Джош не знал, что ответить. Что он мог сказать? Он, видите ли, был так занят женщиной, сидящей за столом напротив, что на лошадку не оставалось времени?

— Потихоньку движется, — сказал он. — Потихоньку. Я был вынужден от нее отвлечься. — Он взглянул на нее, давая понять, что говорит о ней. Ее щеки запылали, как лепестки мака, и она сосредоточилась на своей тарелке. Однако он все смотрел на нее — и вдруг подумал, что ему очень весело на этом дне рождения, которого он так боялся. И отчасти благодаря Бриджет. Нет, именно благодаря Бриджет.

Благодаря ей он сильнее ощущал солнечное тепло, запах сочного мяса, жарившегося на решетке, доброжелательный смех за столом. Он смотрел на все новыми глазами. Ее глазами. И радовался тому, на что раньше не обращал внимания.

После застолья его отца окружили все собравшиеся, и он принялся разворачивать подарки. Джош стоял, прислонившись к тополю, когда к нему протиснулась его сестра.

— Что происходит? — тихо спросила она.

— Происходит? — повторил он непонимающе.

Она взяла его за руку.

— Не играй со мной в эти игры. Думаешь, я слепая? Думаешь, я так давно замужем, что не могу разглядеть, когда кто-то с кем-то флиртует?

— Это только флирт и есть, — сказал он, вдруг посерьезнев. — Я бы никогда… ты же знаешь, у меня больше не может быть ничего серьезного с кем бы то ни было.

— Почему же? Ты свободен, тебе пошел четвертый десяток, и ты многое можешь предложить подходящей женщине.

— Подходящей женщиной была Молли. И несмотря на то, что все было за нас…

— Она умерла. Но ты-то не умер вместе с ней. Ты живой, Джош. Как и эта женщина, что пришла с тобой. Она восхитительна. Обаятельна и, если я не ошибаюсь…

— Ты ошибаешься. Ты ошибаешься, если думаешь, что я позволю себе снова влюбиться. И обаяние Бриджет здесь ни при чем.

— Так ты признаешь это, — сказала сестра, многозначительно улыбнувшись.

— Да, она восхитительна и обаятельна; но она деловая женщина и озабочена карьерой. Неужели ты подумала хотя бы на минуту…

— Да, я подумала. Если бы ты дал ей день на размышления, она охотно променяла бы город на ранчо. Я видела, как она оглядывала мамину кухню. Она даже сказала, что завидует нам.

— Бриджет сказала это?

— Да, она сказала это, — подтвердила сестра. — Для тебя здесь все обычно, но для женщины, выросшей в городе, здесь настоящая идиллия. Неужели ты этого не понимаешь?

Он покачал головой.

— Если ты не думаешь о себе, так подумай хотя бы о Максе. Ему нужна мать.

— Ты не первая говоришь мне об этом. Но я не собираюсь жениться на ком попало, лишь бы у Макса была мать. Я женился бы, только если бы полюбил. А этого я делать не собираюсь, — твердо добавил он.

— Эх, Джош, — вздохнула Марта, и на глаза ее навернулись слезы. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Всегда, начиная с того времени, как ты был крохой, с того самого дня, как тебя принесли из роддома, Лорен и я были рядом, смотрели, как ты подрастал, гордились тем, что ты делал, завидовали твоему умению заводить друзей, играть в футбол, укрощать лошадей. Казалось, для тебя нет ничего невозможного. Я не могу спокойно думать о том, что ты состаришься в одиночестве.

Тронутый ее участием, Джош слегка обнял ее.

— Я не буду в одиночестве, — поддразнил он сестру. — Я приеду и буду жить с тобой и с Рэем.

Марта покачала головой и улыбнулась сквозь слезы.

— Хорошо. Я сказала все, что должна была. Знаю, это не мое дело, поэтому замолкаю. Но если бы я была на твоем месте… — Он видел, какой взгляд она кинула на Бриджет, сидевшую скрестив ноги на лужайке рядом с Максом.

— Приму к сведению, — сказал Джош. Его сердце разрывалось на части, словно все, что он подавлял в себе последние два года, вырвалось на свободу.

Со своего места под деревом он смотрел, как отец разворачивает подарки. Бриджет подарила ему серебряную пряжку, купленную в универмаге в городе. Отец был удивлен и польщен.

— Ну, зачем это, — сказал он, поднимая подарок повыше, на всеобщее обозрение. Джош видел, как доволен отец, как сияли его глаза и как он посмотрел на него, Джоша, словно говоря: смотри, ты видишь это? Видишь, что она подарила мне? Видишь, как хорошо она вписывается в наш круг?

Его сестры уехали с мужьями и детьми рано, так как ехать было далеко, в Рино. О его будущем больше не было сказано ни слова, но Марта, всегда бывшая самой эмоциональной, крепко обняла его на прощание. Другие гости, выходя за порог, отпускали шуточки по поводу Дикого Мустанга. Как ни удивительно, но это его вовсе не расстраивало. Тем более что некоторые из шуток были действительно смешными, и он подумал, что за два последних года он не смеялся столько, сколько в этот вечер.

Он попрощался с родителями и выслушал десятиминутный инструктаж по уходу за их животными в их отсутствие. Затем он поискал глазами Бриджет. Она сидела на корточках рядом с Максом, приложив руку к его лбу.

Услышав шаги Джоша, она подняла голову.

— У него такая горячая голова. Боюсь, у мальчика температура.

Джош подбежал к Максу и взял его на руки. Мальчик весь пылал. Макс никогда не болел. Иногда простужался, иногда воспалялось горло, но ничего серьезного. О, Господи, сделай так, чтобы он не заболел, взмолился Джош. Он отнес его в фургон и усадил на переднее сиденье. Макс уронил голову на грудь и повалился на бок, не в состоянии сидеть прямо.

— Я уложу его дома в постель, измерю температуру и вызову врача, если понадобится, — сказал ей Джош, стараясь скрыть свой смертельный испуг.

Он вскочил в кабину и поехал домой. Его ладони были влажными от волнения. Краешком глаза он следил за Максом и так сильно сжимал руль, что побелели костяшки пальцев. Он старался сохранять спокойствие, повторяя себе, что с Максом все будет в порядке, но перед глазами стоял тот день два года назад, когда ушла из жизни его жена.

Он раздел мальчика, протер влажной губкой лицо и уложил в постель. Измерил температуру: 38,8 градуса, — не очень высокая для ребенка. Но он не мог думать ни о чем другом, кроме Молли. Именно так все и началось, с невысокой температуры. Постепенно она повышалась, а через несколько дней вирус унес ее жизнь. В последовавшие за этим дни, недели и месяцы он боялся вставать по утрам. Если бы не Макс, который в нем нуждался, он не вставал бы с постели, укрывшись от всего мира. Макс — это все, что у него осталось. Если он потеряет сына, как потерял жену, ему незачем будет жить.

— Папа, — хрипло произнес Макс, пытаясь сесть. — Ты не мог бы покормить за меня Барни?

Джош сдавленным голосом заверил, что покормит. Он дал Максу выпить воды, укутал его одеялом и спустился, чтобы позвонить доктору.

Пока он был занят, кормил крысу, звонил, все было не так плохо. Но стоять у кровати Макса, смотреть, как он вертится с боку на бок, было невыносимо. Он сжал кулаки, молясь о том, чтобы с его сыном не случилось ничего плохого.

Врач позвонил спустя вечность. Было около полуночи. Когда Джош описал состояние Макса, врач велел позвонить утром.

— Обильное питье. Устройте его поудобней. И дайте детский ибупрофен. Вероятно, ничего страшного.

Ничего. Вероятно, ничего страшного, повторял себе Джош снова и снова. Но не мог поверить. Не мог уснуть. Он просидел всю ночь у постели Макса, слушая, как тот ворочается и что-то бормочет.

Утром температура поднялась до 40 градусов. Мальчика лихорадило, маленькое личико пылало. Джош дал ему яблочного сока и таблетку и снова позвонил врачу.

— Вы должны приехать. Он болен. Серьезно болен.

— Джош, я приеду, как только смогу. Есть сыпь?

— Сыпь? С чего вдруг?

— Посмотри его грудь.

— Не кладите трубку.

Грудь и живот Макса были усыпаны мелкими красными точечками. Он бешено чесался. Джош помчался к телефону.

— Ага. Так я и думал.

— Что это?

— Ветряная оспа. Она сейчас ходит в округе.

— О Господи, — Джош облегченно вздохнул.

— У вас была она?

— Да. Помню как сейчас. Во втором классе я две недели не ходил в школу. Заразился от своих сестер. И заразил лучшего друга. Дико чесался. Бедный малыш, — сказал он, думая о том, что неугомонный Макс будет обречен сидеть дома неизвестно сколько. — Вы все-таки приедете? — спросил он.