— Отойди, греховодница! Изыди, сатана! — взвизгивает Алексей, пытаясь вырваться из цепких рук Маринки.

Но не тут-то было… Через секунду-другую наш шизик-найденыш уже разоблачен, разут и засунут в ручей по плечи. Примчался малек с мылом и прочими причиндалами для умывания. И закипела работа…

— Товарищ старший звеньевой, у него не одежда, а санаторий для вшей, — озабоченно сообщает Семенова. — Может, ему что из запасного отдать? Или из трофейного?

Молодец, Маринка! Я как-то об этом и не подумал. Вот что значит женский взгляд…

— Эй, Васек! — малек вытягивается в струнку. — Слушай, сбегай к Негуляеву, скажи ему, чтобы подобрал какие-нибудь шмотки для нашего гостя. И пулей со шмотьем сюда!

— Пусть Чайка и Лиза Маленькая подбирают, — добавляет Семенова. — Они его размеры лучше запомнили…

…Какой стыд! Боже мой, какой позор! Женщина, сосуд греха, разоблачила меня, а я даже не смог вырваться! Правда, приятно, что удалось помыться с мылом, но их нахальные руки, которые вертели меня, словно слепого кутенка!

А моя ряса?! Моя скуфья?! Я не успел даже глазом моргнуть, как они просто унесли их куда-то. Вытащенный из ручья, я снова оказался в немилосердных руках моих мучителей, растираемый грубым холстом. Затем меня облачили в мирское одеяние и девица спросила своего начальника:

— Товарищ старший звеньевой, может его еще и постричь?

Я не успел возразить, как Алексей Товарищ Старший Звеньевой, ответил:

— Не, Марин, не стоит. Вдруг в их племени волосы — символ чего-нибудь? Ща, керосинчиком смажем и порядок…

Через полчаса я сидел у костра, а вокруг меня толпилось уже человек двадцать-двадцать пять.

— Ты ешь, давай, ешь. Сколько дней-то не емши? — заботливо хлопочет около меня та самая огромная девица. — Может, еще мяска подложить?

— Благодарствую, дочь моя. Но мне скоромного вкушать сегодня не полагается, ибо пятница — постный день.

Дева озадаченно смотрит на меня, а затем, тряхнув головой, переспрашивает:

— Я, блин, так и не поняла: тебя мяса еще положить?..

…Переодетый в нормальную человеческую юнгштурмовку и трофейные штаны, обутый в сапоги, наш найденыш смотрится куда лучше. Странный он какой-то: говорит вроде и по-русски, а понять его только через два слова на третье можно. И еще одна странность — календарь у него на тринадцать дней от нашего отстает…

— Благодарю вас, любезные чада, я насытился, — Алеша-найденыш откладывает в сторону миску. — Позволено ли мне будет вопросить вас: помните ли вы о Боге? Возносите ли к нему свои молитвы, обращаете ли к нему свои помыслы и чаяния?

Среди наших легкое замешательство. Да я и сам не очень понимаю, о чем он толкует. Бог? Ну-у, это же сказки. Придумали их империалисты, чтобы задурманить головы рабочих и крестьян, отвлечь их от борьбы за светлое и счастливое настоящее и будущее…

— А бог — это чего? — тихо интересуется один из второотрядников.

И тут же кто-то из его приятелей авторитетно заявляет:

— Ты чо, Вовка? Это ж так Ленина раньше называли…

Но Алеша-найденыш гордо разворачивается к говорящим, поднимает вверх свою палку с крестом, и…

— Бог есть Источник всего сущего. Бог есть Творец всего сущего. Величие Творца непостижимо. Но Он создал нас по Своему образу и подобию, чтобы мы могли осуществиться в общении с Ним.

Так, что-то он опять заговаривается…

…Алексей Товарищ Старший Звеньевой смотрит на меня благожелательно, но как-то… С сочувствием, что ли?..

— Слышь, Леш — ладно, если так ему удобнее, пусть называет по имени. — Слышь, а вот здесь, например, написано, что сделали его на Ковровском заводе…

С этими словами он протягивает мне свое оружие и показывает на надпись.

— Ты думаешь, это твой Бог на заводе вкалывал? Ну, в какой-то мере ты и прав: человек, что создает замечательные вещи, похож на сказочного бога…

— Ты не понимаешь меня, сыне, ибо глаза твои ослеплены сатаной…

— Леш, да ты чего говоришь-то? — Алексей хлопает меня по плечу. — Это я что ли слепой? Ага… Ты вон еще скажи, что у нас Чайка — слепая!

Девочка лет тринадцати доверчиво подходит к Алексею Товарищу Старшему Звеньевому, и чуть прижимается к нему. На ее милом, но, к сожалению, обезображенном страшным шрамом, личике играет веселая улыбка:

— Ага, я — слепая! — и с этими словами она начинает шарить своим оружием по земле, подражая слепцам.

На поляне оживление. Те, что помладше, откровенно хохочут, но и те, что постарше, тоже не могут сдержать улыбок.

А ну, тихо все! — внезапно грозно командует Алексей Товарищ Старший Звеньевой. — Что, законы пионеров забыли?! Пионер всегда готов помочь больному! А вы что?!

Смешки мгновенно смолкают. А рядом со мной оказывается другой парень, тоже со странным именем. Виталий Товарищ Тимуровец…

— Ты, Алексей, не волнуйся. Про Бога ты нам попозже расскажешь, а сейчас, может быть, поможешь дорогу найти?..

Глава 4

Десятый день без дневок. Правда, темп я задал невысокий — всего километров тридцать-тридцать пять в день. Так что всё в порядке и все в порядке. Если не считать того, что Алешка-найденыш шагает с нами. Мы ему не препятствуем, да и пропадет он без нас. Мы все уже притерпелись к его странным поступкам и попривыкли к непонятным речам. А в остальном он — нормальный парень, дружелюбный и тихий. И всегда готов помочь.

Наши юннаты, к примеру, в нем души не чают: он с вьючными лосями лучше их самих управляется. И еще есть у него одно непонятное умение: он без лекарств лечить умеет. Прямо как в сказке! Тут и в самом деле в бога можно было бы поверить! Юннаты говорят, что Алеша знает какие-то особые свойства растений, так что все научно, но выглядит!..

Началось все с глупости: первоотрядник Сеня Добровольский распорол ногу торчащим сучком. Бывают такие подлые сучья в лесу: лежит себе и лежит, старой хвоей или листвой засыпанный, на вид — гнилушка гнилушкой, а на деле — тверже железа. Как Добровольского угораздило на него наступить — он и сам объяснить бы не смог. Но ногу себе распорол качественно: почище, чем железкой.

Как и полагается в таких случаях, Сенька моментально шлепнулся на задницу с выпученными от боли глазами. Самохин с Карпенко — наши санитары — кинулись к нему, быстренько стащили ботинок и портянку, обработали рану, но даже самому тупому мальку было ясно — ходок из Добровольского на ближайшие дней десять-пятнадцать, как из… кхм… пуля.

Лоси у нас загружены на максимум, так что я распорядился подготовить носилки, составить график переноски и двигаться дальше с этим оболтусом на руках. Это здорово замедлило темп марша, так что вечеру мы смогли прошагать только километров пятнадцать. На следующий день весь пройденный путь не превышал двадцати километров, да еще и вымотались все минусовики до крайности. Еще дня три-четыре такого похода и все — нас можно будет всех списывать из активных бойцов в условно-боеспособных инвалидов. И тут на помощь пришел Алешка…

Собственно он каждый вечер подходил ко мне и просил разрешения поговорить о боге. Я разрешал — а чего не разрешать? — и он тут же отправлялся к малькам. Они встречали его радостно, но не так, как бы ему хотелось. Совсем не так. Все что он говорил, воспринималось мальками как сказка. И сам Алешка постепенно становился в их глазах кем-то вроде Андерсена, Бажова или обоих братьев Гримм. Чайка рассказала мне, что большинство мальков просто ждет не дождется вечера, чтобы послушать «Алешкины сказки», а потом обсудить их между собой. Общее восхищение вызвали какой-то пастух, который завалил вражеского великана из пращи камнем в лоб и здоровенный парень Самсон, который классно воевал за свое царство. Только потом его жена предала, хотя вообще-то она сама была как раз из врагов, так что и не предала вовсе, а просто провела грамотную разведывательно-диверсионную операцию. О чем мальки и сообщили Алеше, после чего он целый день ходил задумчивым…

Но сегодня Алеша-найденыш явился ко мне с вполне серьезным предложением. Он подошел ко мне вплотную и не стал мяться, как делал это обычно, собираясь что-нибудь сказать, а с места в карьер заявил: