— Итак, представьте себе танк. Представили? Теперь разложите его на отдельные, как можно более мелкие детали, например башня, ствол, э-э-э…

— Корпус, — подсказал начальник разведки.

— Нет, корпус не подойдёт, корпус- это слишком большая часть машины. Разложите корпус на части. Например, левый бок, правый бок, лобовая часть, корма. В конце концов, что там у него есть ещё?

— Триплексы, люки, траки, катки… — генерал начал быстро перечислять составляющие танк детали. В это время начальник штаба всё это быстро записывал на листок бумаги. Лобенштайн удовлетворённо закивал головой.

Когда был готов полный список, а точнее перечень всевозможных составляющих танка и никто не смог вспомнить ничего нового, они принялись рассматривать каждую деталь на предмет уязвимости. Когда дошли до триплекса, генерал обрадовано улыбнулся:

— Возможно, это то, что мы ищем. Триплексов, как явствует из доклада разведки, на них нет. Машина полностью автоматизирована. Но ведь как-то они видят и слышат?! Значит, должен быть какой-то локатор или нечто ему подобное. А, следовательно, если его уничтожить, танк станет слеп и глух. Что ж, будем искать и уничтожать локатор. Хотя нет ни какой гарантии, что мы сможем повредить хотя бы эту часть машины. К сожалению, кажется, у нас в списке всё. Остался один ствол. — На слове "ствол" генерал задумался. — Ствол, ствол, — повторил он это слово несколько раз подряд, и внезапно его лицо озарилось счастливой улыбкой. — А что, если стрельнуть лазером в отверстие ствола?! Если там будет снаряд, он наверняка взорвётся! Да, именно так! И даже если танк сохранит способность двигаться, то стрелять он всё равно не сможет. Конечно, отверстие дульного канала невелико, но не для того ли, чтобы попадать в столь малые цели, мы каждую неделю тренировались на полигонах?! Что ж, пожалуй, теперь у нас есть хоть какой-то шанс!

— Командир, — подал реплику начальник штаба, — но попасть в ствол можно лишь с самолета. Они бьют с закрытых позиций, и ствол у них постоянно задран вверх.

— Значит, мы должны заставить противника бить прямой наводкой. Придется идти на сближение, — генерал почти бессознательно заменил кровавое "идти в атаку" на почти мирное "сближение", и сам едва не скривился от подобного лицемерия. — Поднимаем людей! — он помолчал, потом гордо выпрямился, и в его голосе снова зазвенела сталь. — Приказываю поднять батальоны в атаку!

— Но это же самоубийство! — пронзительно выкрикнул кто-то из офицеров, но Ильченко даже не глянул в сторону возопившего.

— Не более, чем сидеть здесь и ждать, когда враг обратит на нас внимание, — решение было принято и генерал не собирался его менять. — Черт бы вас побрал! Вы же сами совсем недавно ратовали за вступление в бой! Так что совещание окончено, господа, теперь будут только приказания. Хотя могу вас утешить: в любом случае выбора у нас нет. Так что либо этот фокус нам удастся, либо колония на Марсе перестанет существовать. Господа офицеры, удачи вам всем! А теперь прошу разойтись по своим местам согласно боевого расчета. По прибытии доложить дежурному по бригаде о своей готовности. Ещё раз удачи вам, господа! — Ильченко надел форменную пилотку и первым покинул внезапно ставшую слишком тесной штабную палатку.

На борту космического лайнера уже столпилось более тысячи десантников. Сергей видел, что ещё несколько десятков стальных гигантов принимают в своё чрево разношерстно одетый десант, состоящий из только что призванных из запаса легионеров. Одежду и оружие в больших зеленых контейнерах погрузили следом, не распаковывая. Ляпидевский подивился столь поспешной расторопности чиновников, руководивших отправкой, но расспрашивать кого бы то ни было о причинах столь чрезвычайной суетливой нервозности не стал. Все куда-то очень спешили. Было похоже, что на Марсе и впрямь заварилось что-то серьезное.

— Вот заодно и в космическое путешествие слетаю, — оптимистично подумал Ляпидевский, устраиваясь поудобнее в противоперегрузочном кресле. Корабельный диктор начал предстартовый отсчёт времени…три, два, один, ноль… Космический грузопассажирский лайнер, оглушительно взревев двигателями, тяжело оторвался от земли, стремительно набирая скорость разорвал пелену облаков, вырвался за стратосферу и, скинув с себя оковы земного притяжения, лёг на заданный курс. Теперь корабль, всё время разгоняясь, будет лететь сквозь черноту космического пространства целые сутки, затем ещё сутки его скорость будет падать. К исходу вторых суток это огромное, неуклюжее на вид сооружение вновь окажется на твердой почве планеты, только это будет уже другая планета, красный и едва видимый с Земли Марс.

Сергей лежал в полуоткинутом кресле, и на его лице мелькала странная улыбка. Ему было смешно и горько одновременно. Смешно потому, что прослужив в легионе, гордо именующем себя космическим полтора года, он ни разу не был в открытом космосе, а горько от того, что теперь складывалось такое пакостное впечатление, что его первый же выход в космос вполне может стать и последним. Подобный расклад вовсе не устраивал ни сержанта космических войск, ни тем более рабочего- станочника одного из множества богом забытых оборонных предприятий. Сергей хоть изредка и желал самому себе скорейшей смерти, а происходило это во время приступов меланхолии, вызванных беспросветностью существования, всерьёз умирать никогда не собирался. Но теперь, бросая взгляды в крикливую суету космопорта, он внезапно ощутил на плече холодную ладонь костлявой старушенции, неспешно приноравливающей к его шее свое сельскохозяйственное орудие. Радостно-возбужденное состояние, вызванное столь разительной сменой декораций, прошло, сменившись холодом заглянувшей в глаза бездны.

Уже в открытом космосе, когда ускорение космического корабля несколько замедлилось, их переодели в камуфлированную военную форму, выдали боевое оружие и тройной комплект боеприпасов. Было тоскливо и скучно, на душе скребли кошки. Время от времени в солдатский кубрик, где располагался Сергей, приходил какой-то майор из штата офицеров-воспитателей и затягивал нудную проповедь о долге и чести. Солдаты, слушавшие его, откровенно зевали. Выкрикнув пару-тройку десятков давно всем опостылевших патриотичных фраз, майор от канцелярии (как нелестно именовал штабных начальников солдатский фольклор) скрывался в просторах офицерских кают. Наконец он вылез оттуда с побагровевшим лицом и хлопающими в непонимании глазами. Кажется, только сейчас ему окончательно дали понять, что им предстоит вовсе не всепланетное учение, а настоящее кровавое сражение. А отголоски этого сражения уже разлетались по всему космосу. Передающая станция Марса переключила свои каналы на волну охранявшего город легиона, и теперь вся планетная система знала состояние обстановки в районе боя. Ошалевший майор кое-как пришел в себя и уже без прежней самоуверенности принялся рассказывать легионерам о слабостях враждебной техники, полученных им из радиоэфира. Впрочем, на этот раз в глазах слушающих появилась хоть какая-то заинтересованность. С трудом закончив пояснения, он снова удалился. На этот раз он отправился не в офицерскую каюту, а в рубку управления. Зачем он туда ходил, стало понятно, когда он минут через двадцать пять появился оттуда в лёгком подпитии и, душевно обняв первого попавшегося солдатика, принялся ему подробно излагать новые, только полученные сведения. Какое-то время он так и шастал туда-сюда, постепенно хмелея всё больше и больше, пока ему в голову не пришла хорошая мысль. Радуясь собственной сообразительности и досадуя на то, что это не пришло ему в голову раньше, он включил общекорабельный громкоговоритель и, примостившись среди рядового состава, завалился спать…

Тысяча солдат выстроилась строем среди песчаных холмов. Голос стоявшего на БТРе генерала гремел, перекрывая залпы танковых орудий.

— Бойцы — офицеры и рядовые! Мы не хотели войны, но Земля кормила и поила нас, чтобы в случае опасности мы встали грудью на защиту мирных жителей. Час пробил! Я не хочу и не стану вас обманывать. Многие, если не все из нас останутся лежать на этой бесплодной равнине. Но поглядите за наши спины: там наши родные и близкие, там живут мирные люди, женщины и дети, там плод труда всей Земли. Дремавшие тысячи лет неведомые нам силы, разрушившие и уничтожившее марсианскую цивилизацию, сегодня ожили и снова принялись за старое. Их нужно остановить. Кто это сможет сделать, как не мы? Я не призываю вас геройски погибнуть, это путь дураков. Мы не имеем права умереть раньше, чем выполнить боевую задачу. Нам необходимо продержаться трое суток. Это минимальный срок. И хотя, как я уже сказал, многие погибнут, но если мы продержимся эти три дня и три ночи, с Земли придет помощь, а значит, те, кто погибнет, погибнет не зря. Я повторяю: мне не нужен слепой героизм. Бойся, убегай, прячься среди камней, зарывайся в песок, если на то пошло, грызи камни, но живи и не забывай уничтожать врага! Если ты умер, не уничтожив ни одного танка противника, но спас друга, то твой друг должен сделать это за тебя! Когда вы пойдёте в бой, помните: против нас выступают роботы, бесстрашные, не чувствующие боли, быстрые и безжалостные, но мы должны победить, мы люди и мы крепче стали! Мы умней, мы победим и выживем! Если мы проиграем, значит, нас зря кормили, значит, я ничему не сумел вас научить. И последнее: мы выступаем прямо сейчас. Будет страшно, но мы должны будем подойти к противнику как можно ближе. Я говорю мы, потому что я тоже буду рядом с вами, но чуть позже. Сейчас я должен выполнить одну очень важную миссию — сбросить пять тонн взрывчатки в отверстие тоннеля, чтобы хотя бы на время преградить вражеской технике выход на поверхность. Я не могу поручить это никому. У нас не так много взрывчатки и лишь один глиссер, способный её доставить, а промаха быть не должно. Если я не вернусь, командование примет начальник разведки. Я всё сказал. Теперь с богом! — генерал отдал честь и махнул рукой, отправляя войска на битву. Сам же он, осторожно спрыгнув с брони, пошёл к стоявшему неподалёку "Махаону". Там Иван Михайлович пожал руки офицерам штаба, заглянул в умные глаза профессора, обнялся с притихшим Хасановым, а затем одним прыжком влетел в кабину и, хлопнув фонарём, запустил двигатели. Взревев, они с трудом оторвали от земли сильно перегруженный, перекрашенный в серое глиссер и, натужно ревя, потянули его в направлении непрекращающегося грохота.