— Эй, что это? — Лу подобрал его, осмотрел изящную шелковую ленту, нарядную подарочную бумагу и протянул Сьюзен.

— Это мне? Да? — сказала Андреа.

— Не знаю, может быть.

Они отнесли пакет на кухню и открыли его. Внутри, ухмыляясь, пялился на Сьюзен черный, глянцевитый человекоподобный зверек-грызун.

— Ой, ой! Телефончик — Микки-Маус! — запрыгала Андреа. — Это — мне!

Позже, когда Андреа отнесла жуткого зверька к себе в спальню, Лу повернулся к Сьюзен, которая, плеснув себе неразбавленного мартини, уставилась на пятнистую фарфоровую поверхность кухонной раковины.

— Ну, ты что? Не понимаешь? Шутка. Какой-то мерзавец старается досадить тебе, вся затея — шутка, розыгрыш. Теперь видишь?

Видела она только пятна и рюмку, которую требовалось долить.

— Сьюзен, тебя жаждет видеть Моди. — Секретарша коротко улыбнулась и ускакала, исполнив грязное дело.

Сьюзен медленно прополоскала кисти, протянула, чтобы не растрепались кончики, через тряпочку, завинтила пузырьки с красками, молча сказала «прощай!» рисовальной доске, которая несколько месяцев назад представлялась ей пиршественным столом, оглядела обшитые деревом стены, эскизы, фото Андреа и Лу на пароме Файер-Айленд, гравюру Хоппера «Театр Шеридана», снимок междусобойчика в офисе. Она знала, увольнение ее Моди обставит красиво. Так оно и получилось.

Моди улыбнулась Сьюзен из-за письменного стола. Улыбнулась и откинулась, принимая позу фальшивого спокойствия.

— Входи, Сьюзен, — пригласила она, и Сьюзен отметила, восхищаясь, смесь дружелюбия и грусти в ее голосе. — Садись, дорогая.

Дельце прокрутилось на поразительной скорости, учитывая, как трудно было для Мод отпускать кого-то, но уже через пять минут Сьюзен выкатилась из кабинета.

Тара промолчала, когда Сьюзен сообщила новость. Она встала из-за рисовальной доски, пририсована усы женщине на эскизе, обняла подругу и прошептала только:

— И когда же мы встретимся снова?

— Утром.

— Обещаешь?

— Обещаю…

— Тогда мотай отсюда поскорее!

— Ты сумеешь быть дома завтра утром? — спросил за обедом Лу. — Придут устанавливать телефон. — Он старательно избегал смотреть на Сьюзен.

— Теперь я всегда могу быть дома, — она повернулась к Андреа. — Поешь свеклы, родненькая, тебе полезно.

— Не люблю свеклу!

— Знаю, но все равно съешь.

— И что это означает? — поинтересовался Лу, по-прежнему уткнувшись в тарелку.

— Меня уволили.

— Как это получилось? — Лу наконец взглянул на нее.

— Тяжелые времена, — объяснила она (большего пока что не требовалось).

— Жаль, — но вид у него был совсем не сожалеющий. — А ты? Огорчена?

— В общем, нет. Андреа, ну-ка жуй, наконец!

Больше они про это не заговаривали, и Сьюзен, раздраженная, злая, притворилась, будто забыла подать десерт, оставив эклеры в холодильнике. Туда ни Лу, ни Андреа сами не заглянут ни за что, всегда просят принести. Свой она съест позже, одна.

Тяжко повис вечер. Лу сидел на кухне, просматривая киношный контракт, Андреа примостилась, как всегда, перед телевизором, выпросив разрешение лечь попозже, чтобы посмотреть фантастический фильм.

Сьюзен в спальне переставила ночной столик на сторону Лу, попробовала читать, бросила и отправилась принимать горячую ванну.

Пришло время укладывать Андреа, что-то она засиделась у телевизора.

— Ну, еще минуточку, мама! — отчаянно попросила девочка.

— Ладно, но только одну.

Сьюзен уселась на кушетке и обняла Андреа.

На экране космический корабль плыл в космосе на головокружительной скорости. Все члены экипажа, казалось, полны рвения. Сьюзен на минутку заинтересовалась молодым актером. Тут корабль устремился к чему-то в звездной черноте, чему-то огромному, беззвездному, непроглядно черному, круглому, зловеще притягивающему. Слишком поздно Сьюзен разглядела, что это — черная дыра, она видела рекламные ролики к фильму, ее от них переворачивало. Инстинктивно она поняла, что наблюдает нечто важное, нечто, имеющее отношение к ней. Зачарованная, Сьюзен не могла отвести от экрана глаз. Корабль все приближался и приближался к этой жути, его закрутила воронка, шанса на избавление не осталось ни для актеров, ни для нее. Потом они нырнули в созданный спецэффектами вакуум, вращаясь и вращаясь по концентрическим кругам черноты, головокружительно, стремительно, круг за кругом, на экране — карусель пятен: расплывчатые лица, чернота… задыхающиеся, застывшие во времени… чернота, лица, чернота, лица…

Сьюзен оторвалась от экрана, чувствуя, что и ей не хватает воздуха.

Что это было? И что происходит с ней?

Глаза снова уткнулись в экран. Проскочив черную дыру, люди возникли где-то еще. Фигура, слишком квадратная для человека и слишком человекоподобная, чтобы быть кем-то еще, стояла наверху обрывистого холма. В отдалении высились еще холмы. Все искореженные, фантастических очертаний, не похожие ни на что в мире. Между ними плясали языки пламени, стлалась пелена дыма и пепла, воздух забит ватным, вяжущим туманом… Изображение ада. Сьюзен смотрела на ад. Киношный, но все-таки ад.

Ночь прошла ужасно, почти без сна. Чтобы как — то отвлечься, Сьюзен решила пройтись по магазинам. Но это не помогло. Сердце сжималось от непонятной тоски, а ноги сами несли ее обратно к дому.

Не успела Сьюзен открыть входную дверь, как сразу поняла — что-то случилось. Она ничего не слышала, но все равно знала. Оставив пакеты в дверях гостиной, Сьюзен заглянула в комнату: ничего необычного, прошла на кухню — тоже все в порядке, и направилась по длинному коридору в спальню. Подойдя к дверям, она услышала его.

Звонок ада. Беззвучную Мерзость.

Сьюзен торопливо вошла и увидела перевернутый столик, опрокинутый телефон со сбитой трубкой. Она быстро хлопнула трубкой об аппарат, отрезая его, изгоняя. А потом, сидя на полу рядом с кроватью, услышала другой звук — приглушенное рычание.

— Ласкунчик Уильям? — окликнула Сьюзен.

Рычание не смолкло.

— Ласкунчик Уильям!

Она стала искать, где же пес, и тут заметила, что дверь в кладовку приотворена.

— Миленький, все о'кей, я дома. — Сьюзен распахнула дверь.

Пес забился в угол, за обувную коробку, свернулся там, пасть и грудь забрызганы пеной, рычит, темные губы оскалены. Видны старые, в пятнах, зубы, уши прижаты: доведен до безумия. Он пробыл тут все время, вынужденный слушать Безмолвие, пока она носилась по магазинам.

— Ох, миленький! — Сьюзен чуть не заплакала, глядя на пса. — Все в порядке. Мамочка дома, — и потянулась поласкать его. Старые, изъеденные зубы вонзились в руку как пики. От удивления и боли Сьюзен отпрянула, а собака ткнулась мордой себе в грудь. Рычание на миг перешло в грозный рык.

Сьюзен побежала в ванную и подставила руку под холодную воду, стараясь унять боль. В точках укуса вздувались капельки крови, быстро набухали синячки. Когда она вышла из ванной, то сразу увидела пса. Он выбрался из кладовки, голова набычена, смотрит на нее безумным глазом, оскалив зубы, коричневые, пятнистые, с них свисает слюна, шерсть на загривке дыбом…

— Ласкунчик Уильям… — едва выговорила она, в ответ челюсти его раскрылись, и ее оглушило рычание. — Ласкунчик Уильям… — умоляюще повторила Сьюзен, и морда у собаки опустилась еще ниже, оскал стал страшнее, обнажив клыки. Она начала медленно отступать, но он угадал ее намерение и оказался там первым: больше не любимый пес, а демон, упивающийся ее страхом.

— Сиди, пес! — приказала Сьюзен, а он зарычал, делая к ней первый шаг, нагнув голову для атаки.

— Ласкунчик Уильям, слушайся! — Сьюзен попятилась к приоткрытой двери ванной. Пес мгновенно обежал ее, рыча, давясь, отрезая ее от двери.

— Ласкунчик Уильям, это же я!

Он прыгнул, клацнув зубами в дюйме от ее ноги. Сьюзен, быстро отступив, наткнулась на кровать, взобралась на нее, подобрав ноги, вне досягаемости зубов.