– А твой муж?..

– Я заметила, что... Да... с тех пор как мы снова остались вдвоем, только он и я... Это тяжело. Если бы ты была замужем и у тебя были дети, ты бы меня поняла. Потому что многие, многие годы дети на первом плане, ты все усилия прилагаешь, чтобы уберечь их от опасностей и соблазнов, вся твоя жизнь направлена на то, чтобы быть хорошей матерью, на партнера уже сил не хватает... а ведь еще работа... и вдруг в один прекрасный день все. Дети переехали, покинули гнездо. И вы стоите друг против друга, вытаращив глаза, мужчина и женщина, и не знаете, как себя вести.

– А вы не можете куда-нибудь поехать, чтобы заново обрести интерес друг к другу?

– Мы ездили. В прошлом году Тор меня в кругосветное путешествие возил.

– И что?

– Не знаю. Он уже не тот парень, с которым я когда-то была помолвлена, который меня желал, которому хотелось трахаться раз за разом.

– Но ведь... а чего ты ждешь?

– Во всяком случае, не этого отчуждения. Оно меня пугает, приводит в ужас.

Она полулежала на стуле, почти сползла на пол. Болела голова, от глинтвейна, от слез.

– Ты когда-нибудь чувствуешь себя чужой, Жюстина, ты довольна своей жизнью?

– Я учусь быть довольной.

– Но как? Что ты делаешь, ты мне ни фига про себя не рассказала, я тут одна изливаюсь.

– Мне и рассказывать особенно нечего.

– Ну что-то же есть?

– Может быть. А где ты работаешь?

– В издательстве. Или скоро надо будет говорить – работала. Он нас всех уволить собирается, зуб даю.

– Почему ты так решила?

– Суровые времена, знаешь ли. На рабочем рынке я больше ничего не стою, слишком старая.

– Да брось.

– Мне сорок пять, Жюстина, да и тебе, собственно, тоже. Я ничего не умею, кроме как с рукописями работать. Что я буду делать, если лишусь этой работы?

– Может, тебе свое издательство открыть? Книги ведь всегда нужны?

– С ума сошла. Думаешь, это легко?

– А что твой муж?

– Думаешь, я хочу жить за его счет? Нет, Жюстина. Свобода – это самое важное для человека. Да ты ведь наверняка меня понимаешь, может, ты потому и замуж не вышла.

– Не нужно быть в браке, чтобы чувствовать себя несвободным.

– Наверное.

Птица защелкала там наверху и слетела вниз, словно огромный темный лоскут. Она приземлилась на пол и подскакала к Жюстине. Берит вскрикнула и поджала ноги.

– Он обожает школьных подруг за ноги кусать, – сказала Жюстина.

Она пощекотала птице шею, та распушила перья.

– Извини... но они такие гадкие.

– Вкусы у людей разные.

– Он у тебя вроде как ребенок, да?

– Да... даже больше того.

– В животных никогда не разочаруешься. Так ведь обычно говорят. Это так и есть, Жюстина?

– Смотря чего ты от животного ждешь.

– Я помню, как однажды... мальчики... они ведь погодки почти. Йорген и Йенс. Позвонили из полиции, мы пришли за ними на Мариину площадь. Они так напились, что не могли домой добраться. Так можно и умереть, они буквально отравились спиртным. Хуже всего было с Йенсом, он был такой маленький, лежал, скрючившись как зародыш, когда я пришла, мне кричать хотелось, Жюстина, это ведь мой сынок. Почему нельзя, чтобы они вечно со мной жили?

Она купила себе машину, «вольво». Автомобиль был совсем новый, тем не менее уже имел свой характер. Машина стояла в витрине автомобильного салона, красная, элегантная. Жюстина открыла переднюю дверцу. Внутри пахло новым. Машина была теплая, удобная и с автоматической коробкой передач. Наверное, она могла бы поторговаться, но не захотела.

Она сняла деньги и вернулась в салон на следующий день.

Продавец сказал:

– Крутая тачка, мощная. Вы не пожалеете.

– Знаю.

– Несется как зверь. Если отправитесь в Германию, то по автобану даже всякие «порше» будете обгонять.

– Я туда не собираюсь, – ответила Жюстина. – Но все равно спасибо за информацию.

Падал снег. Тонкие легкие хлопья кружились на ветру, видимость была плохая. Зимние шины лежали в багажнике. Продавец сказал, что может поменять колеса. Только придется подождать еще один день.

– Но и с этими шинами вы можете спокойно ездить. Это универсальные шины, всепогодные, изготовленные специально для северного климата.

На кольцевой развязке в районе Веллингбю машину занесло. Она справилась с этим без труда.

Ей на ум пришло смешное и странное слово.

– Воздушный бегун. Да, почему бы и нет.

Флора сидела в кресле у окна. Они обложили ее подушками и привязали к спинке кресла тесемкой.

Жюстина взбежала по лестнице. Она стояла перед Флорой, снег таял и собирался лужицами вокруг ее башмаков.

– Хорошо, что ты не спишь, – сказала она. – Я хочу тебя на прогулку взять.

Губы Флоры задергались, показалась тонкая полоска слюны.

Дверь открылась, вошла медсестра, она катила инвалидное кресло. В нем сидела незнакомая женщина, ее старческие руки двигались, обирая что-то с коленей.

Медсестра сказала:

– Ой, Флора, у тебя гости. Как хорошо, что дочь тебя навещает.

– Я новую машину купила, – сообщила Жюстина.

Играло радио, в коридоре кто-то плакал.

– Некоторые вот могут машины покупать, – вздохнула медсестра.

– А ты почему не можешь?

– Гм. Думаешь, у меня есть деньги на машину! Знаешь, сколько медсестра получает?

– Тогда забирай мою старую. Она вполне на ходу, большую часть времени. Если закапризничает, то надо просто жидкостью «5-56» попрыскать. Тогда она как часы работает. Мне она больше не нужна, это «опель рекорд», считай, что занимаешь на время, но отдавать не надо, езди себе, пока она не развалится.

Медсестра покраснела.

– Нет, я не то хотела сказать.

– Да ладно, я все равно не собираюсь ею больше пользоваться. Мне одной машины вполне хватает. Она у меня дома стоит, но ты можешь забрать ее, когда захочешь. Она мне все равно только мешает.

– Но нельзя же просто...

– Иначе я ее на свалку отвезу.

– Но она же ездит?

– Ясное дело, ездит.

– Тогда я не понимаю... зачем ты новую-то купила?

– У меня только одна жизнь. Можешь сделать – делай.

– Да, это тоже отношение к жизни.

– А может, все зависит от того, как человек сам себя видит.

– Что-что?

– Ладно, неважно.

Жюстина махнула рукой в сторону Флоры:

– Как она?

– Ничего.

– Вот хочу ее с собой взять прокатиться на новой машине.

– Мне кажется, погода как-то не очень.

– Ну и что?

– Да... а почему бы и нет? Если можешь – делай. Ты ведь так сказала?

– Точно.

– Только вот... Ты сможешь ее сама одеть, как думаешь? У нас народу не хватает. Мне нужно сейчас Мэртой заняться, кстати, новая Флорина соседка по комнате.

Флора была легкой, как бумажная куколка, руки и ноги безжизненные. Если их несколько раз согнуть и разогнуть, то они наверняка порвутся на сгибе.

Жюстина отнесла ее в кровать, Флора весила немногим больше птицы. Жюстина натянула на нее носки, фланелевые брюки, кофту и куртку. Обула в клетчатые матерчатые туфли, замотала голову шалью.

Затем позвала медсестру:

– Этого хватит, как ты думаешь?

– Хватит. Только их легче одевать, когда они сидят.

Жюстина взяла мачеху в охапку. Она почувствовала сквозь одежду, как дрожит исхудавшее тело Флоры. Во рту у нее появился странный привкус.

– Спусти ее вниз в коляске! – посоветовала медсестра.

– И так справлюсь. Она весит не больше письма с двойной маркой.

– В коляске лучше выглядит.

Медсестра слегка подтянула узел у Флоры под подбородком.

– Флора, – засмеялась она, – ты сейчас точь-в-точь ведьма на Пасху.

Жюстина вкатила коляску в лифт.

С ней вошли две женщины в белых халатах.

– Ой, да никак мы на прогулку собрались!

– Она не может говорить, – пояснила Жюстина.