При этих словах старушка вздрогнула. Она закрыла глаза и вздохнула. Потом подняла дрожащую руку и пальцем, похожим на коготь птицы, указала в сторону шпиля церкви, который виднелся невдалеке.

— La petite est là [22], — сказала она и закрыла дверь.

Граф побледнел, проследив за пальцем старушки.

Ни слова не говоря, он зашагал прочь. Джасина побрела следом. Граф словно забыл о ее существовании. Он будто торопился на какую-то встречу, важность которой знало лишь его сердце.

Девушка чувствовала, что за ними наблюдают из полуоткрытых дверей. В конце улицы граф повернул. Джасина перешла на бег, чтобы догнать его. Она видела, как граф открыл калитку и зашел на кладбище.

Сердце затрепетало в ее груди, точно птица, бьющаяся в стекло.

Неужели здесь, на кладбище, в этой ледяной земле граф найдет наконец свою Фелицию?

Джасина следила взглядом, как граф бредет между надгробий. Она видела, как он замер у одной могилы, потом медленно перешел к следующей. Здесь он пошатнулся, а когда вернул равновесие, голова его упала на грудь и плечи обвисли, будто на них вдруг взвалили непосильную ношу.

Джасина медленно пошла по церковному кладбищу, повторяя путь графа.

Она взглянула на могильный камень, который первым завладел вниманием Хьюго. Надпись гласила:

Madame Hermione Gravait,

Née en Genevre Avril 10 1810

Mort en Rougemont Mars 25 1857 [23]

Джасина догадалась, что это директриса школы, у которой жила Фелиция.

Слова второго надгробия как будто прыгнули ей в лицо с мрачного камня:

Felice Delisle

Née en Genevre Novembre 12 1836

Mort en Rougemont Juin 1857 [24]

Фелиция Делиль умерла в июне, через три месяца после схода лавины.

Глаза Джасины наполнились слезами, хотя девушка не совсем понимала, плачет она о графе, о себе или о Фелиции. Она видела только суровую могилу под мрачным небом и графа, раздавленного потерей невесты.

Наконец граф вышел из оцепенения, поднял голову и вздрогнул при виде Джасины, как будто только сейчас заметил, что она рядом.

— Вот и конец, — просто сказал он. — Конец жизни… моего брата Криспиана. — Он тяжело вздохнул. — Мне всегда казалось, что, почитая его выбор жены, я чту его память. Я думал, что могу сохранить частичку Криспиана живой в этом мире. Теперь все кончено.

Джасина опустила голову.

— Мне… так жаль, милорд.

— Я не оплакиваю женщину, которую любил, — пробормотал граф, — ибо я не знал ее. Я оплакиваю женщину, которую любил мой брат. Ради брата я хотел сделать ее счастливой. Теперь этому никогда не сбыться.

Джасина стиснула ладони и ничего не сказала. Граф сделал глубокий вдох и выпрямился.

— Хотя Фелиция мертва, — сказал он, — это еще не конец истории. Теперь мы должны выяснить, кто на самом деле та, которая называет себя ее именем и моей женой. Подозреваю, что она тоже из поселка.

— Возможно, стоит расспросить приходского священника, — предложила Джасина.

Граф решил, что это хорошая идея. Они с Джасиной быстро нашли дом священника. Он стоял напротив церкви. Его ставни были выкрашены в зеленый цвет, а на двери висел колокольчик. Служанка провела их в кабинет, где в камине весело потрескивал огонь. Вскоре появился священник — мрачный, сутулый человек. Он назвался отцом Ламонтом и на превосходном английском поприветствовал путешественников в Ружмоне.

— Хотя, увы, — горестно добавил он, — вы приехали в поселок, который лишился сердца. Жители сломлены горем. Полагаю, вы слышали о трагедии, которая нас постигла?

— Да, — печально ответил граф. — Более того, ваша трагедия затронула меня лично, ибо я потерял молодую женщину, которая многое для меня значила. Ее звали Фелиция Делиль.

— Ах! Мадемуазель Фелиция! — священник посмотрел на него с грустью. — Я знал ее, месье. Ласковая, благочестивая душа. Я так рад, что кто-то наконец приехал почтить ее память.

Граф нахмурился.

— Я приехал бы раньше, — сказал он, — если бы знал. Почему мою семью не известили?

Отец Ламонт вздохнул.

— Вас не известили? Понимаю, понимаю. Тут понадобятся долгие объяснения. Нужно сказать, месье, что после ее смерти имели место… некоторые аномалии. Я все вам расскажу. Но сначала, если позволите, я распоряжусь, чтобы подали чай.

На звук колокольчика пришла служанка. Священник попросил чаю и откинулся на спинку кресла, соединив кончики пальцев под подбородком.

— Не утаивайте от меня никаких подробностей, — быстро проговорил граф. — Я хочу знать все. Начните, пожалуйста, с лавины.

В глазах священника мелькнуло изумление.

— Но, месье… разве можно описать такую ночь? Разве можно описать ад на земле? Горы взревели и обрушились на нас. Это был хаос из камней, снега и льда. Многие жители поселка погибли, многие получили увечья. Было уничтожено двадцать домов. Среди них и жилище мадам Граваль.

Граф кивнул.

— В Саврине, — тихо произнес он, — мне сказали, что из дома вытащили живыми двух молодых женщин.

— Верно, — пробормотал священник. — Мадемуазель Фелицию и еще одну молодую женщину. Они спаслись буквально чудом, месье. Все остальные, кто был в доме, погибли. Мадам Граваль, мадам Фроло — пожилая учительница, которая жила при ней, — и служанка. — Священник остановился и покачал головой. — Две молодые женщины были живы, но мадемуазель Фелиция была в тяжелом состоянии. Она несколько недель пролежала в коме. Врач делал все, что в его силах, чтобы спасти бедняжку, но Божья воля пересилила.

Граф опустил голову.

— Она так и не пришла в сознание?

— Нет, месье.

Граф поднялся с кресла и подошел к окну. Он стоял, сцепив за спиной руки и неотрывно глядя на гору, высившуюся над поселком.

— Кто была… вторая молодая женщина? — спросил он.

— Вторая молодая женщина, — вздохнув, повторил священник. — Она, месье, играет главную роль в истории, которую я должен вам рассказать. Когда у мадам Граваль была школа в Женеве, она по доброте душевной взяла к себе осиротевшую племянницу. Ее звали Лизетта. Лизетта и мадемуазель Фелиция были… диаметральными противоположностями, так ведь у вас говорят? Мадемуазель Фелиция была тиха, любила книги, учебу, молитву. Но крепким здоровьем не отличалась. Лизетта была… другой. Она превратила жизнь тети в кошмар. Но пути Господни неисповедимы, и ту страшную ночь пережила именно Лизетта, а не Фелиция.

— Они с Фелицией дружили? — спросил граф.

Священник задумался.

— В Женеве — точно не знаю. Но, когда мадам Граваль закрыла школу и переехала в Ружмон, племянница последовала за ней. Фелиция присоединилась к ним после болезни. Тогда, конечно, девушкам волей-неволей пришлось проводить много времени вместе. Месье, у нас в поселке горько оплакивали гибель Фелиции. Она была, как мы говорим, «ires sympathique» [25]. А вот Лизетта…

Служанка принесла чай, и священник смолк. Когда женщина поставила на столик чашки, он мягко спросил ее о чем-то. Та нахмурилась и ответила:

— Elle avait une ame très cruelle! [26]

— Вот, пожалуйста, — сказал отец Ламонт. — Люсиль дружила со служанкой мадам Граваль, с той, что умерла. Ее подруга называла Лизетту «очень жестокой душой». Я бы не зашел так далеко… но Лизетта в самом деле была тяжелым человеком.

Отец Ламонт остановился, чтобы взять у Люсиль чашку чая, и продолжил:

— Понимаете, школа мадам Граваль не была благотворительной. Племянница должна была работать, чтобы оправдывать свое содержание. Такую девушку, как Лизетта Граваль, это не устраивало. Она хотела от жизни большего. В Женеве она завела любовника — сына местного мирового судьи. Однако отец выгнал его из дому за пристрастие к азартным играм. Любовник плохо влиял на Лизетту. По ночам она незаметно уходила из дому и проводила с ним время в игорных притонах и тавернах. Они планировали сбежать и тайно пожениться. Мадам Граваль узнала об этих планах и пресекла их. Думаю, именно это подтолкнуло ее к решению переехать в Ружмон и забрать с собой племянницу. Подальше от соблазна.