Граф сидел в кресле у камина, как в прошлый раз, только теперь в камине горел огонь. Граф был одет в черное и выглядел очень изысканно. Он повернул голову на звук открывшейся двери. Джасина с болью отметила его вытянувшееся, изможденное лицо, будто он плохо спал ночью.

— Мисс Джасина Карлтон, милорд, — объявил Джаррольд.

Джасина в нерешительности остановилась на пороге.

— Подойдите же, — сказал граф.

Девушка подошла и взяла его протянутую руку. Его пальцы крепко обхватили ее ладонь.

— Холодная рука! — воскликнул Хьюго. — Вы не надевали перчаток?

— Я забыла их, милорд, — сказала Джасина.

Она не могла рассказать, в каком волнении собиралась этим утром в замок. Соседи стояли на порогах своих домов и с интересом наблюдали, как она садится в роскошный экипаж, украшенный гербом Рувенов.

— Проходите, присаживайтесь, — предложил граф. — Я велел Джаррольду поставить кресло так, чтобы вам было светло и хватало тепла от камина. Надеюсь, вам там будет удобно?

— Спасибо… да, удобно, — сказала Джасина.

Она села напротив графа. Рядом с креслом был небольшой столик, на котором лежала газета. Граф спросил, не желает ли девушка чаю, но та ответила, что попозже.

— Надеюсь, вы побороли свой недуг? — вежливо поинтересовался граф.

— Мой… недуг? — запинаясь, переспросила Джасина.

Граф поднял бровь.

— Головные боли, из-за которых мы были лишены вашего общества за ужином по меньшей мере дважды на этой неделе, — сказал он.

Девушка опустила голову под невидящим взглядом графа.

— Мне гораздо лучше… милорд, — пролепетала она.

— Это хорошо, — сказал граф. Он обратил лицо к огню и смолк. Джасина ждала.

— Милорд, — начала она, выдержав паузу.

Граф поднял голову.

— Да?

— Я… начну читать?

— Конечно, конечно.

Он показал на маленький столик, где лежала газета.

Джасина взяла ее и принялась читать передовицу. В статье говорилось о ситуации в Индии, описывались попытки британцев отвоевать позиции у бунтарей.

Джасина время от времени останавливалась и украдкой бросала взгляд на графа. Он поставил локоть на ручку кресла и уперся лбом в ладонь. Прядь черных волос упала на руку. Вдруг он громко застонал.

— Довольно! — выкрикнул он. — Почему я должен это слушать? Какое это теперь имеет ко мне отношение?!

Джасина испуганно вжалась в кресло.

— Но… милорд… нужно знать, что происходит в мире.

— А нужно ли? — отозвался граф. Джасина вздрогнула от неожиданной холодности в его голосе, но не сдалась.

— Нет ничего проще, чем… спрятаться от мира. Потом вы… спрячетесь от людей, а потом в конце концов от себя самого.

Граф скривил губы.

— Вы молоды, а говорите так, будто за вашей спиной десятилетия опыта.

Джасина подняла голову.

— Я видела это собственными глазами, милорд. Среди пациентов моего отца… есть те, кто борются, и те, кто…

Она вновь повесила голову, не в силах продолжать.

— И те, кто опускают руки, — закончил за нее граф. — Вы это хотели сказать?

— Да, — пролепетала Джасина.

Темные, невидящие глаза графа словно покрылись коркой льда.

— Терпи, — в очередной раз прошептал он.

В комнате повисло гнетущее молчание. Трещали дрова в камине, тикали часы. Взгляд Джасины отчаянно метался по комнате. В дальнем углу она заметила небольшое пианино. Оно было не таким роскошным, как инструмент, стоявший, как она знала, наверху, в музыкальной комнате, но вполне годилось для игры.

— Сыграть для вас, милорд?

Граф сделал невнятный жест.

— Почему бы нет?

Джасина поднялась с кресла и прошла к пианино. Подняв крышку, она на миг задумалась и начала играть по памяти спокойную мелодию. Вскоре девушка с головой ушла в музыку и запела.

От звука ее голоса воздух в комнате как будто стал мягче.

Закончив играть, девушка обернулась и посмотрела на графа. Словно почувствовав ее взгляд, он повернулся к ней. Его черты тоже смягчились.

— Подойдите сюда, Джасина, — сказал он.

Девушка закрыла крышку и вновь села рядом с графом у огня.

Граф на миг наклонил голову, потом выпрямился и заговорил.

— Кажется, я плохо принял вас этим утром, — сказал он. — Примите мои извинения.

Взглянув на графа, Джасина вновь увидела перед собой того горделивого молодого человека, который просил прощения, что смеялся над ней, когда она потеряла шляпку.

— Нежные переливы вашего голоса заставили меня ослабить бдительность, — продолжал граф. — Я дал волю чувствам, которые оказались нестерпимыми. Это больше не повторится. Я не хочу вас отпугнуть. Чувствую, что ваше общество принесет мне не меньше пользы, чем любая из микстур вашего отца. Простите меня. Пообещайте, что останетесь моей маленькой помощницей.

У Джасины голова пошла кругом.

Быть рядом с графом и знать, что она может надеяться только на его дружбу, не больше… Какая ужасная мука! Но разве можно устоять перед его мольбой? Разве можно отказать, когда он говорит, что ее общество идет ему на пользу?

— Я с радостью продолжу… помогать вам, милорд, — несмело произнесла она наконец.

Граф улыбнулся.

— Тогда давайте пожмем руки в знак примирения, Джасина Карлтон!

С этим словами он подался вперед и крепко сжал в руках ладошку Джасины.

Следующие несколько недель Джасина была счастлива. Каждое утро граф принадлежал ей и только ей. Она читала ему газеты, а он тихо слушал. Иногда они обсуждали содержание статей. Графу импонировала любознательность Джасины. Вскоре он попросил девушку выбирать на свое усмотрение книги из огромной замковой библиотеки и читать ему вслух. Он получал большое удовольствие, обсуждая с Джасиной своих любимых авторов.

Девушка часто играла ему на фортепиано и пела. Граф слушал, опустив голову и закрыв глаза рукой. Серебристый голосок девушки ласкал ему душу, и он чувствовал, как все, пережитое им в Индии, начинает отступать и воспоминания уже не терзают его так безжалостно, как прежде.

Джасина не позволяла себе ни единой лишней мысли о графе. Ей достаточно было просто находиться рядом с ним. Она перестала задумываться, каким горьким может быть конец этой идиллии.

В хорошую погоду граф и Джасина вместе гуляли по замковому саду. Граф стал настолько свободно чувствовать себя со своей маленькой помощницей, что позволял себе слегка опираться на ее руку, когда дорога была неровной.

В свое время Джасина часто бродила вокруг замка, пока отец занимался старым графом, кухаркой или Сарой, и теперь она водила графа по тропинкам, которые он успел забыть.

Джасина стала его глазами: она описывала гигантские вязы и дубы, рассказывала, как меняют цвет их листья. Она словами рисовала для него туман на высоких горных вершинах, очерчивала форму облаков.

Однажды они очутились на берегу реки.

Запинаясь, Джасина рассказывала, как солнечные блики мерцают на воде и снежно-белом оперении лебедей. Она не могла пересилить себя и спросить графа, помнит ли он шляпку, которая плыла по волнам много лет назад. Граф уловил дрожь в ее голосе.

— Здесь есть что-то, чего вы не хотите описывать? — спросил он.

— Нет… ничего, милорд, — отозвалась девушка.

— Вы не должны скрывать от меня ничего неприятного, — сказал граф. — Вы видите тушу животного или перья птицы? Какие-нибудь следы браконьерства?

— Нет, милорд.

— Тогда что вас так взволновало? — упорствовал граф.

Джасина понурила голову.

— Просто… я вижу… кое-что из прошлого.

— Кое-что из прошлого?

— На реке.

Граф выглядел сбитым с толку.

— Что же это?

— Шляпка, милорд.

«Ну вот, — подумала Джасина. — Проговорилась. Теперь он может потешаться, что я помнила это десять лет».

Граф не рассмеялся, хотя едва заметная улыбка все-таки коснулась его губ.

— Шляпка? — повторил он. — Шляпка с голубой ленточкой, которая плыла следом по воде? Самая лучшая шляпка?

Джасина ахнула.