Оля молчала, по сторонам не смотрела. Небольшой всплеск эмоций уступил место привычной апатии. Накатилась новая волна мрачной решимости. - Ты это, девонька, - оставил вдруг амикошонство дедок. - Давай об одном договоримся. Пока здесь, глупости свои отложи. Тебе все одно, а меня потом власти затаскают. Погоди, ладно? Решишься, скажи, в тот же день назад в город и свезу. Ответа не дождался: - Вот и хорошо. Будем считать, договорились. Последнюю сотню метров еле ползли. Наконец, машина жалобно крякнула и замерла возле одиноко стоящего за высокой оградой дома. Впрочем, домишкой строение казалось только из-за высоченного, подогнанного встык, забора. А когда въехали во двор, оказалось, что жилье - вполне приличный двухэтажный бревенчатый сруб с высоким крыльцом и верандой. - Крепче ограда - лучше соседи. А если можно и вовсе без них... - причитая вполголоса, старик закрыл ворота и двинулся к сарайчику, видимо, играющему роль гаража. "Зачем я здесь?" - отстраненно подумалось ей. Словно высвобождаясь от непонятной магии, оглянулась, прикидывая возможности для исполнения задуманного. Внезапно вспомнилась просьба: "А дедок вроде неплохой, не стоит подводить. Ладно, завтра будем решать. Не отвезет, и хрен с ним, пусть сам расхлебывает", - приняла решение и глянула по сторонам. Двор, словно сошедший с картин о старой жизни. Банька со штабелем березовых чурок вдоль стены. Удивило, что двор вымощен булыжником. Не галькой, а настоящей брусчаткой, подогнанной одна к одной и без единой проплешины. "Хозяйственный дедок, - хыкнула чуть презрительно. - Одной ногой в могиле, а все суетится, хлопочет..." Вернулся хозяин. Глянул на пассажирку, словно пытаясь что-то прочесть в лице. - Ну и то ладно, - хмыкнул непонятно. - Все будет... Ты уж мне верь. И словно потеплело в сердце. Смогла вздохнуть полной грудью. - Пойдем, гостья, дом покажу, - дедок хлопнул сухими ладошками. И словно ожидая команды, подбежал похожий на плюшевого мишку пес. Шелковистая, черная как смоль, шерсть. Умные, в обрамлении желтых обводов, печальные глаза. Обошел гостью. Шумно чавкнул, облизав нос, и ткнулся блестящей пуговицей в ладонь. - Смотри, признал тебя барбос мой. Минькой зовут. Веньямином, то есть, - дед почесал лохматое, большое, как лопух, собачье ухо. - Ну, давай, познакомься с гостьей. Пес пригнул лобастую голову и сунул под Олину ладонь, толкнул легонько. - Погладь, погладь, - усмехнулся Степанович. - Я-то не любитель, а ему поласкаться хочется. Провела по гладкой шерсти и услышала, как громадный пес чуть слышно вздохнул. "Надо же? - изумилась девчонка. - Словно понимает". Внутреннее убранство дома поразило. Вместо ожидаемого сумрака и крашеных полов деревенской избы встретил мореный, совершенно буржуйский, паркет. Светлые, неполированные доски прихожей создавали уютную, расслабляющую атмосферу. На стене большие, стилизованные под средневековую бронзу, светильники. Скинув обувь, прошла в комнату. Громадная панель телевизора, диван, поблескивающий кремовой кожей. А самое главное, кресло-качалка с шотландским пледом у громадного, в полстены, камина. Большие, явно старинные, часы на каминной полке и позеленевшие от времени канделябры с оплывшими свечами. Хозяин, скинув шубейку, прошел в комнату. Кивнул: - Это гостиная, а твоя спальня наверху, - пошел вперед, на ходу включая свет. - Не холодно? Автомат на двадцать четыре градуса выставлен, но если прохладно, ты скажи, - повернул витую ручку, пропуская гостью. Добротная деревянная кровать, с гнутой спинкой, застеленная шерстяным покрывалом, ковер, огромное окно во всю стену, закрытое тяжелыми портьерами. Шкаф-купе в углу. - Располагайся, - дед обернулся к выходу. - Надумаешь мыться, душ налево. Халат в шкафу. Барахло свое лучше не одевай. Подберем что-нибудь. - А я в кухню, поужинать там чего. Ну, ежели есть не хочешь, кофе. Он притворил дверь, оставляя ее одну. Оля присела на мягкий край. "Вот тебе и дедок", - озадаченно почесала колючий ежик. И тут мучительно захотелось смыть больничную грязь. Избавиться от преследующего запаха. Скрипнув, дверь купе отползла в сторону. Темно-синий махровый халат в целлофановой упаковке, банное полотенце в тон. Вышла в отделанный березовым шпоном коридор. Душевая кабина за матовым стеклом поразила обилием непонятных ручек. Однако разобралась. Долго стояла под горячими струями. А уже накинув мягкий, до самого пола, халат, нечаянно глянула в запотевшее зеркало. Отшатнулась. И в то же мгновенье наваждение исчезло. Тоска сдавила сердце. Однако, не желая обижать деда, спустилась по высоким ступеням вниз. Кухню нашла с третьей попытки. Вполне обычная по европейским меркам столовая, отделенная от кухни небольшой стойкой, в затерянной среди леса избе смотрелась неожиданно. Веер блестящих нержавейкой кастрюль и ножей, керамика плиты. За низеньким столиком, на котором ароматно дымился бекон с яичницей, сидел Михаил Степанович. - Ужинать будешь? - свойски осведомился он. - Как хочешь. Тогда, наливай кофе.

Глава 2

Кофе оказался хорош. Так же, как и чашка. Невесомый фарфор с тоненькой золотой полоской по краю. Дед прищурился, разглядывая идентичный с цветом этой самой чашки хохолок Олиных волос. - Это бывает, - пробормотал и уткнулся в тарелку. - Что? - повелась девчонка. - Пигмент. Болевой шок сжигает вырабатывающие пигмент клетки. Придется жить с такими. Но это ничего. Она хмыкнула: - Недолго. - Вот, значит?.. - Степанович аккуратно вытер тарелку кусочком хлеба и отодвинул на край стола. - Спасибо, - поблагодарил неизвестно кого странный пенсионер. - Теперь так, - он пожевал губу. - Завтра с утречка, не откажи в любезности, съездим в одно место. Так, на экскурсию, а после, коль захочешь, отвезу, куда скажешь. Договорились? Оля допила кофе, кивнула, приняв к сведению, и отправилась в спальню. Заснула разом. Словно провалилась в спокойный, без снов и пробуждений, мрак. Разбудил нахальный, отыскавший лазейку в складке портьер, солнечный лучик. Уперся прямо в глаз и разбудил. Она потянулась, чувствуя себя маленькой и беззащитной. И внезапно скупо улыбнулась этому нахалу. Луч сдвинулся и пропал. А вот потянутая от гримасы кожа вернула к действительности. Исчезло наваждение покоя и беззаботности. Поднялась и отправилась в душ. "К хорошему привыкаешь быстро", - мелькнула избитая фраза. Стараясь не встретиться глазами с отражением, умылась. И тут поняла, что зеркало исчезло: "Вот это да? Он что мысли читает?" Подумала и, плюнув на все, залезла под душ. "Положено чистым на смерть выходить морякам..." - откуда это? Песня? Кажется", - вспоминать не пыталась. В комнате, пока она плескалась, произошли изменения. На кровати стояло несколько огромных, блестящих глянцевыми боками, пакетов. Феретти, Гуччи, Прада... Что-то страшно знакомое? Оказалось, одежда. Поискала свою, брошенную у шкафа, не нашла и, пожав плечами, принялась вытаскивать обновки. Отвлек стук. Дедок заглянул в комнату: - Доброе утро. Извини, зашел без спросу. Барахло твое выбросил. Не обессудь. Сгонял вчера в сельпо, взял кое-что. Если не по размеру, обещали поменять. Надевай, я в кухне. Не забыла, мы с утра собирались?.. - Хорошо, - она не стала спорить. - Какой смысл?.. Старик вышел, а Оля вернулась к пакетам. Короткая дубленая куртка с шелковистой, шоколадно-серебристым мехом, изнанкой. "Как же его? Смешное такое что-то. Норка?" Джинсы с вышитыми на заднем кармашке двумя разорванными колечками оказались впору. Короткие сапожки с длинным шнурованным голенищем, свитер с белоснежными оленями на груди. Одела и не сдержалась, поискав взглядом зеркало: "Увы. А может, и к лучшему". В отдельном пакете нашлась целая куча разномастных, с блестящими камешками, темных очков. Не глядя, вынула одни, побольше, и отправилась в столовую. - Нормально, - удовлетворенно окинул он наряд внимательным взглядом. - Я Зинке сказал: "Если с размером не угадаешь, больше не приду". Расстаралась. Хотя, я этот ковбойский стиль, как-то не очень. Но там, куда мы собираемся, в самый раз. Она отказалась от завтрака, не удержалась только от ароматного кофе, заваренного в хитро пыхтящем агрегате. - С богом, - поднялся из-за стола хозяин. Прогретый автомобиль уже стоял возле крыльца. Выскочил Минька. Обежал вокруг, признал и потыкался в ногу, словно здороваясь. - Некогда, Веньямин, после, - остановил строгий голос старика. Он спустился с крыльца в своей потертой кацавейке, похожий на едущего в собес пенсионера. Пес вздохнул и понуро отправился назад. Остановился и, помахивая громадным, словно веник, хвостом, коротко гавкнул. - Сам такой, - отозвался уже из машины Степанович. - Садись, Оля. Здесь недалеко. Десяток минут по шоссе, и снова сверток. Уже на бетонку. Остановились возле крашеного зеленым забора. "КПП", - прочитала она вывеску. На короткий сигнал из будки возле трехцветных с орлом ворот выглянул военный. - Привет, - махнул рукой, узнав Степановича, дежурный и нажал кнопку, поднимая шлагбаум. Машина протарахтела вдоль одинаковых как близнецы домиков, миновала расчерченный белыми линиями плац и выскочила на огромное, выложенное квадратными бетонными плитами, поле. "Аэродром? - удивилась спутница, когда тарантас встал возле маленького, похожего на замершего перед прыжком кузнечика, двукрылого самолетика. - Как же его?.." - "Кукурузник", - отвечая на невысказанный вопрос, пояснил дед. - "Кукурузником" кличут, но машинка надежная. Он выскочил из нагретого салона "Жигулей" и подошел к летчику: - Привет, Петрович. Все нормально? - Ага, по плану, - отозвался пилот. - А у тебя? - Тоже. С комполка согласовал, за горючку денежку внес, можно трогать, - кивнул дедок, выманивая Ольгу из машины. - Тогда садитесь и поехали, - скупо буркнул пилот и полез в кабину. - Да, я два отобрал, там, на чехлах. Проверенные. - Оля, вот отличная возможность... решить все разом. Без пошлых метаний по мостам. Прыгнуть с парашютом. Если твердо решила, все сразу и кончится. Без мороки... а нет, всегда есть возможность передумать. Ну, или почти. Ты как? Она замерла: "А что, это выход. Не надо никуда тащиться"... - Да, я согласна, - твердо ответила она и шагнула в полукруг дверей. Парашют, огромный защитного цвета рюкзак, с переплетением непонятных лямок впереди. Надела сама, дед умело перетянул ремни и защелкнул карабины. - Готово, - крикнул он, повторяя ритуал облачения. - Я, пожалуй, с тобой, разомну косточки. Тряхну, хе-хе, стариной, - мелко засмеялся Степанович. Смотреть на перетянутую брезентовыми ремнями шубейку и натянутую на голову белую маску оказалось выше ее сил. Несмотря на всю трагичность момента, хрюкнула. - А это зачем? - ткнула пальцем в маскарадное облачение. - Так холодрыга там, а я крем от морщин не захватил, - обиженно пожал плечами старик. - Тебе все равно, а мне еще домой ехать, Миньку кормить. Что-то шевельнулось в груди. Оля замерла, но мотнула головой, прогоняя непонятное чувство. Хлопнул люк, самолетик зарычал двигателем, дрогнул и сноровисто побежал, ощутимо подпрыгивая на стыках бетонки. Мелькнул вдалеке полосатый скворечник вышки. Тряска прекратилась, звук выровнялся, самолет задрал нос и полез вверх, словно взбираясь по крутой горке. Совсем рядом пронеслись верхушки деревьев, показался и исчез игрушечный домик, нитка дороги, и вот уже, проткнув случайное облако, самолетик выровнялся. Коротко пискнул сигнал. - Готово, - сообщил дедок, поднимаясь. - Ну, что, Иваныч, как твоя-то? - поинтересовался он у вышедшего из кабины пилотов мужичка в меховой куртке. - Спасибо, Михаил Степанович. Все нормально. Выздоравливает, привет передает. Кланяться велела. - Ну и славно, - кивнул дедок. - Пора, что ль? - глянул он в полукруг иллюминатора. Военный уперся в рычаг и потянул дверь. Засвистел пронизывающий ветер. - Сколько? - поинтересовался дедок у выпускающего. - Восемьсот, - отозвался летчик. - Оля, вот эта ерундовина называется "кольцо". Обхвати. Так, нормально. Если передумаешь на тот свет, тяни на себя, нет - не тяни. Видишь, все просто. - Ну, с богом, - он перекрестился и кивнул, уступая дорогу даме. Оля шагнула вперед, замерла на миг и шагнула в бездну. - Ого, - уважительно крякнул механик. - А то?.. - горделиво пробормотал старик и рыбкой, на лету группируясь, сиганул следом за спутницей. Подхваченная бешеным потоком, крутанулась через голову и вдруг увидела, как удаляется зеленый профиль крыла. Обожгло понимание: "Все это всерьез. Солнце, ветер, небо. Они будут. А я?" - заметались вспуганой стаей суматошные мысли. Обвалилось куда-то вниз сердце. Вышибая слезы и тут же унося их, резал лицо ледяной ветер. Распахнула глаза и в размытых очертаниях увидела землю. Она росла, невероятно быстро приближаясь. И тут, ломая все доводы рассудка, возник страх. "Жить, на хрен... жить", - рука сама собой рванула кольцо. И не было в мире силы, способной удержать ее в этот миг. Но ничего не случилось. Полет продолжался. Только стукнуло что-то по затылку, заметалось за спиной. А в сердце заметалась паника, уже бесконтрольная, животная. Она вновь попыталась дернуть болтающийся уже тросик. И тут рвануло. Но боль принесла такое счастье, что она заорала. Закричала так, что сбилось дыхание. Полет замедлился, перешел в парение, вдруг мимо пронеслось что-то большое, черное. Глянула вслед и поняла, это ее спутник: "А он? Что же?" Тут только пришло понимание, как быстро летела на встречу с землей. Но вспыхнул белоснежный цветок, и вот внизу распустился еще один купол. Оля подняла голову. В разрывы шелкового шатра виднелось небо. - Аве Мария, - неожиданно вырвалось у нее. Голос было не слышно, но на сердце стало так же легко и чисто, как в этом небе. Земля начала расти, уже различимы стали пятна сугробов на заснеженном поле. Удар согнул ноги и повалил набок. Потянул за собой купол. Откуда-то сбоку выскочил уже успевший снять сбрую старик, погасил и принялся сноровисто сворачивать громадный шелковый кокон. Свернул и помог подняться. Отстегнул ее снаряжение. Оля стояла посреди белой пустыни. Мыслей, каких мыслей, не было ничего. Только счастье. Она жива. И тут из глаз хлынули слезы. Не те, выбитые ударами ледяного ветра, а сладкие, приносящие покой и радость, слезы. Размазывая соленые ручейки рукавом мягкой замши, повернулась к дедку. - Поехали, Оля, - он кивнул на стоящую неподалеку "копейку". Из машины выбрался кто-то в комбинезоне и начал сноровисто убирать свернутые парашюты. Тепло салона, журчание двигателя навеяли сон. Оля вдруг вздрогнула: - А если бы не дернула? - спросила она, глядя на невозмутимо рулящего Степановича. Он хмыкнул: - Cо мной бы спускаться пришлось, делов-то. Неужто, я б не поймал. Хм, чтоб у Степаныча курсант разбился? Да это позор на весь округ. Спустились бы, - он замолчал. Молчала и Ольга. Закрыла глаза, вспоминая мелькание облаков. И тут словно что-то щелкнуло. В голове пронеслись, пусть говорят, что не бывает, но за долю секунды промелькнули сотни, тысячи кадров. Садик, помятый ободранный паровозик на участке. Березка с обломанными ветками. Парты и доска с надписью мелом. Колченогое уютное кресло, и мама в нем, с неизменным вязанием в руках. Она распахнула глаза. И прошептала хрипло, боясь поверить, но уже понимая, что это случилось: - Я вспомнила. Степаныч, я вспомнила... Дедок горделиво улыбнулся и повертел головой: - А то?.. Ну и умница. То и ладно...