— Да, ты! Рядовой авиации Бродэтт! Что ты здесь делаешь? Ты же лицензированный радио-оператор!

Мэдди указала на свои наушники и передний шнур, который она собиралась подключать.

— Убери эту чертовщину и отвечай.

Мэдди повернулась к коммутатору и хладнокровно подключила шнур. Она повернула соответствующие ключи и заговорила прямо в наушники:

— Капитан группы теперь вы, сэр. Можете приступать, — после чего сняла наушники и повернулась к троллю, который ждал ответа. Это был главный летный инструктор эскадрильи Королевских Воздушных сил в Оаквэй, человек, принимавший у Мэдди экзамен по летному мастерству год назад.

— Простите, сэр. Меня направили сюда, сэр. (Я уже говорила, что происходящее было похоже на школу?)

— Направили! Да у вас даже униформы нет!

Пять дежурных женщин-рядовых авиации поправили свои голубые кардиганы.

— Нам еще не выдали полный комплект униформы, сэр.

— Направили! — повторил офицер. — С завтрашнего дня переходишь в радиоуправление, рядовая Бродэтт. Помощник оператора заболел гриппом. — Он поднял наушники с ее рабочего места и ненадежно нацепил их на свою огромную голову. — Соедини меня с административным отделом ЖВВС, — скомандовал он. — Хочу поговорить с вашим начальником отдела.

Мэдди нажала на клавиши и подключила провода, и он отдал соответствующее распоряжение с ее же телефона.

Радистка

— Курсант вызывает землю, курсант вызывает землю, — послышалось из учебного самолета. — Положение неопределенное, впереди в восточном коридоре трехсторонний водоем.

— Земля вызывает курсанта, — ответила Мэдди. — Это озеро или водохранилище?

— Повторите.

— Озеро или водохранилище? Трехсторонний водоем.

После кратковременного молчания Мэдди подсказала:

— У водохранилища с одной стороны плотина.

— Курсант вызывает землю. Подтверждаю водохранилище.

— Это Ледисвелл? Зенитное заграждение Манчестера на десять часов и Маклсфилд на восемь?

— Курсант вызывает землю. Позиция установлена. Направляюсь к Ледисвел, чтобы вернуться в Оаквэй.

Мэдди вздохнула.

— Земля вызывает курсанта, свяжитесь с нами по достижении цели.

— Будет сделано.

Мэдди покачала головой, некрасиво ругаясь себе под нос.

— Матерь Божья! Неограниченный обзор! Неограниченный обзор, за исключением огромного грязного города на северо-западе! Огромного грязного города, на триста футов окруженного несколькими сотнями серебряных водородных баллонов размером с автобус! Как, прости Господи, он надеется найти Берлин, если не может отыскать даже Манчестер?

В радиорубке повисла тишина. Затем офицер мягко сказал:

— Ожидайте указаний, рядовая Бродэтт, вы все еще на связи.

—

— Бродэтт, постойте.

Мэдди и всем остальным было сказано идти домой. Или возвращаться в свои казармы для вечернего отдыха. В тот день стояла до того ужасная погода, что на улицах зажгли бы фонари, если бы не боялись, что их заметят вражеские самолеты, хоть они и не могли летать в такой мгле. У Мэдди и других членов ЖВВС все еще не было униформы, но так как на дворе шла зима, им выдали пальто Королевских Воздушных Сил — мужские шинели. Теплые, непромокаемые, но странные. Казалось, будто на тебе палатка надета. Мэдди крепко прижимала свое пальто к бокам, когда с ней говорил офицер, стоя смирно и надеясь, что она выглядит меньше, чем ей кажется. Чтобы тот смог догнать ее, она остановилась на деревянном настиле, сооруженном поверх бетона, потому что кругом было настолько мокро, что, наступи в лужу, вода заливалась бы в ботинки.

— Вы говорили сегодня утром с моими парнями, которые тренируются в Велингтоне? — спросил офицер.

Мэдди сглотнула. Она отбросила все правила протокола, чтобы десять минут вести этих парней через ущелье в нависших облаках, молясь, чтобы они безоговорочно следовали ее инструкциям, и надеясь, что она не направляет их прямо во взрывающиеся стальные натяжения, привязанные к противозенитным установкам для отпугивания вражеских самолетов.

— Да, сэр, — хрипло призналась она, высоко подняв подбородок. Воздух был до того влажный, что у нее волосы прилипли ко лбу. Она стояла, съежившись в ожидании трибунала.

— Эти ребята обязаны вам жизнью, — сказал он Мэдди. — Они еще не до конца оснащены и летают без карт. Мы вообще не должны были выпускать их утром в небо.

— Спасибо, сэр, — выдохнула Мэдди.

— Они живы только благодаря вам. Меня волнует один вопрос: вы вообще знаете, как выглядит взлетная полоса с воздуха?

Мэдди едва заметно улыбнулась.

— У меня есть лицензия пилота уровня А. Все еще действующая. Но, конечно же, с августа я не летала.

— О, да я вижу!

Начальник эскадрильи КВС отправился с Мэдди в столовую на той стороне поля. Ей пришлось практически бежать, чтобы не отставать от него.

— Получала лицензию здесь, в Оаквэй? В Гражданской гвардии военно-воздушных сил?

— Да, сэр.

— Можешь быть инструктором?

— Нет, сэр. Но я летала ночью.

— А вот это интересно! С помощью туманной гряды?

Он имел в виду яркие газовые лампы вдоль взлетной полосы или на ее противоположной стороне, с помощью которых можно было ориентироваться в плохую погоду.

— Два или три раза. Совсем нечасто, сэр.

— Значит, ты видела взлетную полосу с воздуха. И даже в темноте! Отлично...

Мэдди ждала. Она действительно не представляла, что этот мужчина собирался сказать.

— Если собираете говорить людям, что вы, черт побери, лучше знаете, как выглядит взлетная полоса, то вам стоит посмотреть на нее из кабины бомбардировщика Велингтон. Не желаете полетать?

— Ох, конечно же, сэр, спасибо, сэр!

(Видите, все точно, как в школе.)

Кукловоды

В ЖВВС занимались не этим. Но именно так они называли тех, кто взлетал в небо, просто чтобы взлететь, и не прикладывал ни малейших усилий, чтобы сделать полет успешным. Но, возможно, Мэдди больше напоминала второго пилота, а не кукловода.

«Не думаю, что вы сбросили гирокомпас».

«Он сказал повернуть на 270 градусов. Вы повернули на восток».

«Смотрите в оба, парни, севернее на три часа самолет, на тысячу футов ниже».

Однажды отказали электрические шасси, и ей пришлось взяться за ручной насос, чтобы они не упали. В другой раз ей позволили лететь в броневой башне¹⁶. Ей понравилось — казалось, будто она одинокая золотая рыбка в пустом небе.

А в другой день им пришлось вытаскивать ее из самолета после приземления, потому что она так дрожала, что не могла спуститься самостоятельно.

Полеты Мэдди на Велингтоне были скорее авантюрными, а не легальными. Ее причисляли к Д.Н.Б. — душам на борту — когда ребята взлетали, и она давала советы начинающим бомбардировщикам, когда те тренировались в полетах на малой высоте над верховыми болотами, хоть и не имела на это полномочий. Поэтому все неравнодушные гражданские и военные люди повыбегали из управлений и казарм, бледные и без пальто, когда увидели, как Мэдди на руках выносят из самолета ее друзья из КВС.

Ее подругу по ЖВВС звали Джоан, и виноватый лидер эскадрильи первым достиг ее.

— Что-то не так? Что произошло? Она ранена?

Мэдди не пострадала. Она уже отбивалась от экипажа Велингтона, который помог ей спуститься на землю.

— Уберите руки, все же видят, девушки никогда не забудут мне этого...

— Что случилось?

Мэдди вскочила на ноги и, дрожа, выпрямилась.

— Нас обстреляли, — сказала она и отвела взгляд, сгорая со стыда от собственной реакции.

— Обстреляли! — рявкнул командир эскадрильи. На дворе все еще стоял 1940, они все еще были в Европе. Это произошло еще до гибельного Мая, когда Союзники отступили к французскому побережью, до осады, которую прозвали Битвой за Британию, до наполненных взрывами и пожарами ночей во время блицкрига. Весной 1940 года наше небо было начеку, вооружено и встревожено. Но мы все еще были в безопасности.