Подписанный Сидневым протокол допроса Абакумов препроводил в тот же день на имя Сталина. В сопроводительном письме министр госбезопасности информировал об аресте бывшего начальника финансового отдела аппарата Серова в Германии Сачкова и бывшего начальника финотдела берлинского оперативного сектора МВД Новчина, которые «для того, чтобы замести следы преступлений, учартвовали в сожжении документов о количестве наворованных Сидневым и другими ценностей и германских марок». Одновременно Абакумов просил разрешение на арест Тужлова, «активного жулика», бывшего секретаря Серова, в. то время слушателя Военного института МВД СССР.

В архиве Сталина сохранилась объяснительная записка Серова, в которой он напрочь отметает приписанные ему обвинения в присвоении трофейных ценностей, и полагает, что Абакумов сводит с ним счеты, пытаясь дискредитировать через показания десяти арестованных им лиц, близких к Серову, включая двух его адъютантов.

У Абакумова тоже рыльце в пушку! Как известно, лучший способ защиты — нападение. Серов — Сталину: «Мне неприятно, товарищ Сталин, вспоминать многочисленные факты самоснабжения Абакумова во время войны за счет трофеев, но о некоторых из них считаю уместным доложить.

Наверное, Абакумов не забыл, когда во время Отечественной войны прибыл эшелон более 20 вагонов с трофейным имуществом, в числе которого ретивые подхалимы Абакумова из «Смерш» прислали ему полный вагон, нагруженный имуществом с надписью «Абакумову».

Вероятно, Абакумов уже забыл, когда в Крыму еще лилась кровь солдат и офицеров Советской Армии, освобождавших Севастополь, а его адъютант Кузнецов (ныне «охраняет» Абакумова) прилетел к начальнику Управления контрразведки «Смерш» и нагрузил полный самолет трофейного имущества. Командование фронтовой авиации не стало заправлять бензином самолет Абакумова на обратный путь, т. к. горючего не хватало для боевых самолетов, ведущих бой с немцами. Тогда адъютант Абакумова не растерялся, обманным путем заправил и улетел. Сейчас Абакумов свои самолеты, прилетающие из-за границы, на контрольных пунктах в Москве не дает проверять, выставляет солдат МГБ, несмотря на постановление правительства о досмотре всех без исключения самолетов».

И так далее'в том же духе. О трусливом поведении Абакумова в сорок первом, когда немцы стояли под Москвой — пошил себе и своим генералам болотные сапоги, чтобы легче было удирать из столицы. О том, как в тяжелые дни войны ходил по городу, выбирал девушек легкого поведения и водил их в гостиницу «Москва».

Такую вот защиту выбрал генерал Серов, топя генерала Абакумова. Рыльце в пушку, оказывается, было у обоих!

Интересно, а как оправдывался Жуков?

Сталин поручил Жданову встретиться с Жуковым и, как предлагал Абакумов, напрямик спросить у маршала насчет таинственного чемодана с драгоценностями.

Встреча состоялась 12 января 1948 года, на второй день после того, как Жуков приехал с женой из Одессы.

К сожалению, характер беседы секретаря ЦК с полководцем неизвестен. Она проходила с глазу на глаз и не стенографировалась. Что сказал Жуков по поводу пресловутого чемодана, о котором ходило и поныне ходит столько слухов, в документальных источниках не зафиксировано.

В архиве сохранилась лишь объяснительная записка Жукова на имя Жданова, написанная маршалом в тот же день, 12 января, и скорее всего, в здании ЦК, после того как Жданов ознакомил его с заявлением Семочкина. В первом же абзаце объяснения Жуков называет заявление своего бывшего адъютанта клеветническим. Маршал отрицает все пункты обвинений — от враждебной настроенности к Сталину до разврата с женщинами в служебном кабинете, за что он награждал их орденами и медалями. Правда, интимную связь с 3-вой, которая во время войны числилась в команде охраны его поезда, честно признал.

По-военному четко Жуков излагает свою позицию и по главному вопросу — приписанных ему Семочкиным «алчности и стремлении к присвоению трофейных ценностей».

«Я признаю ошибкой то, что много накупил для семьи и своих родственников материала, — читаем в объяснительной маршала, — за который платил деньги, полученные мною как зарплату. Я купил в Лейпциге за наличный расчет:

1) на пальто норки 160 шт.,

2) на пальто обезьяны 40–50 шт.,

3) на пальто котика (искусств.) 50–60 шт. и еще что-то, не помню, для детей. За все это я заплатил 30 тысяч марок.

Метров 500–600 было куплено фланели и обойного шелку для обивки мебели и различных штор, т. к. дача, которую я получил во временное пользование от госбезопасности, не имела оборудования.

Кроме того, т. Власик просил меня купить для какого-то особого объекта метров 500. Но так как Власик был снят с работы, этот материал остался лежать на*даче.

Мне сказали, что на даче и в других местах обнаружено более 4-х тысяч метров различной мануфактуры, я такой цифры не знаю. Прошу разрешить составить акт фактическому состоянию. Я считаю это неверным.

Картины и ковры, а также люстры действительно были взяты в брошенных особняках и замках и отправлены для оборудования дачи МГБ, которой я пользовался. 4 люстры были переданы в МГБ комендантом, 3 люстры даны на оборудование кабинета Главкома. То же самое и с коврами. Ковры были частично использованы для служебных кабинетов, для дачи, часть для квартиры.

Я считаю, что все это поступает в фонд МГБ, т. к. дача и квартира являются в ведении МГБ. Все это перевозилось и использовалось командой МГБ, которая меня обслуживает 6 лет. Я не знаю, бралось ли все это в расчет, т. к. я полтора года отсутствую (Жуков имеет в виду свое пребывание в Одессе с 1946 года. — Авт.) и моя вина, что я не поинтересовался, где, что состоит на учете…»

Относительно золотых вещей маршал заявил, что в основном это подарки от различных организаций. «Кольца и другие дамские безделушки приобретены семьей за длительный период и являются подарками подруг вдень рождения и другие праздники, в том числе-несколько ценностей, подаренных моей дочери дочерью Молотова Светланой. Остальные вещи в большинстве из искусственного золота и не имеют никакой ценности».

Любопытный штрих: в архиве сохранилось объяснение Молотова на имя Жданова от 21 января 1948 года. Жданов организовал тщательную проверку буквально каждого пункта, изложенного Жуковым в свое оправдание. Проверялся и факт дарения ценностей дочери маршала Светланой Молотовой. «Мною выяснено, что моей дочерью Светланой, — сообщал Молотов, — в 1945 году

был сделан один ценный подарок ко дню рождения подруги — дочери Жукова — золотое кольцо с бриллиантом, купленное в комиссионном магазине за 1200 рублей. Остальные подарки в аналогичных случаях — невинные безделушки».

Однако вернемся к объяснительной записке Жукова. «О сервизах. Эти сервизы я купил за 9200 марок, каждой дочери по сервизу. На покупку я могу предъявить документы и может подтвердить т. Серов, через кого и покупались сервизы, т. к. он ведал всеми экономическими вопросами.

О 50 тысяч, полученных от Серова и якобы израсходованных на личные нужды.

Это клевета. Деньги, взятые на случай представительских расходов, были полностью в сумме 50 тысяч возвращены начальником охраны МГБ Бедовым. Если б я был корыстен, я бы мог их себе присвоить, т. к. никто за них отчета не должен был спросить. Больше того, Серов мне предлагал 500 тысяч на расходы по моему усмотрению. Я таких денег не взял, хотя он и указывал, что т. Берия разрешил ему, если нужно, дать денег, сколько мне потребуется».

Далее — отчет о происхождении серебряных ложек, вилок и ножей. Они были присланы поляками в честь освобождения Варшавы и на ящиках имеется надпись, свидетельствующая о подарке. Часть тарелок и еще что-то было прислано как подарок от солдат армии Горбатова. «Все это валялось в кладовой и я не думал на этом строить свое какое-то накопление. Я признаю себя очень виновным в том, что не сдал все это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно».