На будущее лето Лентовский поражает Москву коренной перестройкой летнего «Эрмитажа», вернее говоря, созданием на его территории нового увеселительного сада. Он строит здесь огромный театр, пригодный для постановки не только оперетт, но и модных в то время феерий, оборудуя его сложнейшими механическими приспособлениями. Для постановки феерий он выписывает декоратора парижской Большой оперы Левато, которому платит по тем временам безумные деньги — 800 рублей в месяц. Декорации Левато должны поразить воображение москвичей. «Мне удалось видеть, — пишет репортер журнала «Суфлер», — несколько декораций, предназначенных для пьесы "Дети капитана Гранта" и "В волшебном мире"... В особенности поразило меня изображение массы льдов... загромоздивших корабль, кажущийся среди этой ужасной стихии таким ничтожеством, что даже погибель его кажется второстепенным явлением». [211]
«Эрмитаж» Лентовского, действительно, не может не поразить своей масштабностью. Лентовский держит одновременно оперную и опереточную труппы, организует невиданные еще москвичами увеселения в саду. Грандиозные, стоящие больших денег, фейерверки сжигаются по вечерам, на воздушном шаре поднимается, держась зубами за трапецию, француженка Леона Дор, а нередко, приводя москвичей в изумление, воздушный шар уносит в облака и самого Лентовского. Сад залит светом только что появившихся электрических фонарей, роскошные цветники разбросаны по всей его территории, отовсюду доносятся звуки оркестров. Повсюду нарядно и оживленно, а в пруды напускаются тысячи золотых рыбок. Лавры Эйфеля не дают Лентовскому покоя, и он зимой сооружает в «Эрмитаже» тридцатиметровую копию Эйфелевой башни изо льда, специально для этого сооружения выписывая французского инженера.
Но Лентовскому мало эстрады и опереточного театра: он задается мыслью соорудить небывалый театр специально для феерических представлений и воздвигает здание, поражающее своей необычностью и грандиозностью.
«Театр представляет собою развалины древнего замка. Фас сцены, где помещается занавес, изображает пролом в здании, остатки прежнего величия. Под открытом небом, среди полуразрушенных колонн, балюстрад, гротов и ниш, поместился зрительный зал. Главный материал — камень и искусственный мох. Кругом театра, на большом пространстве, видны полуразрушенные киоски, беседки, обнаженные от листьев деревья и пр., среди которых по склонам холмов и оврагов вьются дорожки с фантастическими мостиками, с печатью на всем запущения и разрушения. Все помещается в отдельном уголке сада, на возвышенном месте. Освещение сада придумано весьма эффектно с помощью скрытых в развалинах и под мостиками электрических фонарей, снабженных красными, зелеными и фиолетовыми стеклами... В десять часов вечера кулисы, закрывавшие этот театр от глаз зрителей, раздвинулись, заиграла музыка, запел хор песенников, были пущены ракеты и римские свечи — и публика в несколько тысяч человек ринулась по направлению к новому театру...» [212]
Этот новый театр, открытый 1 июля 1882 г., первоначально был назван «Фантастическим», а позднее переименован в «Антей» и, наряду с опереттой, ежевечерне привлекал толпы зрителей на устраиваемые здесь феерические представления...
Москве представляется, что нет таких увеселений, которые не были бы созданы для нее «магом и волшебником». В то время как москвичи толпами сбегаются в только что выстроенный будущий «Антей», каменщики и штукатуры осаждают Шелапутинский театр [***]на Театральной площади, коренным образом перестраивая его для Лентовского: здесь с осени 1882 года будут происходить зимние спектакли его прославленной опереточной труппы. Лентовский, который только что выбросил сотни тысяч на «Антей», тратит на зимнее помещение около четверти миллиона, и в декабре Зорина и Бельская выступают перед зрителем на блестящей сцене «Нового театра», на котором красуется странная вывеска «Театр М. и А. Л.***», что означает имена самого Лентовского и его сестры Анны Валентиновны, опереточной артистки. Это тот самый «Новый театр», в котором много лет спустя подвизалась незлобинская труппа, а ныне помещается Центральный театр для детей.
Публика ломится в оперетту: театр Лентовского не знает плохих сборов. Афиши его, согласно установившейся за последние десятилетия традиции, привлекают зрителя обещаниями всяческих невиданных трюков, и аудитория знает, что обещания будут выполнены.
«"Необычайное путешествие на Луну" — с балетом, превращениями, извержением вулкана, полетами и пр., с роскошной обстановкой. Костюмы и украшения приготовлены на всю оперетту в известной лондонской мастерской г. Алиаса. Названия картин: 1) "Площадь перед дворцом герцога Влана", 2) "Обсерватория со всеми ее приспособлениями и инструментами", 3) "Литейная алхимика Микроскопа, меха, громадные печи, молоты и наковальни в полном действии"» и т. д.
Это анонсируется оперетта Оффенбаха «Путешествие на Луну». А в постановке другой оперетты Лентовский привлекает свою аудиторию чисто-купеческим размахом:
«"Золотые яблоки или 43 качества заколдованной принцессы" — большая фантастическая оперетта-феерия в 6 действиях, с эпилогом и 10 картинами, с большим балетом, превращениями, крушением поезда, полетом и пр. Музыка Эдмонда Одрана. С роскошной обстановкой, стоящей до 40 тысяч рублей... Роль мартышки исполнит г. Понгорила (человек-обезьяна), выписанный исключительно для этой феерии с платой 8400 франков из Парижа, где имел громадный успех на сценах театров Эден и Шатле. Всех участвующих в пьесе до 350 человек.
«Действие I, картина 1-я — "Утопавшая спасена". Действие II, карт. 2-я — "Чертов перекресток и кладбище самоубийц. С превращениями, блуждающими огнями, появлением мертвецов, демонов, змей, чудовищных пауков"» и т. д.
Лентовский не может уже ограничиться рамками Москвы, — он держит антрепризу и на Нижегородской ярмарке, куда везет на гастроли оперетту в полном составе и со всеми декорациями, — наконец он пытается распространить свое влияние и на Петербург, арендуя там загородный сад «Ливадию», которому дает характерное новое название «Кинь-Грусть».
К. Ф. Вальц, знаменитый машинист московского Большого театра и создатель его световой и монтировочной техники, тоже привлекается Лентовским к работе над постановками и осуществляет для него немало феерических эффектов. «Репертуар театров Лентовского, — пишет Вальц в своих мемуарах, — был всегда новый и необычайный. Мне лично приходилось тратить массу времени, придумывая какие-нибудь замысловатые трюки или сногсшибательные превращения, так как антрепренер в этом отношении был невероятно требовательным. Ставились в "Эрмитаже" и "Новом театре" преимущественно оперетки и феерии. Самыми крупными постановками были "Нана Сагиб", "Лесной бродяга", "Золотые яблоки", "Путешествие на Луну". Для этой последней пьесы, в которой танцы ставил балетмейстер Гансен, все костюмы и бутафория были специально выписаны из Лондона. Успех постановки был огромный, впоследствии Лентовский возил ее целиком в Петербург, где она произвела такой же фурор. Иногда ставились и оперы: особенно памятна мне постановка "Поля и Виргинии", в которой мне впервые удалось применить электрическую луну на сцене, устроенную посредством свечей Яблочкова». [213]
Широта, с которой Лентовский ведет дело, не подкреплена, однако, предпринимательской деловитостью. Лентовский всегда был убежден, что московские меценаты дадут ему денег сколько угодно, ведь он брал их в долг направо и налево «не для себя, а для дела». И Москва, действительно, многие годы давала ему суммы столь же фантастические, как и его постановки. Но окружение Лентовского, состоящее из армии прихлебателей, полное отсутствие учета поступаемых и расходуемых средств, абсолютная деловая беспечность и навыки богемы — приводят к тому, что «маг и волшебник», на себя истративший ничтожную долю из прошедших через его руки миллионов, человек, не имеющий семьи и, по существу говоря, угла, — прогорает.