Сообразив, что она не говорила с ним с той встречи в бальном зале, она почувствовала, как ее щеки начинают пылать, а сердце — бешено колотиться. Ее взгляд устремился к его губам. Она думала об этом тоже — о его твердых, теплых, обольстительных губах. Она отвела взгляд.

— Вы… — Ей пришлось прочистить горло. — Вы узнали что-нибудь интересное в городе?

— Ничего, — ответил он, и она с радостью отметила, что и его взгляд метнулся к ее губам. — На самом деле я и не рассчитывал на это. Горожане преданы лорду Брентворту и, следовательно, его сыну.

— О, понятно. — Она переплела пальцы рук за спиной. — Вы, по крайней мере, довольны поездкой?

— Вы не были в Иберстоне?

— Была. — Она весело засмеялась и почувствовала, что расслабляется. — Там есть трактир, магазины и мало что еще. Он очень нравится лорду Брентворту.

Хантер отступил назад, чтобы прислониться к стене:

— Известно, что он превозносит его очарование.

— Он довольно очарователен, этот сонный городок. И, в отличие от Поллтон-Хаус, там полно развлечений. Особенно для леди.

— А как вы провели день здесь? — спросил он, принимая расслабленную позу и скрещивая руки на груди.

— Сочиняя большую часть дня, а потом пила чай с Лиззи и Мирабель — довольно поздний чай из-за неприятного происшествия с мисс Уиллори. — И, к сожалению, бесплодной попытку подслушать. — А после чая я столкнулась с лордом Брентвортом и лордом Мартином. Лорд Брентворт спросил, смогу ли я поиграть для гостей после обеда, а лорд Мартин пригласил меня прогуляться по пляжу.

— Правда? — спросил Хантер тоном, который каким-то образом был одновременно и небрежным, и холодным.

— Да, и у меня уже была наготове отговорка, что вас должно порадовать. Но у меня не было возможности воспользоваться ею, потому что непонятно откуда появился Уит и убедил лорда Мартина поиграть в карты в бильярдной. При этом у бедного парня был страдальческий вид.

— У лорда Мартина?

— У Уита, — объяснила она. — Лорд Мартин был в восторге. Его даже еще легче отвлечь, чем меня.

— Поэтому вы потеряли интерес к нему? Из-за его непостоянства?

— Я…

Этот вопрос поразил ее. Хантер не касался этой темы раньше, и она думала — вернее, надеялась, — что он никогда этого не сделает. Она не гордилась тем, что испытывала к лорду Мартину tendre, а особенно тем, как эти tendre закончились, и не хотела обсуждать это. Но как уйти от ответа на прямой вопрос?

— Это было бы лицемерием с моей стороны, не так ли? — уклонилась она от прямого ответа, предполагая, что прямой вопрос не обязательно требует прямого ответа.

Было это лицемерием или нет, непостоянство лорда Мартина действительно раздражало ее немного.

— Вам и ему присущи различные Виды непостоянства.

— И что за виды?

— Раздражающее и нераздражающее. Ваше относится ко второй категории, — сказал он с улыбкой. — Если не раздражающий вид охладил ваш пыл, то что?

Она пожала плечами, не желая отвечать.

— Значит, ваша привязанность была взаимной? — предположил он.

На это она хотела ответить: «Я бы никогда не смогла быть такой непостоянной».

Она была в восторге, когда лорд Мартин начал ухаживать за ней в ее первый сезон. Она была влюблена в него до безумия в течение нескольких лет до этого, и его интерес к ней сразу же после того, как ее вывели в свет, был как мечта, которая стала явью. Он был, она тогда в этом не сомневалась, ее принцем.

— Тогда что? — не унимался Хантер.

— Я…

Она открыла рот, но промолчала.

Однажды Кейт в шутку сказала Эви, что ее tendre к лорду Мартину иссякли, когда она обнаружила, что он целуется, как рыба, которая задыхается на берегу. Но это была неправда. Тот единственный поцелуй лорда Мартина был довольно приятным. Совсем не таким, как возбуждающие поцелуи Хантера, но вполне приемлемым для нее в то время.

Разочарование постигло ее на следующий день, когда, ободренная этим поцелуем, она поделилась с лордом Мартином своей мечтой сочинить симфонию, опубликовать ее и услышать, как ее исполняют перед публикой, настоящей публикой, в театре, а не просто в комнате, полной гостей.

Он засмеялся. Это была не намеренная жестокость, но его явно покровительственный вид говорил ей, что он считает и ее, и ее мечту очаровательно глупой.

Она была подавлена.

— Кейт?

Кейт перестала сплетать и расплетать пальцы за спиной и стала скручивать их в своих юбках. Она хотела сказать Хантеру. Она хотела, но слова застряли в горле, как тогда, когда она намеревалась сказать ему о музыке в ее голове.

— Мартин… Лорд Мартин не проявил интерес к моей… к тому, что я хочу.

— Вы можете высказать эту мысль еще раз? — спросил он мягко, но явно недоумевая. — Но только яснее?

Быстро вздохнув, она выпалила:

— Я пишу симфонию. Я хочу опубликовать ее и услышать, как ее будут исполнять в театре.

Чтобы не бормотать бессвязно, как она делала в прошлый раз, когда выдала один из своих секретов, она крепко сжала губы и стала ждать его реакции. Она ждала, что это будет смех, или сочувственная улыбка, или покровительственное поглаживание по голове. Она боялась, что будет и то, и другое, и третье. Но он только поднял брови и сказал:

— Трудная задача, но у вас, бесспорно, хватит таланта, чтобы справиться с ней. Как продвигается сочинение?

Одобрение ее мечты, уверенность в ее способностях и интерес к ее успехам. Все сразу. Если бы они не стояли в коридоре, где мог кто угодно пройти и увидеть их, она бы обхватила его за шею руками и звонко поцеловала. Однако Кейт довольствовалась лишь тем, что радостно улыбнулась ему:

— Вы правда так думаете? Все это?

— Сказал все это, не так ли? — Он наклонился к ней. — Что-то мне подсказывает, что лорд Мартин отреагировал по-другому.

Ее улыбка померкла, затем угасла.

— Он думал, что это глупо. Он засмеялся.

— Он дурак.

— Да, я знаю.

Но этого дурака она считала принцем, и это разочарование было трудно принять. Она отбросила неприятные воспоминания. Это было давно, и теперь уже неважно, что думает лорд Мартин.

— Я почти закончила, — призналась она. Как чудесно, что она могла рассказать ему об этом! — Мне немного осталось, небольшой отрывок, над которым я сейчас работаю.

— Наверное, волнительно быть так близко к завершению.

— Одно расстройство! Не все идет так гладко, как хотелось бы. Но это лишь дело времени, — поспешила заверить его она. Как бы ни расстраивало ее то, что отрывок не написан, она не сдастся. — Просто для меня сейчас это немного утомительно. И несмотря на такие усилия, я могу никогда и не услышать свое законченное произведение.

— Я думаю, Уит мог бы взять на себя расходы на оркестр ради вас.

—Да, — согласилась она. Уит раньше оплачивал оркестр на балах их матери. — Но это не то же самое, отнюдь. Это не опубликуют. И это будет так, как будто…

— Как будто что?

— Как будто я сдалась. Как будто я повержена.

— Я не предполагал, что это соревнование.

— Это скорее дуэль силы воли, — решила она. — Лондонские издатели не хотели признавать другие мои произведения в течение некоторого времени, и я стала настойчиво пытаться заставить их изменить свое мнение. Им приходится писать, что они сожалеют, по крайней мере раз в месяц.

— Одно слово Уита и…

— Нет. — Она решительно помотала головой. — Это не будет то же самое. Я добьюсь успеха, результаты моего труда будут признаны.

Он помолчал, прежде чем заговорить:

— Если бы вы были мужчиной, вы бы уже добились успеха.

— А если бы я была дочерью простого человека, мои запросы по поводу публикации, скорее всего, просто игнорировались бы.

— В таком случае это равновесие несправедливости? — спросил он, усмехнувшись и отойдя от стены.

— Боюсь, что да. — Она пошла с ним рядом, когда он медленно двинулся по коридору. — Вы направляетесь в библиотеку? Там собрались остальные джентльмены.

Он покачал головой:

— Я иду в свою комнату. А вы?