫ ВСЕ РАЗРУШИЛ
Черт с ним. Не стоило так отклоняться от темы. Я хотела вспомнить...
Как после ужина мой воздыхатель, то ли полицейский, то ли сержант, а может быть повар, варил нам настоящий кофе. Как Джейми и Мэдди лежали на коврике перед камином в гостиной и таращились в стеклянные глаза чучел лисиц и куропаток на каминной полке, как переплетались гладкие светлые волосы Джейми и неопрятные кудри Мэдди, пока ребята, склонившись над картой Джейми, вопреки всем правилам обсуждали маршрут в Ормэ. Как мы все вместе, столпившись у радио, слушали наш собственный код, который объявляли по Би-Би-Си, — «To us les enfants, sauf un, grandissent» — случайное сообщение, которое для нашего комитета во Франции было инструкцией о том, кого ждать этой ночью. Фраза была первой строчкой из «Питера Пэна». «Все дети взрослеют, кроме одного». Ожидайте обычных парней, за одним исключением — сегодня появится еще и девушка.
Как мы все, дрожа, сидели на деревянных стульях в саду Коттеджа и наблюдали за закатом.
Как мы все подпрыгнули, когда раздался телефонный звонок. Это была жена командира эскадрильи. Питер — это не настоящее его имя, Энгель, тупица несчастная. Питер встретился с женой за обедом, после чего отвез ее на железнодорожную станцию и практически тут же попал в автомобильную аварию, в которой переломал половину ребер и провалялся практически весь день без сознания. Его жена не могла узнать об этом раньше, поскольку сидела в поезде, который на три часа задержали, отдав приоритет проезда поезду с военными. Так или иначе, Питер в ту ночь во Францию не полетел.
Признаюсь, именно мне принадлежала идея найти ему замену. После того как сержант повесил трубку, все ахнули от ужаса, беспокойства и разочарования. Время от времени мы ворчали из-за опозданий Питера, но никто и не предполагал, что он не появится перед вылетом. А теперь стемнело, и Би-Би-Си дал объявление, и комитет во Франции ждал нас, и Лизандеры с полными баками топлива для дальнего следования стояли наготове, а их задние кокпиты были забиты оружием и радио. А Ева Зайлер, полная кофе, нервов и секретов, балансируя на каблуках, готовилась предстать в качестве связного Берлина с Лондоном в немецко-говорящей глубинке Ормэ.
— Мэдди может управлять самолетом.
У Евы Зайлер, или кем бы она ни представлялась в тот вечер, был авторитет, и присутствующие перевели внимание на нее. Они не всегда с ней соглашались, но внимание уделяли безоговорочно.
Джейми рассмеялся. Джейми, милый Джейми — возлюбленный связной, беспалый Поббл, рассмеялся, но твердо сказал:
— Нет.
— Но почему?
— Потому что! Плевать на правила, но она даже не сдавала экзамены...
— На Лизандере? — пренебрежительно сказала связная.
— Ночью.
— Она справлялась даже без радио и карты!
— Я не летала без карты, — осторожно поправила Мэдди, прижимая к груди свои заметки. — Это противоречит правилам.
— Ну, большую часть времени тебе не сообщают ни о конечном пункте, ни о возможных препятствиях, что в принципе одно и то же.