Что-то было неладно.

Сьюзен сидела в своем закутке, задумавшись. Утро прошло как обычно. За завтраком Лу наставлял сам себя вслух в вопросах бизнеса, Андреа расплескала все, до чего могла дотянуться, а пес — Ласкунчик Уильям — скулил, скулил, да наконец не выдержал и сделал лужу на полу в холле. В общем, обычные будничные заботы.

Но что-то было не так.

— Эй, давай прошвырнемся к «Блуми» в обед? Порастрясем денежки? — Хорошенькая головка Тары показалась над стеклянной перегородкой, разделявшей их закутки.

— Угу…

— Чудненько. Вот и продержимся еще денечек… — Тара растворилась за толстым стеклом.

Настроение Сьюзен мгновенно подскочило. Так на нее всегда действовала Тара Карзиан. Работали они, можно сказать, бок о бок семь месяцев, с тех самых пор, как Сьюзен объявила Лу, что родители не за тем посылали ее в колледж Барнарда, чтобы она сидела потом и поджидала, пока вернется из школы Андреа, — она желает работать! Лу согласился с ней, и так она очутилась в этом закутке — сидит, иллюстрирует дамские журналы приблизительно с 9-ти до 5-ти каждый день. Сегодняшняя работа — акварельный натюрморт киша: [1]нужно впечатлить и фирму, и создать нечто, возбуждающее аппетит у любого смотрящего на него. Сьюзен намешала зеленую краску оттенка вареного шпината.

— Ты уверена, что Мэри Кассатт начинала так же? — поинтересовалась она у искаженного за стеклом отражения Тары.

— Заткнись и рисуй себе! — последовал совет.

В обед подруги наскоро перекусили в «Лакомом Бургере», и за едой Тара услаждала Сьюзен рассказами о своих сексуальных подвигах прошлым вечером с парнем — ты только вообрази! — двадцати двух лет.

— Боже мой! — хохотнула Сьюзен.

— Тело у него, ну чистый шелк! — распиналась Тара. — Правда, башка как нейлоном набита!

— Будешь с ним встречаться?

— А куда деваться? Обосновался у меня и с места не двинется, пока не получит от отца денежного вливания.

Ланчи с Тарой украшали жизнь, и за это Сьюзен любила Тару. Они метеором пронеслись по «Блумингдейлу», как всегда напропалую швыряясь деньгами. Но вдруг Сьюзен как молнией ударило.

Да, что-то было неладно.

Они спускались в лифте, когда Тара заметила ее беспокойство.

— Что такое?

— Сама не пойму. Какое-то странное чувство. Тоска какая-то.

Позднее, вечером, стало еще хуже. Лу уже спал, а Ласкунчик Уильям тыкался огромным носом ей в руку. Неожиданно для себя Сьюзен решила одеться и вывести его на прогулку.

Был почти час ночи, на авеню — ни души, и Ласкунчик Уильям возбужденно скакал на поводке, радуясь нежданно свалившемуся удовольствию. Повернув за угол, они направились к Риверсайд-драйв по потемкам 77 Вэст-стрит. Этой улицы Сьюзен вообще не любила, а уж ночью — тем более. По обе ее стороны тянулись серые угрюмые пятиэтажки, оказавшиеся в темноте великанами-стариками, которые следят за тобой и перешептываются. Улица выглядела враждебной. Уильям закончил свои дела, и они уже повернули обратно к дому, как тут затрезвонил звонок.

Телефон-автомат находился на холме, почти на углу. Перезвон на тихой пустынной улице. Жутковатый, таинственный, словно будку вывернули изнанкой наружу. Очень личный звонок, совершенно неуместный на безлюдной враждебной ночной улице.

— Господи, какая же я идиотка! — сообщила Сьюзен Ласкунчику Уильяму, и тот помахал в знак согласия хвостом. Проходя мимо все еще звонившего телефона, Сьюзен вздрогнула и ускорила шаг, торопясь домой.

Позже, лежа в постели, она недоумевала, почему не взяла трубку, но одновременно радовалась, что не сняла ее.

Знамения начались несколько недель спустя.

Сьюзен уже забыла тоскливые предчувствия, обрела всегдашнюю свою жизнерадостность. Ничего не случилось и вряд ли случится. Они с Тарой иллюстрировали современные готические истории, а в обеденный перерыв планировали слетать на такси к Таре в Виллидж: та приставала, чтобы Сьюзен оценила ее новые обои. Но заботило Сьюзен другое такси. На рисунке женщина — конечно же, красавица, и конечно же, печальная — выходила из такси у особняка, самого, конечно же, зловещего вида. Работа не клеилась. С женщиной и особняком проблем не возникло, но с такси Сьюзен сражалась все утро. Наконец, отчаявшись, она изобразила модель, напоминающую «Эдсел» 50-х годов, и раскрасила желтым. Авто получилось смехотворным, но какая разница — женщины-читательницы редко разбираются в моделях машин.

— Бросай все, линяем! — возвестила Тара над перегородкой, помахивая сумочкой.

Они выскочили на улицу, пошли на стоянку и встали в конец очереди. Приз за долгое ожидание — замызганное желтое чудовище, счетчик которого щелкал, точно зашкаливший счетчик Гейгера.

— … фон такой серовато-коричневый, — расписывала Тара свое новое приобретение, — а по нему цветочки — гвоздики и астры, коралловые и бежевые. Не понравятся, лучше помолчи. Я кучу бабок угрохала…

Сьюзен не слушала ее, она не отрывала глаз от затылка водителя, чувствуя, как тоскливо сжимается сердце. Что же это такое?

— …разыскала у Шумахера материальчик такого же оттенка, теперь вот думаю, надо бы набросать декоративных подушек, обойдется в…

Брайан Колеман! — осенило Сьюзен. По какой-то необъяснимой причине затылок водителя напомнил ей Брайана Колемана, самого близкого друга, еще в начальной школе. Но это невозможно — однажды летом Брайан жил в кемпинге, где подхватил спинальный менингит и умер. Его смерть была первой в жизни Сьюзен. Позже последовали и другие: ее отец, двоюродный брат, пожилой сосед, но потрясение от смерти Брайана осталось самым сильным.

Сьюзен случайно взглянула на фото водителя и прочитала его имя. Брайан Колеман… Внутри у нее что-то оборвалось.

— Простите, вас зовут Брайан Колеман?

— Да. — Водитель обернулся: лицо незнакомца.

— Вы не в шестой школе учились?

— Не-а.

— Меня зовут Сьюзен Рид… Гудман… Сьюзен Гудман, — запиналась она. — Мы с вами раньше не встречались?