– Нет, – сказал он, – ничего не слышно. А почему ты спрашиваешь? Ему ведь еще два года сидеть.

– Его выпустили, – спокойно сказала Маша, положила щетку на туалетный столик и повернулась к мужу лицом. – Я написала в колонию, хотела узнать, как он, жив ли, и мне ответили, что его выпустили условно-досрочно. За примерное поведение.

– Что ты говоришь?! – притворно изумился Косолапый. – Когда?

– Еще в начале апреля. Странно, что он до сих пор у нас не появился, правда?

– Действительно странно, – изобразив на лице глубокую задумчивость, протянул Медведев. – Может, стесняется?

– Или не хочет нас видеть.

Косолапый снова посмотрел на жену. Лицо у нее было спокойное, но это еще ни о чем не говорило: Маша отлично владела собой и умела скрывать свои чувства.

– Не понимаю, – медленно, старательно подбирая слова, сказал Медведев, – почему ты заговорила об этом именно сейчас. Не понимаю, почему ты вообще об этом заговорила. Что было – быльем поросло...

– Да, это очень удобно, – кивнула Маша. – Я вижу, вы все очень старались забыть о его существовании. Вам и без него хорошо, правда?

– Ну, зачем ты так?

Медведев встал, обнял ее за плечи, но Маша сердито вырвалась и отошла от него метра на три, как чужая.

– Знаешь, о чем я подумала, когда узнала, что Андрей уже почти два месяца на свободе?

– Ага, – сказал Медведев, – знаю. Ты решила убежать от меня к нему и жить с ним в шалаше.

Говоря это, он улыбался, хотя улыбка давалась ему нелегко. Уже начав говорить, Косолапый сообразил, что несет что-то не то – не столько шутит, сколько высказывает вслух свои тайные опасения, – но закрывать рот было поздно.

Марина не приняла шутки. Глаза у нее потемнели и сузились.

– Нет, – сказала она, играя золотой цепочкой на шее, – я думала о другом. Я подумала, уж не Андрей ли убил Далласа.

– Господи, что ты несешь! – воскликнул Медведев. – Кто, Туча? Убил?

– Понимаю, в это трудно поверить, – согласилась Маша. – Днем я сама в это не верю. Но по ночам... По ночам, когда лежишь в кровати и ждешь скрипа половиц в соседней комнате... В общем, ночью это не кажется смешным.

– Э, подруга дней моих суровых, – протянул Косолапый, – я вижу, кое-кому пора на курорт. Поближе к солнышку, подальше от проблем... А?

– Спрятать меня хочешь? Не надо, я не боюсь. В конце концов, у него есть веские причины для того, чтобы... Ну, чтобы желать мне смерти.

– Что?! – на этот раз возмущение Медведева было непритворным. – Что ты такое говоришь? Что ты забрала себе в голову? Желать тебе смерти? За что? За то, что заживо себя не похоронила? Да если бы за это убивали, у нас в стране сейчас проживало бы человек сто, от силы тысяча!

– Откуда ты знаешь, за что убивают, а за что нет? Это твой Кудиев тебе объяснил?

– Ну-ну, – добродушно пробасил Медведев, – зачем ты так? За что ты так не любишь Кастета?

– За все, – непримиримо ответила Маша. – Можно подумать, ты его любишь.

– Ну, друг детства как-никак...

– Как Андрей? Как Туча?

Косолапый уставился на жену тяжелым, не предвещающим ничего хорошего взглядом. Он любил Марину, прощал ей слабости и потакал ее капризам, но это было уже чересчур. Что же она, нарочно, что ли, поставила перед собой цель именно сегодня во что бы то ни стало довести его до белого каления? Как будто без нее мало геморроя...

Маша спокойно выдержала его взгляд, разве что подбородок у нее слегка вздернулся в ожидании скандала. На этот раз скандала не последовало – Косолапый решил слегка ее разочаровать.

– Я не намерен это обсуждать, – сказал он спокойным, ровным голосом. – Тем более в таком тоне.

– Не намерен так не намерен, – неожиданно легко согласилась Маша. – Ты, я вижу, на работу сегодня не собираешься?

– Вообще-то, я сегодня взял себе выходной, – сказал Косолапый. – Шпала не возражал, в банке сейчас тишина и спокойствие. Во второй половине дня, наверное, подъеду туда на полчасика, надо подписать пару срочных бумажек.

– А Шпала?

– Что – Шпала?

– Шпала не может подписать твои бумажки сам? Он же президент!

Косолапый вздохнул. Впрочем, этот вздох был наполовину притворным. Он был рад перемене темы, да и услышать, что жене его не хватает, было, как ни крути, приятно.

– Шпала – главная ось, – терпеливо сказал он, вокруг которой крутятся главные события, главные решения... А я – ось второстепенная, хотя и немаловажная. Если все, что крутится вокруг меня, свалить на Шпалу, он может не выдержать, сломаться. Дзынь, бряк – и нет его, спился или деньги из банка умыкнул...

– А он может?

– Деньги умыкнуть? А где ты видела банкира, который отказался бы от лишних денег?

– А я думала, главное качество для банкира – честность...

Косолапый рассмеялся. В самом деле, это было забавно – Шполянский и честность!

– Наивная ты у меня все-таки, Марина Сергеевна, – сказал он. – Нам с тобой скоро по сорок, пора бы уже перестать видеть мир в черно-белой гамме: хороший – плохой, добрый – злой, честный – нечестный... Это очень упрощенный подход, понимаешь?

– Понимаю. А Кастет, он какой – черный, белый или лиловый в золотую крапинку?

– Кастет? – Медведев на минуту задумался. – Он, знаешь, такой, как бы тебе сказать... Сероватый, что ли.

– Угу. А...

Она не договорила. За воротами послышался нарастающий шум мотора, завизжали покрышки, и вдруг раздался ужасающий грохот и треск. Медведевы бросились к окну. Маша, которая стояла ближе, добежала первой.

– Пожалуйста, – сказала она неприятным голосом, – легок на помине. Что это с ним?

Косолапый выглянул в окно через ее плечо, и у него отвисла челюсть. Новенькие ворота в окружавшем его загородный дом заборе были разнесены в щепки. Из-под их обломков выглядывал полупогребенный в груде расщепленного, расколотого, переломанного дерева серебристый «Лексус» Кастета. На его заднем крыле красовалась огромная безобразная вмятина; что стало с передней частью машины после столкновения, Косолапый боялся даже представить.

К месту происшествия уже бежали охранники. Один из них был при полном параде, а другой – голый по пояс, в закатанных до колена джинсах и пляжных шлепанцах на босу ногу, которые он все время терял на бегу. Тот, что был в пиджаке, потянулся было за пистолетом, но, узнав, по всей видимости, машину, оставил свое смертоубийственное намерение.

Вдвоем они подняли тяжелую, норовящую рассыпаться у них в руках створку ворот, и из-под нее, шатаясь, выбрался Кастет. Он сделал два неверных, заплетающихся шага, оттолкнул охранника, который пытался ему помочь, и упал на четвереньки.

Поначалу Косолапый решил, что Кудиев пострадал при столкновении. Он открыл окно, намереваясь крикнуть охранникам, чтобы несли раненого в дом, и в ту же минуту его слуха коснулся поток пьяной брани, которой Кастет, по-прежнему стоявший на четвереньках, щедро поливал неуверенно топтавшихся рядом охранников, некстати оказавшиеся запертыми ворота, свою машину, которая, как выяснилось, не умеет ходить сквозь стены, Косолапого, который отгородился от мира кирпичным забором, а заодно и все остальное человечество.

– Виталий! – перекрывая этот шум, крикнул Медведев. – Берите его и тащите к гаражу, я сейчас спущусь! Уведи куда-нибудь Леру, – сказал он, поворачиваясь к жене. – Телевизор ей включи, займи ее чем-нибудь... да хоть на пианино поиграйте, что ли, только погромче!

– А может, это его лучше увести? – с иронией спросила Марина, кивая в сторону окна. – А еще лучше – просто вышвырнуть за ворота и дать хорошего пинка. Пьяная скотина!

– Перестань, – морщась, сказал Медведев и закрыл окно. – Ты же видишь, он невменяем.

– И притом с утра.

– Вот именно. Вообще-то, за ним такого раньше не водилось. Случилось, наверное, что-нибудь. Займи ребенка, я сейчас все выясню.

– Боюсь, раньше завтрашнего утра ты у него ничего не выяснишь, – с сомнением сказала Марина, уже стоя в дверях.

– Выясню, – пообещал Косолапый таким тоном, каким обещают свернуть кому-нибудь шею.