Подвешенная к потолку аварийная лампочка ровным белым светом освещала лица собравшихся. Генерал Ильченко, хмурясь, прохаживался по широкому периметру штабного блиндажа, вырытого инженерной машиной в марсианской почве, и время от времени бросал взгляды на сидевших вокруг стола офицеров штаба. Чуть в стороне от них, сутулясь и держась за ушибленную руку, расположился профессор Лобенштайн. Из всех людей, наполнявших блиндаж, он был единственным гражданским лицом. Его худощавая фигура, обряженная в светлый твидовый пиджак и такие же светлые брюки, выглядела нелепо среди рослых здоровяков (космические легионы всегда гордились тем, что у них служат самые крепкие парни планеты), но не отторгалась, а даже подчёркивала всю сложность и напряжённость момента. Все присутствующие задумчиво молчали, не смея прерывать своими словами всеобщего раздумья.
Первым не выдержал Хасанов. Он уже несколько раз порывался встать, но всегда садился обратно, видимо, мысли, терзавшие его, были не до конца осознаны.
— Командир, нужно выступать, иначе они сотрут в порошок весь город! — голос полковника вздрогнул. — У меня там семья!
— У меня тоже! — генерал был непреклонен. Казалось, в нём не осталось места эмоциям, принятое решение вытеснило все прочие желания и мысли. — Мы не можем начать действовать до тех пор, пока у нас нет ни единого шанса!
Хасанов дернулся как от удара бича. Его вытянутое, худощавое лицо вытянулось еще сильнее, на скулах заходили желваки, он едва сдерживался, чтобы не броситься на собственного начальника и друга с кулаками.
— Нужно немедленно ударить, а там будь что будет! Или, может быть, ты боишься за собственную шкуру?
Ильченко зло зыркнул на полковника, словно припечатывая его к стулу.
— Сядьте, господин полковник, или же я буду вынужден взять Вас под арест! — при этих словах лицо генерала стало мертвенно-бледным, но тон его голоса был столь холоден и тверд, что Хасанов невольно отпрянул назад и, смутившись собственной слабости, сел в кресло. Морщины под его глазами стали видны отчётливее, а сами глаза глубоко запали. Перейдя с дружественного "ты" на официальное "Вы" генерал дал понять, что шутки кончились, споры и дискуссии излишни, он здесь хозяин и не позволит никому противиться его приказам.
— Начальник разведки, доложите последние данные о противнике.
Полковник Ниценко, высокий, дородный блондин, родом откуда-то из-под Тамбовщины, своим молодцевато закрученным чубом больше напоминавший сошедшего со старых картин казака, чем современного космического легионера, встал, и чётко, будто на плацу, щелкнув каблуками, расстелил на столе карту прилегающей местности и также чётко изложил имеющиеся у него сведения.
— Танки противника продолжают выходить из подземного туннеля. Не далее как полчаса назад замечены тягачи, вытаскивающие на поверхность боеприпасы и горючее. Если не остановить их продвижение, то вскоре вражеская техника не будет помещаться в долине и, двинувшись через каньон, выйдет в районе второй гряды. Оттуда вся местность хорошо просматривается, не заметить нас они не смогут. В этом случае наши гасители радиолокационных волн нам не помогут.
— Сколько у нас есть времени?
— Судя по темпам выхода танков, часа три, не больше. Но если мы не вступим в бой немедленно, то к этому времени нам нечего будет защищать. Город погибнет. Простите генерал, но личный состав волнуется. У многих в городе семьи.
— И Вы туда же! — внезапно в голосе генерала появилась усталость. — Да знаю я, всё знаю, и понимаю не хуже вашего, но я не желаю бросать в бой пушечное мясо. Нам необходимо продержаться трое суток. Трое, ни часом меньше. Не найдя возможности уничтожать врага, скажите, как мы сможем это сделать? Как мы сможем продержаться? Молчите?! Ты, Георгий, — снова перейдя на дружеское "ты", генерал пристально посмотрел на Хасанова, — не скрипи зубами, наше оружие против них бессильно. Если не веришь мне, то спроси у профессора. Я поливал их из всех пушек и лазерных орудий, но тщетно, на их броне не осталось ни царапины. Понимаешь, ни царапины? Ты думаешь, я не хочу в бой? Но не с голой же пяткой на шашку! Я ещё раз вам всем повторяю, пойти в бой сейчас- это значит погибнуть быстро и бесславно. Помощь с Земли придет не раньше, чем через трое суток. Трое суток- это минимальный срок, который мы должны продержаться. Если мы погибнем до прихода помощи с Земли, то и все остальные тоже погибнут, а произойдёт это сейчас или чуть позже- не важно. Так что ещё раз повторяю: дискуссии закончены. Кто первый поднимет вопрос немедленного вступления в бой- будет арестован! — голос генерала, по мере того, как он говорил, обрёл прежнюю твёрдость. — Надо думать, но, к сожалению, я даже не знаю с чего начать.
Генерал замолчал, и в помещении воцарилась напряженная тишина.
— А что тут начинать-то, — нарушивший всеобщее молчание профессор встал со своего места и неторопливо приблизился к загрустившей компании офицеров. Как говорилось в старом добром анекдоте: "Что думать, прыгать надо!" У нас какая задача? Остановить и продержаться?! Что для этого нужно? Первое: закрыть врагу все выходы из каньона. Второе: перекрыть ему канал поступления свежих сил и средств. И третье: найти уязвимое место у вражеской техники. Первые две задачи решаются просто — взорвать подземный туннель и перепахать взрывами выход из каньона. Пусть откапываются!
— Мысль интересная, и к тому же не Вам одному пришедшая в голову. Но где мы возьмём столько взрывчатки? — генерал сердито и с не скрываемой иронией посмотрел на новоявленного стратега. — У нас нет инженерных складов. Все взрывчатые вещества нашей части- это невесть как попавшая сюда тонна древнего, как мамонт, тротила.
— Это не вопрос, — профессор небрежно махнул рукой. — В Институте горной геологии целый склад этой гадости. Нужно только отрегулировать возможность изъятия взрывчатки с деканом.
— К черту декана! — от слов профессора генерал едва не подскочил в кресле. От прежнего иронического взгляда не осталось и следа. — Объясните, где находится этот склад, а мои ребята уж как-нибудь постараются уговорить заведующего, или как его там… начальника, если он, конечно, ещё не сбежал куда подальше.
— Слева от основного корпуса, красное здание. Не ошибётесь, на нём аршинными буквами надпись: "Склад".
— Так, Георгий, ты всё слышал? — от слов генерала, сказанных непреклонным тоном, полковник вздрогнул. — Пока мы тут будем заниматься ничего неделанием, возьми четыре десятка крепких солдатиков, два БТРа сопровождения, — Ильченко на секунду задумался, — три грузовика обеспечения возьмешь в у танкистов, я знаю, они уже всё перевезли и теперь стоят порожняком. Загрузишь их под завязку взрывчаткой и дуй сюда. Если завсклад будет дергаться- арестуй. И вот еще: найди и пригони сюда глиссер. Только предварительно не забудь его тоже до упора нагрузить взрывчаткой.
Хасанов, виновато опустив голову, встал. Кажется, он понял, что был не прав, но извиняться не намеревался, поэтому постарался просто не встречаться с генералом взглядами.
— С взрывчаткой всё ясно, но где я возьму глиссер. Их в городе кот наплакал, да и зачем он тебе сдался? Уж не собираешься ли ты с его помощью бомбить вражескую технику?!
— Почти, — смиренно согласился генерал и тут же так рявкнул, что у присутствующих заложило уши: — Ты что, полковник, голыми руками в туннель будешь взрывчатку таскать или как? Если по пути попадётся еще один глиссер или бот, гони его сюда тоже! И никаких зачем, почему! Война началась. Действуй!
Хасанов вновь пристыжено затих и, вяло козырнув, бросился выполнять приказание. Уже у самой двери он был остановлен окриком профессора:
— Уважаемый, мой "Махаон" стоит у ворот вашей базы, ключи на месте.
Полковник благодарно кивнул и исчез за дверью.
— Простите профессор, мы отвлеклись. Но не могли бы Вы теперь продолжить Ваши рассуждения?!
— Да я почти всё сказал, — Александр Абрамович растерянно развел руками. — Ничего путного в моей голове больше нет. Уж извините, но у меня нет необходимых познаний в военной технике, — он снова развёл руками. — Хотя… — профессор задумался. — Пожалуй, я… Пожалуй, я поясню вам, как следует подойти к проблеме, а уж рассуждать и думать, господа военные, придется вам.