— Вы не любите столичной жизни?

— Нет, люблю, — быстро возразил Зигварт. — Это арена борьбы для всякого, рассчитывающего лишь на свои собственные силы и стремящегося испытать их. Есть что-то могучее в этом шумном, все увлекающем за собой потоке жизни. Правда, он многих поглощает, но зато смелого пловца выносит на поверхность. Надо только довериться ему.

В словах молодого человека звучала уверенность в своих силах, и его глаза сверкали сознанием силы молодости, которой кажется, что весь мир принадлежит ей.

Вдруг издали донесся чей-то голос, и из леса показалась фигура человека, который вел за повод лошадь.

— Вероятно, это ваш проводник? — спросил архитектор.

— Да, он должен был прийти сюда за мной, — ответила девушка, и по ее тону было видно, что появление проводника не доставило ей особенного удовольствия. — Итак, вы не советуете мне возвращаться через Энскую долину?

— Никоим образом, потому что верхом вы там не проедете. Я отправляюсь именно этой дорогой, но в моем путеводителе она рекомендуется лишь опытным туристам, без специальной обуви и альпенштока вам вряд ли удастся спуститься в долину.

— Мой проводник того же мнения. Итак, придется возвращаться по предгорью.

Девушка надела кофточку и перчатки и взяла, очевидно, только что нарванный ею букет генциан. Подошел проводник, и Герман помог незнакомке сесть на лошадь.

— А ваш эскиз? — вполголоса спросила она. — Я останусь вашей должницей?

— Если вам угодно смотреть на это с такой точки зрения, то пожалуйста! — поклонился Зигварт.

— Тогда возьмите хоть это в знак моей благодарности.

Девушка протянула ему букетик генциан, и, попрощавшись с ним легким поклоном, через несколько минут исчезла между елями.

— А ведь в ее словах звучит нечто похожее на извинение, — насмешливо пробормотал Герман. — Тон совершенно не походил на тот, которым она сказала: «Не сейчас, после!» По-видимому, урок пошел на пользу. Адальберт, наверно, сказал бы: «Ты снова вел себя как настоящий медведь», — и, наверно, пробежал бы с ней до предгорья. Но что мне за дело до этой надменной леди! Она, бесспорно, красивая, но зато и самоуверенна до крайности.

Зигварт приколол букетик к своей шляпе, еще раз обвел прощальным взглядом всю окрестность, потом пристегнул за спину рюкзак, взял альпеншток и повернул на дорогу в Энскую долину.

— Мистер Морленд уже вернулся?

— Да, час тому назад, господин коммерции советник.

— А барыня?

— Только что приехала с мисс Морленд. А вот и письма.

Коммерции советник Берндт взял письма и прошел в великолепный зал, украшенный статуями, коврами и композициями из растений, что свидетельствовало о принадлежности этого дворца к самым роскошным гостиницам Интерлакена. Швейцар еще раз низко поклонился советнику, как богатому постояльцу, поселившемуся здесь около двух недель тому назад. Это были выгодные клиенты — коммерции советник фон Берндт из Берлина с женой и дочерью и мистер Морленд с дочерью из Нью-Йорка. Они занимали все комнаты на первом этаже и большой салон и путешествовали со своим штатом прислуги.

Берндт вошел в комнату своей жены. Она стояла на пороге балкона и смотрела на дорогу в горы, на которой уже кипела жизнь.

— Ты выезжала сегодня утром?

— Да, я немного покаталась с Алисой.

— Вы ездили одни? Графа Равенсберга не было с вами?

— Нет, он пошел к Вильяму и еще до сих пор сидит у него. Думаю, сейчас лучше им не мешать, речь, наверное, идет об окончательном решении.

— Уже? Это было бы немного преждевременно, ведь он всего неделю здесь.

— Но все это время он ежедневно виделся с Алисой. Они совершенно запросто встречаются и за столом, и на прогулках. Поэтому-то я и предложила Интерлакен как место встречи.

— Пожалуй, это самый удачный выбор, — заметил Берндт, садясь. — В сущности, это «знакомство» — просто формальность. Без сомнения, они виделись и ранее.

— Конечно, — согласилась его супруга, — в этом я никогда и не сомневалась. Молодой Равенсберг симпатичен, а Алиса словно рождена для такого положения. Моему брату придется, разумеется, принести кое-какие жертвы, но ведь ты обсудил с ним этот вопрос.

— Разумеется. Ты знаешь, что старый граф обращался ко мне за материальной поддержкой. Я, конечно, отказал ему, так как он не мог дать мне ни малейших гарантий. Но при этом мне представился случай ознакомиться с его имущественным положением. Все имения Равенсбергов заложены и перезаложены, и полное банкротство неизбежно. Много понадобится денег, чтобы привести все в порядок, а кроме того, необходимо и приданое.

— И это приданое составит внушительную сумму, — сказала госпожа фон Берндт.

— Равенсберги — старинный дворянский род, в былые времена совершенно независимый, они много раз играли видную роль в истории нашей страны, а за это люди платят деньги. Впрочем, Вильям уже сам позаботился о том, чтобы удержать власть в своих руках. С родственниками следует быть осторожным, особенно с теми, которые привыкли жить по-барски, иначе их притязания будут неограниченны. Алисе вообще сначала будет нелегко, особенно со старым графом, он аристократ до мозга костей.

— Алиса сумеет сохранить свою самостоятельность.

— Да, вы, американки, умеете, это делать, — шутливо заметил коммерции советник, имевший в этом отношении достаточно опыта — в молодости он познакомился со своей женой в Нью-Йорке и привез ее оттуда в Германию. — Но объяснение грозит, по-видимому, затянуться надолго, — заметил он — не пройти ли нам на террасу, Элен?

Объяснение, действительно, еще не закончилось. В салоне сидел Вильям Морленд, а напротив него — граф Равенсберг. Их беседа походила скорее на деловой разговор, чем на сватовство. Американец — уже пожилой человек с серыми глазами и холодным, замкнутым выражением лица — держал в руках записную книжку и делал в ней какие-то пометки.

Граф Бертольд Равенсберг (молодой человек лет двадцати четырех, хрупкого сложения и небольшого роста) с первого взгляда казался довольно невзрачным, но в его лице было что-то необычайно приветливое, на нем лежала печать какой-то тихой грусти, а его темные глаза с мечтательным выражением были просто прекрасны. Он казался взволнованным, между тем как вся фигура Морленда свидетельствовала о непоколебимом спокойствии, когда он произнес:

— Договорились: я беру на себя все текущие расходы по Равенсбергу, причем, конечно, деньги вносятся от имени моей дочери. Кроме того, я вношу условленную сумму в счет ее приданого, проценты с которого будут в вашем полном распоряжении, капитал же остается неприкосновенным. В случае моей смерти мое состояние переходит к моей дочери как единственной наследнице и становится ее личным имуществом. По брачному контракту общее владение имуществом совершенно исключается.

— А что же остается моему отцу и мне? — произнес граф.

— Вашему отцу снова будет предоставлено управление его имениями, за которые будут погашены все долги, а вы будете получать ренту, которой с избытком хватит на приличный образ жизни.

— Но я буду лишен возможности самостоятельно распоряжаться имуществом своей жены. Ведь Равенсберг остается в руках моей жены?

— А теперь он в руках ваших кредиторов. Это большая разница, — последовал сухой ответ. — Если в вашем браке будет царить полное согласие, все дело сведется лишь к внешней формальности, не имеющей никакого значения.

— Но представляющей для нас с отцом нечто оскорбительное, мы не можем с этим согласиться.

— Очень сожалею, — спокойно ответил Морленд. — Я должен обеспечить будущее своей дочери, а, познакомившись с имущественным положением вашего отца, не считаю нужным предоставлять большой капитал в его распоряжение.

— Мистер Морленд! — воскликнул Бертольд оскорбленным тоном. — Я не думал, что нам будут поставлены такие условия, что мне предложат такую зависимость от моей жены, — с горечью сказал он.

— Именно поэтому я и настаивал на том, чтобы обсудить сначала деловую сторону вопроса. Если мы с вами не сойдемся, то просто-напросто будем считать, что никаких переговоров не было. Но от своих условий я не отступлю. От вас зависит принять их или не принять.