Ну что ж, вломили крепко… Помимо рассечённой щеки — шатались два зуба. Болели рёбра и ныло ухо.

— Хватит, ладно, — Пашка отстранил вновь скованными руками пальцы Туннаса с подолом своей майки и сел. Поёжился. — Холодно. И жрать охота…

…Жрачку плюхали в деревянные миски — их везли в одном из вьюков. А вот ложек не полагалось. Видимо, считалось, что густую кашу рабы съедят и так. Ну что ж…

Каша оказалась гречневой — густой, почти несолёной и, конечно, без мяса или чего–то похожего. Просто пустая каша (а сами лопали с копчёным мясом, судя по запаху). Но живот у мальчишки давно подвело до предела — так, что и голод–то немножко отступил, вернулся только при виде каши — но с утроенной силой. Правда, есть было плохо — пару раз горячая каша попадала изнутри на раненую щёку, и от боли слёзы наворачивались на глаза — да что ж такое?! Да и «браслеты» мешали, Пашка дёргал руками, сердито зыркал вокруг… и в какой–то момент понял, что его правая кисть от одного из таких рывков до середины пролезла в кольцо!

Пашка обмер. Тут же заставил себя жевать, прикрываясь миской. А правой рукой покручивал, пока железо не врезалось в кожу совсем уж нестерпимо.

И понял, что, пожалуй, сможет вытащить руку. Кольцо, рассчитанное на крупную кисть — мужскую или здешнего юноши, может даже много работавшего старшего мальчишки — для узких кистей невысокого Пашки оказалось широко.

Туннас, глядя на Пашку, плавным движением задвинул его кисть обратно (на руке выступила кровь из широкого стёса–ссадины). Второй сосед в этот момент пересел, прикрывая происходящее. Пашка посмотрел Туннасу в глаза — в упор, неотрывно. Тот покачал головой, незаметно указал на волков. Потом, не переставая есть — прихватывать прямо губами из стоящей на поднятом колене чашки, опустил руки и на мокрой земле начал чертить линии.

— Rhudaur, — он показал на себя. — Тh?ni… ugru… [22]— поморщился, показал на себя, потом повторил: — Rhudaur… — и показал, как перерезает горло.

— Я понял, — кивнул Пашка. — Твоя земля. Рудаур. Тут плохо. Да?

Наверное, Туннас понял только кивок, но в ответ кивнул. Ткнул в чертёж:

— Nin… — украдкой повёл вокруг, обводя рабов, орков, волков…

— Мы… — прошептал Пашка и снова кивнул. Туннас опять ответил кивком. И провёл решительную черту на юг (кажется):

— Cardolan, — и ещё одну — на юго–запад: — Arthedain… — повторил, — nin… — и пальцами показал идущего человека, потом — на свои чёрточки.

Пашка опять кивнул. Он на самом деле понял. Они идут не на север, которого сначала так боялись его спутники. А почему–то на юг. Туда, где… эти Кардолан и Артедайн. Арнорские княжества, где «хорошие парни».

А вдруг получится сбежать?! Пашка быстро посмотрел в стороны, как будто его мысли могли подслушать конвоиры. Туннас — с блеском в глазах — тронул кольца на руках мальчишки и одобрительно кивнул: мол, да, можно будет попробовать! Это было ясно без слов.

Но тут же Пашка внутренне окаменел, как от заморозки. А заморозила его одна простая мысль: он–то руки вывернет. А дальше… а ведь дальше надо будет помочь освободиться остальным. Иначе он… кто?!

А они тебе кто, взбунтовалось что–то внутри — с подвизгом взбунтовалось! Получится — беги со всех ног и…

Он опять встретился глазами с Туннасом, который — тоже явно повеселев — со вкусом вылизывал миску. И тот, высунув из миски нос, подмигнул Пашке.

Ну что ж… Хорошо было уже и то, что миски мыть досталось не Пашке — его, как видно расковывать снова поопасались. Пустячок, а приятно. Плохо — то, что опять пришлось идти, и, хотя ветер улёгся, верхом натянуло тучи, и из них начал сеяться холодный дождь. Орки были вроде бы как даже довольны, хотя от них и их волков понесло мокрой вонью. Волки воняли намного приятней… Да и спать хотелось, глаза слипались.

«Ох заболею, — подумал Пашка, переставляя ноги, которые опять начали коченеть. — Точно теперь заболею, а что тогда? Аспирином точно поить не будут и даже мёда наверняка пожалеют. Куда мы тащимся–то?!»

От невозможности просто поговорить с кем–нибудь Пашка добавочно бесился. И как–то даже не сразу сообразил, что они подходят к лесу, а под ногами — утоптанная дорога, хотя и размокшая, но явная, прорезанная тут и там следами телег и конских копыт. Холодная грязь, похожая на мерзкое мыло, оказалась такой же скользкой, Пашка несколько раз чудом сохранил равновесие, а в колонне двое или трое падали и быстро поднимались.

Через полчаса после начала дождя они миновали то, что издалека казалось грядой холмов. Вблизи Пашка понял — это не холмы, а вал. Старинный вал, тянувшийся на восток и запад, сколько хватало взгляда. Через равные промежутки на «холмах» были видны почти сровненные с землёй серые каменные кольца — руины сторожевых башен… Между двух таких — в лощину, которая когда–то была, наверное, проёмом ворот — колонна и прошла.

— Angmar, — обернувшись, Туннас кивнул назад, на север. — Rhudaur, — он качнул головой вперёд…

…В лес колонна вошла ещё через пару часов, торопясь укрыться от дождя. Мальчишка почти позабыл о том, что с ним случилось, о холоде, мокрой насквозь одежде, закоченевших ногах и оковах, которые стёрли запястья до крови.

Лес был грандиозен. По сторонам от дороги строем стояли сосны — в три–четыре обхвата, с красно–коричневой трещиноватой корой, вознёсшие на дикую просто высоту компактные вечнозелёные кроны (минус — в грязи на дороге было полно иголок, острых, как настоящие иголки). В подлеске густо рос можжевельник. Дух стоял — смесь весенней сосны и весеннего же можжевелового аромата. Показалось, что даже стало теплее. И просто–таки не верилось, что в сотне шагов отсюда — мокрая тундра и чёрные холодные скалы, под которыми живут орки. Жаль, что восхищения хватило ненадолго — вернулись боль в руках, рту и спине, холод, сырость, и Пашка почувствовал себя очень несчастным. Просто до предела. Впрочем… он вдруг усмехнулся. Он уже не раз за короткое время пребывания тут думал: ну, всё плохо, дальше и хуже некуда! И каждый раз оказывалось — очень даже есть куда. Странным образом эта мысль немного утешила. Пашка даже стал вспоминать карту из книжки. Но не мог её вспомнить — и сбился на недоумённые размышления о том, что всё–таки произошло нечто совершенно невозможное. Можно попасть в иное время, иное пространство, на иную планету — предположим! Чёрт с ним, с разумом!!! Но в книжку?!. Это уж совсем запредельное…

А дорога между тем оживилась. Пару раз навстречу проскочили верховые, потом минут пять навстречу же тянулся обоз — запряженные философского вида битюгами большие возы с закрытой дерюгой поклажей, на которых сидели нахохлившиеся мужики в плащах. Потом ещё один отряд — пеший — уже обогнал рабов. Человек сто, не меньше, почти все — рыжеголовые, с косами на висках, шагали вразброд, но бодренько, следом за мотающимся на древке значком, похожим на римский легионный, только на полотнище синего цвета был изображён золотой боевой топор. За плечами воины несли кожаные мешки, щиты в чехлах, копья… На ходу они перекликались с едущими в голове колонны рабов всадниками — и Пашка мог поклясться, что голоса были насмешливые. Конвоиры–люди отмалчивались. А ведь похоже, подумал Пашка, им не очень–то по душе эта роль — конвоиров… Даже морды спрятали.

Туннас опять что–то сказал, кивая вслед воинам. Пашка вздохнул:

— Эх, не понимаю… А то бы спросил, скоро ли придём…

Дождь между тем перестал, и над деревьями расчистилось небо, появилось солнце. У Пашки появилась ещё одна проблема — всё сильней хотелось в сортир обеими способами. А что–то подсказывало: вряд ли из–за этого станут останавливаться. Почему–то невозможность такого элементарного дела, то, что он и тут зависит от чужой воли, мальчишку обозлила донельзя. Кроме того, желание становилось довольно–таки мучительным. И орки, и их волки решали эту проблему, не останавливаясь, но это вызывало лишь отвращение, а не желание последовать их примеру.