Учительница, руки испачканы мелом.

– Она не без способностей. Но ей нужно приложить побольше усилий. Не сидеть на уроках мышкой. Я знаю, что у нее есть потенциал. И она отвечает за свою жизнь, все люди отвечают за свою жизнь, даже школьники.

– А то мы с папой поговорим, Жюстина. А ты ведь этого не хочешь?

Нет. Прямое попадание. Папу нужно пощадить, ему ничего не нужно знать, ему своих забот хватает с этой ведьмой в женском обличье, с которой он делит кров и постель.

Сейчас мы подумаем о чем-то, о чем знаем только мы с тобой, Жюстина.

Да, мама.

Флора ее лупила. Но никогда не делала этого, если отец дома. Она запирала ее в подвале с учебниками, но запихивать ее в стиральный бак она больше не могла, не справлялась.

– Я потом проверю. Хотя все равно толку от тебя не будет. Пропащая ты.

Что значит «пропащая»?

Случалось, она удирала со школьного двора. Но когда они ее ловили, становилось еще хуже. Берит держала ее, тыкала в нее пальцем:

– Посмотрите на Жюстину, на ее французский нос!

– Фу, до чего же страшный, гадкий нос!

– Посмотрите на Жюстину, на ее французский подбородок!

– Фу, до чего же страшный, гадкий подбородок!

– Посмотрите на Жюстину, на ее французскую шею!

– Фу, до чего же страшная, гадкая шея!

Руки, которые тянут ее одежду, расстегивают пуговицы, молнию. Она вырывалась и убегала. Они не привыкли к ее неожиданным движениям. Но обычно она играла роль добровольной жертвы.

А теперь она снова от них сбежала.

Торчащие из земли выкорчеванные корни, лезущие из них побеги. Один раз она была там с Охотником. Убегая из школы, она часто встречала его там. Он был в кожаной куртке, от него пахло листвой и землей.

Охотник присел на корточки, рассматривал ее.

Никто так не рассматривал ее.

Он отвел ее к себе домой. Там была кошка с белыми усами и железная плита. За домом он рубил дрова, чтобы накормить эту плиту. Кухня трещала от жара.

Он не сказал, чтобы она не обращала внимания на обидчиков. Он ничего не сказал.

Он ласково погладил ее по спине.

Они сидели у него за столом и раскладывали пасьянс. У него были маленькие-премаленькие колоды карт с японскими цветами на обратной стороне. Они соревновались, у кого первого пасьянс сойдется. Кошка ходила по столу мягкими осторожными шагами. Когда кошка засыпала, он щекотал ногтем подушечки лапок. Все кошачье тело подергивалось.

– А ты тоже боишься щекотки, Стина?

Он дал ей имя Стина, никогда не называл Жюстиной на французский манер.

Как звали Охотника?

Она никому не должна была рассказывать про Охотника. В ее доме жила ведьма. Ведьмин взгляд мог упасть на Охотника. От этого взгляда даже молитва о спасении не помогала.

Отец иногда собирался с ней поговорить. О серьезных вещах. Она догадывалась об этом по его манере поднимать плечи уже за ужином, от этого у нее тотчас пропадал аппетит.

Вечером он заходил к ней в комнату.

Она быстро спрашивала:

– Ты снова собираешься уезжать?

– Нет, почему ты так думаешь?

– Если ты куда-нибудь поедешь, можно и я с тобой?

– Я никуда не еду, дружочек.

– Нет, ну если поедешь.

– Когда-нибудь ты обязательно со мной поедешь.

– А куда мы тогда поедем?

– Может быть, во Францию.

Она черкала по пластиковому листу, покрывавшему письменный стол. Она на нем немного порисовала, изобразила цветочки и спящих животных. Только бы он продолжал про путешествие, рассказал всякие подробности: а что нам понадобится в поездке, конечно, паспорт и чемоданы, а тебе мы что-нибудь новенькое купим для поездки, что-то из одежды.

Но отец кашлял, словно простуженный.

– Ты уроки приготовила как следует?

– Конечно, приготовила.

– Тебе в школе нравится, Жюстина?

– Да.

– Если что не так, то ты должна мне рассказать, обещаешь?

– Да.

– Школьные годы такие скоротечные и такие важные! Их надо полностью с толком использовать. Ты понимаешь, о чем я?

Она не очень-то понимала, тем не менее согласно кивала.

– Детство тоже надо правильно использовать. К сожалению, это понимаешь, только когда оно заканчивается. Детские проблемы такие... мелкие по сравнению с теми проблемами, с которыми человек столкнется, став взрослым. Ты понимаешь меня, Жюстина?

Она снова кивала.

Когда отец уходил, она неизменно принималась плакать. Пока он находился рядом с ней в комнате, ее переполняла надежда, что он наконец увидит ее всю, насквозь, вырвет из школьного ужаса, туда, к самому свету.

Мир сделался таким тяжелым и грязным.

Она лежала в кровати на животе, подушка была горячей и влажной.

Жюстина убежала в лес к вывороченным корням. Переплетение блестящих нитей. Снег отступил, повсюду мокрая бурая трава. Дятел остервенело стучит.

В комнате Охотника все еще стояла елка со светлыми мягкими иголками.

Он называл ее Стиной.

Когда-то у него была жена по имени Дора. Что-то произошло, он иногда рассказывал о ней, и лицо у него тогда делалось старым. В такие минуты он переставал быть Охотником, ее это немного беспокоило, но она слушала. Снова и снова.

У него была небольшая фирма по продаже товаров для садоводства. Он владел предприятием вместе со своим другом Яком. Дора вела бухгалтерию, она всегда ладила с цифрами.

– А дети у вас были?

Ей нужно задать этот вопрос, чтобы растянуть повествование.

Лицо его дернулось оттого, что пришлось отвлечься.

– Нет. Детей мы завести не успели.

Потом наступал трудный, но неизбежный момент.

– В один прекрасный день захожу я в сарай...

Она прямо видела сцену, он столько раз ей об этом рассказывал, что теперь все стояло у нее перед глазами, она словно в книгу смотрела, картинка с изображением любовной сцены из «Сердечной библиотечки». Волосы у женщины острижены под пажа, черные и гладкие, они свешивались со скамьи. Блуза мужчины из кожи оленя, слегка расшнурованная, она видела, как их губы сближаются, дрожат от желания, у нее холодели пальцы, дыхание почти останавливалось.

– А потом что случилось? – шепотом спрашивала она, а кошка спрыгивала на пол и шествовала к двери.

– Я не знаю, – невнятно бормотал он. – Я не знаю, что с ними сталось.

Тогда она приближалась к Охотнику и касалась его щеки. А в кухне было жарко, плита пылала.

– Когда ты вырастешь, забудешь меня, – сказал он, и колода карт исчезла в его кулаке.

– Ни за что в жизни! – воскликнула она и заплакала, она ведь была на пути из детства, на пути во взрослую жизнь.

– Я иногда забираюсь на гору, стою и кричу, – сказал Охотник. – Обычно помогает. Ведь люди могут подумать, что я сумасшедший, и тогда меня упекут в больницу Бекомберга. А на горе никто не услышит.

Она вышла из дома. Кухонное окно светилось в сумраке, но он не смотрел ей вслед, сидел у стола, застеленного цветастой клеенкой, и раскладывал пасьянс, раз за разом. Она встала у самого обрыва. Ветер задувал ей в глаза, в рот, когда она широко, как у зубного врача, разинула его.

Только крик из нее так и не вылетел.

– А что твои родители думают о твоих визитах ко мне? – спросил Охотник и слегка нагнул голову, словно хотел рассмотреть ее поверх очков.

Она чуть не проговорилась про ведьму. Только сейчас она уже была старше, слово «ведьма» поблекло.

– Одинокий мужчина, с ним всегда что-то не так, – пробормотал он.

– У меня пасьянс сошелся, смотри, я победила!

– Я же не об этом сейчас говорю.

Нет, не об этом. Она прекрасно понимала. Сейчас его мозг заполняли взрослые мысли, готовые перелиться через край.

Она взяла свою куртку и ушла.