Пожарники слышали все это как бы вторым слухом и видели вторым планом. Главное для них было там, наверху, — немощные и больные ждали их как посланцев небес. А может быть, уже и не ждали — дом вспыхнул мгновенно… Так говорили в толпе. И еще много всякого говорили. Не смогли пожарники добиться главного: есть ли все же кто-либо в доме, объятом огнем? На втором этаже? На третьем? На четвертом?..

И вот они бегут вверх по двум огромным лестницам, концы лестниц вставлены прямо в окна, из которых вырывается огонь. Включились в работу мощные брандспойты. Джек первым поднимался по левой лестнице. Вспомнил о пьянице Джоке, ухмыльнулся. Вспомнил и о Мервине. «Эка невидаль — пожар. Вернусь, еще до прихода Мервина из колледжа буду дома…»

Он надвинул на лицо защитную маску, натянул асбестовые рукавицы и шагнул с подоконника в комнату. Здесь все было охвачено ровным, сильным пламенем. В нем уже словно бы растаяли портьеры и ковры, столы и диваны. Джек направлял струю воды в разные стороны. И всюду она вонзалась в огонь, в дым без всякого результата. «Уже потолки и стены занялись, — машинально отметил про себя Джек. — Давно занялись. Пожалуй, нам здесь делать нечего. Самое время владельцу дома вызывать страховых агентов. Кругленькую сумму, должно быть, получит…»

Чем больше глотал воды огонь, тем, казалось, сильнее он разгорался. Впрочем, сильнее уже было и нельзя. Как любой пожарник, Джек хорошо знал разгадку этого, казалось бы, необъяснимого обстоятельства: пожар был уже необратим. Однако все солдаты, воюющие против самых разных бед и напастей человеческих, будь то врачи или пожарники, даже в явно безнадежных случаях сражаются до конца. Медленно, дюйм за дюймом, продвигался Джек среди беснующегося пламени. Его заботило сейчас лишь одно: добраться струей воды до входной двери в квартиру. Если так же страшно горит и вторая половина дома, нужно немедленно выбираться обратно на лестницу. Откуда-то сзади вроде бы потянуло прохладой. Вот чудеса-то! Джек оглянулся. На подоконнике стоял командир отделения Билл Локвуд. Он направлял струю воды над самой головой Джека, что-то кричал, размахивал рукой. Осторожно ступая по невидимым сквозь огонь и дым переборкам, Джек приблизился к нему.

— Старуха там внизу причитает, — прохрипел в самое ухо Джеку Билл. — Похоже, рехнулась от страха. Плачет и знай одно твердит: «Убили зайчика. Зайчика убили».

— Ну? — выкрикнул ему в лицо Джек.

— Соседка говорит, внучка старухина в этой квартире осталась. — Билл махнул рукой куда-то вправо. — Детская в самом конце коридора. Я пойду, а ты подстрахуй меня в случае чего!..

— Да чего там, — отозвался Джек. — Вдвоем давай. Все легче пройти будет!..

Теперь они пробирались сквозь вихри огня вдвоем. Джек был немного впереди. Жара усиливалась. Полыхало, видимо, все, что только было подвластно огню. По снопам искр, которые, словно метеоры, прорезали стену пламени и дыма, можно было понять, где рушатся балки. В коридор Джек и Билл прошли не через дверь, а прямо сквозь стену — она уже прогорела и обвалилась. Здесь огонь был слабее. «Должно быть, очаг пожара где-то там, с фасадной стороны дома», — подумал Джек. Билл тронул его за плечо, показал, куда идти дальше. В квартире было пять комнат. Джек и Билл прошли через все пять. Нигде никаких признаков человека — живого или мертвого. Всюду огненный смерч.

— Теперь и нам самое время уносить ноги, ~- прокричал Билл Джеку, когда они дошли до полыхавшей двери черного хода.

— Пожалуй, — согласился Джек.

Они двинулись назад по коридору. Впереди шел Билл. Теперь они шли быстрее: не нужно было проверять каждый фут, кого-то искать. Цель была ясна — поскорее выбраться на свою лестницу.

И все же Джек вдруг остановился: «Ванная комната должна быть где-то здесь. Ведь не может быть квартира без ванной! А мы ее не видели…» Он сделал шаг влево, направил струю воды в ту же сторону на уровне своих коленей. Она ударила в какой-то большой металлический предмет. Добравшись до него, Джек увидел, что это и впрямь ванна. В горячей воде, наполнявшей ее больше чем половину, Джек нащупал чью-то голову. Наклонившись почти вплотную к ванне, он разглядел лицо девочки. «Без сознания, но дышит, — определил он. — Умница! Забралась в ванну и закрутилась в какие-то простыни».

Джек взял девочку на руки и понес к лестнице. Билл уже стоял на ней, нетерпеливо подавая ему команды рукой. Когда Джек был в нескольких шагах от окна, нога его дважды соскользнула с металлической балки, и оба раза он чудом сумел сохранить равновесие. Передавая девочку Биллу, он услышал ее слабый стон.

— Не плачь, девонька, — сказал Джек. — Вон сколько врачей понаехало! Живо приведут тебя в порядок!..

Снял маску, вытер с лица пот, жадно вдохнул свежий воздух. Присев на подоконнике, он ждал, пока Билл с девочкой спустятся на несколько ступеней. «Тяжкий день. Трудный выезд, — подумал Джек. — Мервин уже, наверное, дома…»

Он поставил левую ногу на первую ступень и взялся за концы лестницы руками.

В это мгновение рухнула крыша. Под ее тяжестью одно за другим обвалились крепления. Падающая балка увлекла за собой в огненную бездну Джека.

Высоко над домом взметнулся фонтан искр…

Из дневника Мервина

«…Позавчера хоронили отца. Мой заботливый, добрый веселый папа ушел, и я больше никогда, никогда его не увижу. Было много цветов. Было много людей. В этой толпе знакомых и незнакомых мне было так одиноко, тоскливо, холодно! Если бы не Джун, не знаю, что со мною и было бы. Я плохо помню весь этот день. Кажется, был священник. Был, точно был, старый, ласковый, молчаливый отец Габриэль. Помню, появлялись и исчезали безмолвно, бесшумно монахини. Помню скорбную, тягучую песню маорийцев. Вождь племени Северного острова долго убеждал меня в том, что отец на своей последней вака тауа [*] уплывает в Страну Вечных Духов, где встретится с мамой. Помню, друзья отца, пожарники, медленно несли гроб и их духовой оркестр играл тихо и печально…

[*] Вака тауа — боевое каноэ (маорийск.)

Один… Никогда не думал, что это так страшно — быть совсем одному. Особенно жутко дома ночью. То и дело принимался плакать и стонать — совсем по-человечьи — Гюйс. Никогда раньше с ним этого не было. Пришлось взять его к себе под одеяло, только тогда он затихал. А мне казалось, что в соседней комнате ходит и вздыхает папа. Раза два я вставал, зажигал свет, шел его искать, звал его, просил вернуться. И мне иногда казалось, что вот-вот откроется дверь и он появится на пороге. Улыбнется и потреплет меня по плечу. Но в доме все было тихо, только ветер погромыхивал где-то куском железа, да мяукал на улице бездомный котенок. Один раз, правда, я явственно слышал осторожный стук в дверь. Я долго боялся ее открыть. Зажег свет во всей квартире, открыл, не снимая цепочки. За дверью никого не оказалось…

Вот звезды на небе — как их много, и каждая тянется к другой, согревает другую. И волны в море — огромная семья волн. А я — один, теперь совсем один. Если бы не Джун, и жить не хотелось бы совсем…

Вчера мы с ней были на кладбище, и я сдержался, не плакал. Ведь скоро семнадцать — уже взрослый совсем. Я старался думать, что просто папа переехал сюда жить и мы пришли к нему в гости. Я никогда не говорил ему раньше, как сильно его люблю. А тут стал ему мысленно рассказывать об этом. И он улыбался и кивал мне головой. И говорил, что он давно знал об этом. Как я был рад, что пошел дождь. Разве кто поймет, где капли дождя, а где слезы?

Потом мы бродили под дождем по городу, зашли в католический костел. Там было сумрачно, пустынно. Я долго смотрел на темные капли крови на челе Христа. Сдавило сердце, стало трудно дышать, все поплыло, закружилось. Если бы не Джун, я бы, наверно, упал.

Я долго держал ее за руку. Стало легко и покойно. Подошел священник, заглянул мне в глаза и ушел, не сказав ни слова. И вот тут я захлебнулся слезами горя и ничего не мог с собой поделать. Мне не было стыдно перед Джун — я не ощущал ее чем-то отдельным от себя.