Глава 3

Утро принесло новые заботы. Позавтракали и, словно по молчаливому уговору, двинулись в гостиную. Сели у камина. Несмотря на ранний час, огонь уже почти догорел, только красные тени на остывающих углях. Наконец Ольга оторвала взгляд от багровых сполохов: - Михаил Степанович, а что дальше? Дед вынырнул из старческой дремоты: - Ась? Дальше-то? Так жить надо... Да не хмурься ты, понял я вопрос твой. Давно жду, когда спросишь. - Скажу сразу. Про банк и прочую ерунду это я так сказал, чтобы тебя от глупых мыслей отвлечь. Баловство это, - он махнул рукой, не считая нужным продолжать. - Прежде всего, решить должна, для себя. Хочешь все назад вернуть или ... Она дернула головой, отвергая саму возможность обсуждения... - Отомстить хочу. Сильной стать, мразь эту не бояться. Жить без страха, - добавила чуть тише: - Всю жизнь чего-то боюсь. В детстве - одной оставаться. Потом - боли, насмешек. А теперь - это. Надоело. А назад в театр не вернусь. И к Петьке тоже. Сгорело все. - Буду сильной, смогу себя защитить, отпор дать. - Ясное дело, против лома нет приема, - захихикал старик. И добавил ехидно: - Окромя другого лома. - Дедушка. Ну и для чего так жить, бояться всего? А еще с этим, уродством, - она кивнула на свое отражение в стекле. - Далось тебе... - с досадой вздохнул старик. - Это как раз самое простое. Я о душе спросил... Ну, да понял уже, - он замолчал, подумал и, привстав с кресла, ткнул ее в локоть: - Вот смотри. Легонько, кажется, да? А попробуй руку поднять. Не выходит? То-то. Сила, она разная бывает. Степанович провел ладонью, нажал на запястье: - Видишь, отпустило. Потому и говорю: - Чего больше, желания отомстить, или себя изменить, чтоб не бояться?.. - Я, вот, жизнь, считай, прожил. Хлебнул всякого, - он вынул из шкафа небольшую шкатулку. - Тут все, что нажил, и потерял - тоже. Отложил стопку орденских книжек и достал несколько фотографий: - Это жена моя, сын, дочка его. Внучка на тебя, кстати, похожа. Да не хватайся ты за лицо опять. Я знаю, похожа. Оля разглядывала чужие счастливые лица, думая о своем. "А я, кто есть у меня? Петька? Да, наверное, даже искать не стал. Работа? Ерунда. Ничего нет. Ни дома, ни документов. Даже лица нет". Старик, словно слышал мысли, порылся в кармане меховой душегрейки, выудил простенький телефончик, обмотанный для прочности синенькой изолентой. Сощурился, тыкая в кнопки. - Ванюша? Узнал? Ну, так... Живу, чего мне. Новость у меня, Иван. Внучка нашлась. Пять лет искал, а вот отыскалась. Это история длинная. Только, такое дело, документов у нее так и нету, старые только. Метрики там разные. Не до того ей было. Сам понимаешь. Выбери время, заскочи к старику. Я бумажки отдам, выправи, чего надо. А я уж... Все, молчу, молчу, знаю, и так выручишь. Когда? Ну, этак через пару неделек нормально будет. - Не обидел? - глянул старик на Олю. - Тебе сейчас документ нужен, а пока сама сделаешь. О-го-го, намучаешься, ты же не местная? Пока внучкой моей будешь числиться, а переделать не трудно. - Михал Степаныч, да зачем вам проблемы эти? - попыталась отговориться смущенная девчонка. Старик предостерегающе поднял палец. Он уже успел набрать другой номер и ждал ответа. - Семен Игнатьевич, - другим, совсем не старческим, голосом обратился дед к абоненту. - Михаил Степанович это. Как дела? Нормально? ...Да тоже ничего... Ладно, знаю, ты человек занятой, сразу к делу. У тебя "лицевик" в госпитале кто лучший? Ага. Нужно мне тут личико подправить. Ну, ты скажешь... Стар я уже для этого. Девочке одной. В беду попала, а хирург напортил. - Кто делал? - переспросил старик. - Да ладно. С ним я сам, потом. Сейчас главное - исправить. Выслушал бодрый, рокочущий в трубке, голос: - В госпиталь? Хорошо. Значит, завтра с утречка и подъедем... - Все, до связи, - коротко простился он. Вот и вторая проблема, считай, решилась. - Вы о чем? - она уже догадалась, что старик договорился об операции, но не могла связать дорогостоящую пластику с простотой решения и собой. Двойственное чувство. С одной стороны, благодарность к нежданному спасителю, с другой, понимание - бесплатных пирожных не бывает. А чем она может отплатить? - Завтра, с утра, едем в гарнизонный госпиталь. Есть там такой, майор Степанов. Из Москвы к нему приезжают. Мастер от бога, - дед прервался. - Ты и не рада, вроде? Оля, подбирая слова, чтобы не обидеть, произнесла: - Спасибо, конечно, за все, Михаил Степанович. Только я ведь ничем вам... - Цыц, - дед свел брови и даже топнул ногой, обутой в теплый, толстенной вязки, шерстяной носок. - Ишь ты, - он засопел, словно закипающий чайник. - Хотя, - остановился и выдохнул: - Понимаешь. Не все тебе сказал. Вот, они у меня были самое дорогое, - погладил старик фотографии. - Так вышло, сына в Закавказье служить отправили, он уже капитаном был. И мать в гости поехала. - А тут как раз началось. Их и... Просто, зашли среди ночи и... Его сразу убили. Мать после. А внучка еще месяц в плену жила... - дед замолчал. В голосе не было ни злости, ни боли, ничего. Просто рассказывал. Помолчал. - Я в командировке был. На далеко, так что и не вернуться. Да нет, чего сейчас то?.. Мог вернуться. Мог. Как узнал, мог бросить все и прорваться. И хоть внучку, но спасти. А спасти мог. Уговорили... Все сделаем... Потерпи, не дури. Послушал. А вернулся, понял, не пробовали даже. Все бросил и ушел. Квартиру в Москве продал, сюда приехал, подальше. Живу теперь... С этим... Ведро орденов, душевное спасибо и... они, - дед вновь коснулся фото. - Так, может, и не тебе, в первую очередь, я помогаю, себя пытаюсь перед смертью с совестью своей примирить. Себе помочь пытаюсь. Потому и ... Лет пять уж как прошло. Думал, зажило все. Жил себе жил, и тут вдруг. Еду по мосту и вижу - Оля моя. Умом понимаю, не может того быть, а сердце ... Не выдержал, остановил. Ну, дальше ты знаешь. - Так что не забивай голову. Лучше пойдем, усадьбу покажу. Они прошли по толстому ковру к расположенной в конце коридора двери. - А здесь у меня уголок отдыха, - дед распахнул створку. Бросилось в глаза обилие разномастных тренажеров, стопка гимнастических матов в углу. Громадная боксерская груша посреди большой, похожей на зал, комнаты. Сам-то уже давно бросил эти глупости. Так, иной раз, со скуки, приезжают ребятишки. Кому что. Помогу. И мне не скучно. Оля заинтересованно глянула на инвентарь: - А меня можете?.. Дед глянул, как на маленькую: - Ты опять? Ну, как объяснить? Кому что дано, тому то и дано. Ты - женщина. Хоть пять лет тебе удар ставить, все одно, мужик, ежели хоть немного тренирован, перешибет. "Никита" и прочие - это киношное. А если и бывают такие, что с мужиками на равных работают, так, прости, не женщины они, а мужебабы. Да и то, с большой натяжкой. Природа сотни тысяч лет гены подбирала. А мы хотим ее враз переломать. Я ведь тебе объяснить пытался... Оля вспыхнула: - Так что, мне так и жить, зная... захочет кто-то, и все повторится? И подонки, и пьяный мясник?.. - Жизнь, вообще, штука несправедливая... - пробормотал старик вполголоса. - Но тебе эта сентенция сейчас не поможет, - добавил, уже для нее. - Хорошо. Давай так, - он вновь достал телефончик. Порылся в памяти, дождался ответа абонента, и произнес: - Геннадьевич? Привет, Миша тебя... - Ну, ясно, номер видишь, это я по стариковской привычке. Не могу привыкнуть, что номер высвечивается. Никакой, понимаешь, конспирации. - Да, нужны твои ребятки. Человека три, четыре. - Кто? Да, без разницы. От них ничего и не потребуется. Так... постоять, посветить мордой. - Значит, через часок пусть к тысячной больнице подъедут и ждут у входа. - ...Я-то? На той же. Сам знаешь, не люблю я эти "Тойеты", "Мерседесы" разные. Дед выключил телефон, закончив беседу. - Одевайся. Съездим, пообщаемся с этим коновалом. Нет, сейчас. Никак в другое время нельзя, - отмел он слабые попытки перенести встречу. - Я и людей позвал. Неудобно. Хотя и сам, конечно, мог бы, но это придется пол больницы разнести, чтобы поверил... Ольга вздохнула и отправилась одеваться. Модная платиновая стрижка, огромные очки, стильная куртка, джинсы не самой простой фирмы, девчонка смотрелась вполне. Чуть портил общее впечатление громадный шарф, укутывающий лицо. "Жигуленок" замер возле центрального входа. Степанович осмотрелся и коротко просигналил. Тут же синхронно распахнулись дверцы огромного черного джипа, замершего на стоянке. Четверо здоровяков, в одинаковых строгих костюмах и белоснежных рубашках, выбрались из салона монстра. Ольга решила уже, что сейчас появится и сам объект столь шикарной охраны. Но "люди в черном" направились к грязному и потрепанному авто Степановича. - Привет, дядя Миша, - свойски поздоровался один из них, видимо, старший. - Здравствуй, Славик, - выбрался наружу старик. - Задача вам, сынки, следующая. Есть тут один врач, хе-хе, как говаривали в мои годы, вредитель. Нужно его настроить на серьезный лад. Фамилия эскулапия... - дед почесал бровь, припоминая. - Ага, Потапкин. Вот этот, Тапкин, мне и нужен. - Сотым? - бесстрастно уточнил старший. - Бог с тобой, Славик, что ж я, сам не мог, что ль? Хоть сто, хоть двести. - Подмигнул дед. Ты не смотри, что я старый совсем. Он улыбнулся, но от его улыбки лица секьюрити приобрели непроницаемо-настороженное выражение. - Да я чего... - совсем по-детски смутился Вячеслав. - Я так просто. - И я просто, - уже со своей обычной присказкой согласился дед: - Ты пошутил, я посмеялся... - Ну, вперед, - он открыл дверцу. - Пойдем, Оленька, - дед двинулся к входу. - Внучка моя, Олей звать, - не оборачиваясь, представил он девчонку заинтересованно посматривающим на хрупкую точеную фигурку бойцам. - Прошу, как говорится, любить и жаловать. - Ничего, вроде, такого не сказал старик, но взгляды бойцов дернулись и уперлись в спину возглавляющего движение пенсионера. Плотная группа охраны перестроилась и взяла опекаемых в коробочку. Миновали фойе и, неведомо каким образом успев выяснить, где в настоящий момент находится пресловутый Потапкин, двинулись к нужному кабинету. Возле дверей с кривоватой бумажной табличкой уже сидело несколько пациентов в больничных халатах. Один из бойцов перекрыл дверь, двое других синхронно, словно в простреливаемую зону, проникли в кабинет. Сидящий за столом ухоженный, но уже порядком измятый, мужчина раздраженно поднял голову, суетливо пряча что-то в стол: - Нет приема. Рано еще. - В голосе звучало искреннее раздражение от прерванного занятия. Легкий запашок подсказывал, что опохмелка была в самом разгаре. Круглая физиономия с косо сидящими на маленьком, похожем на пятачок, носу позолоченными очечками удивленно исказилась. В два неуловимых движения преодолев пространство, парочка выдернула борова из-за стола и шмякнула на пол, утыкая лицом в пыльный ворс истертого паласа. Посыпались снесенные со стола сувениры, календари, баночки с карандашами. Михаил Степанович пропустил Ольгу вперед и, прикрыв дверь, вошел следом. Ольга замерла, со страхом глядя на елозящего по полу врача. - Присаживайся, - указал дедок на кресло. Сам вытянул стул и опустился, поджав ноги, словно законопослушный пациент. Кивнул, предлагая вернуть объект в вертикальное положение. - Тапкин? - коротко поинтересовался он у выпучившего глаза толстяка. - Та-па-Та-пкин, - заикаясь, проблеял тот. И попытался дернуться: - А, в- в чем, собственно?.. - Дело, молодой человек, в том, что примерно месяц назад к вам поступила вот эта девушка. Моя внучка. Беда случилась. Порезали ей лицо какие-то... Ну, это после. А дежурил в больнице, в ту ночь, хирург, который ей эти раны зашивал. Оля, покажи гражданину результат. Она скинула шарф и сняла очки. Даже обученные профессионалы на мгновение отвели взгляды. Врач часто заморгал рыжеватыми ресницами. На лбу высыпали крупные капли пота. Михаил Степанович продолжил: - Согласитесь, назвать выполненную этим, с позволения сказать, врачом работу успешной нельзя. Не буду тянуть. Врач этот - вы. И если обкурившийся подонок пока ходит на свободе, другой, я имею в виду вас, может ответить. В чем причина такого варварского отношения к людям? Я нисколько не издеваюсь над вами. Мне действительно необходимо понять, вы просто тварь по жизни, или есть какие-то объяснения. Потапкин, торопливо рассыпая термины и юля глазами, начал говорить про некачественный инструмент, плохую антисептику... - Все ясно, - вроде и не слыша его, сделал вывод старик. - Не в инструменте дело, мил человек. - Совесть ты пропил. Если была она у тебя. Вместо, чтоб дело делать, спирт казенный жрал, да... - старик повернулся к девушке, - Оля, заткни уши, - медсестер трахал. Али не прав? За все платить нужно. Хирург, уловив знакомое слово, облегченно затряс головой: - Конечно, конечно, я заплачу, сколько скажете... Дед покачал головой укоризненно: - Перебивать старших не хорошо. - И неужели, ты думаешь, мы твои поганые деньги возьмем? Нет? Знаешь пословицу: "Зуб за зуб, око за око"? Вот, я считаю, такой расчет будет справедливым. Он щелкнул кнопкой, из кулака выскользнуло тонкое лезвие: - На, Оля. Это месть. Святое, ничего личного. Врач задрожал и попытался вырваться. Но, осознав тщетность, раскрыл рот, собираясь закричать, и тут же получил короткий тычок в грудь. Дыхание сбилось, он закашлялся и, глотая подкативший к горлу комок, внезапно заплакал. Вид текущих по блинообразному лицу слез вызвал неловкость и отвращение. Оля отдернула руку: - Я, я не могу... Не надо, - она отвернулась, закрыв глаза ладонями... - Оля. Ты, кажется, забыла? Всего три дня назад ты была готова... И по его вине в том числе... Как же так? Ладно. Я, в принципе, был готов к этому. Человек, если он настоящий, тем и отличается от таких вот, Тапкиных, что не может им тем же ответить. Они это инстинктивно, на подсознательном уровне, чувствуют, потому ничего не боятся. - Ты думаешь, если его сейчас отпустить, он перестанет творить, то, что творит? Возможно, на какое-то время, да. Но только на время... Это к нашему разговору о силе. Ты только не обижайся. Я должен был тебе это показать. Как тот прыжок. Слова, они и есть слова. Дед повернулся к коновалу: - Ладно, гражданин Тапкин. Она тебя прощает. Но, все же, считаю, воспитательный процесс должен быть завершен. Причина твоего отношения к делу, к людям - в воспитании... и в водке. Ну, с первым я уже ничего не могу поделать, а вот с пьянкой... Пожалуй, - он легко поднялся, шагнул к замершему врачу. Поднял сухонькие ладошки и коснулся лысоватой головы доктора. Замер, легонько провел по лбу и пальцем нажал на точку чуть выше линии волос. Легкий щелчок, словно раздавили блоху: - Ну вот. Теперь при каждом употреблении спиртного у вас будет проявляться стойкий рвотный эффект, - голосом лектора сообщил старик. - Причем, извини, я все же не нарколог, тяга к спиртному останется, также как и похмельный синдром. И эти, поверь, не самые приятные реакции, навсегда. Поэтому бегать по специалистам, там разным кодировщикам, бесполезно. Только зря тратить деньги. Все. Свободен. Он вытер руки белоснежным платочком и выбросил его в мусорное ведро. Кивнул сопровождающим, взял Ольгу под руку и вышел из кабинета. - Врач сейчас начнет прием, - вежливо пояснил он настороженным пациентам. Группа вышла на улицу. Потапкин отмер, вытер трясущейся ладонью мокрое лицо и попытался застегнуть пуговицу халата. Не сумел и, выдыхая воздух, потянулся к заветной тумбе. Плеснул в мензурку приличную дозу разбавленного спирта. Махнул и вдруг скривился, словно от керосина. Едва успел подхватить с пола корзину и мучительно вытравил все, съеденное на завтрак. Уставшие ожидать больные заглянули в кабинет, увидели дикую картину. Врач сидел перед наполненной прозрачной жидкостью мензуркой и тихо плакал.