Алекса вдруг сотрясают телодвижения, похожие на танец.

– Курц!

– Что-что?

– Фамилия ее была Курц! У нее… еще подружка… Злючка… – Он изо всех сил стучит себя по лбу, но имя девушки так и не всплывает из омута его памяти. – Подружка! Дурак! Задница!

Доктор Фрёлих извиняется: дескать, молодой человек, к сожалению, перевозбудился… Пятидесятилетняя собеседница недовольно фыркает и закрывает дверь.

Перед заводскими корпусами Александр становится тихим и торжественным, его глаза светятся гордостью. Здания до сих пор выглядят солидно и внушительно.

– Все это принадлежало вам?

Алекс кивает:

– Нам! Мне!

– Но ведь тебя здесь никто не признает!

– Часы!

Александр демонстрирует свои наручные часы. Каждую минуту он вспоминает что-то новое. Конни и Кози. Гогенштейн. Дюрер. Фотографии.

– Может, подождем, пока ты вспомнишь побольше, и затем придем сюда снова?

– Кеферлоэр!

– Кто это такой?

– Рыба. – Алекс грызет ногти.

– Что с тобой? Как ты возбудился…

– Я… знаю! Кеферлоэр! Там!

Они заходят в вестибюль административного корпуса завода. Голые стены, высокий потолок. До боли знакомая обстановка, совсем как до войны. Дежурная в стеклянной будке расширяет глаза при виде странной пары – пожилого седого господина в массивных очках и юноши в нелепых, слишком широких для него брюках.

– Добрый день. Смею представиться, доктор Фрёлих. Мы хотели бы поговорить с господином… Кеферлоэром.

Поправляя обесцвеченные локоны, женщина в будке мягко возражает:

– Директор сейчас на важном совещании. Вам к сожалению, не повезло. Сегодня он никого не принимает.

Понизив голос, доктор Фрёлих доверительно говорит о том, что у него дело невероятной важности…

– Нет-нет, это невозможно. Извините. Я могу связать вас с секретариатом, и вам назначат день и час приема. Вы по какому вопросу?

В этот момент Александр вмешивается в разговор и говорит, пристально глядя на даму, едва ли не обнюхивая ее:

– У вас… всегда длинные волосы, и не такие желтые… Выглядела… так классно!

Доктор Фрёлих оттесняет молодого человека от будки, берет его за плечи и извиняется перед дежурной.

– Наверное, он имеет в виду, что раньше у вас был другой цвет волос. Это правда?

– Ну, что такое, я прямо не знаю! Хорошо, это правда. И что из того?…

– Может быть, вы знаете этого мальчика?

По лицу дежурной видно, что особых сомнений у нее нет. Действительно, его лицо она где-то видела. Оно ей даже как будто знакомо.

– Э-э-э…

Она не решается высказаться определенно. Ситуация становится для нее какой-то щекотливой и начинает беспокоить.

Алекс дрожит. В какие-то моменты кажется, что он вот-вот упадет в обморок. Он дергает себя за края одежды, пока окончательно не приходит в себя, затем хрипит вполголоса, словно боясь своих слов:

– Я… Александр фон Брюккен! Пропустите меня! Пожалуйста!

Дежурная не проявляет особых эмоций. Но вся эта сцена, без сомнения, подействовала на нее. Она молчит, покусывая кончик карандаша. Маленького сына бывшего шефа она видела всего-то раз или два. Хотя похож, ничего не скажешь. И чего эти двое от нее хотят?! Как бы с работы из-за них не поперли!

– Господи более мой, ну чего вы от меня хотите?

– Похоже, он говорит правду. Помогите же нам!

– Со светлыми волосами вам лучше, – говорит Александр.

– А ну, хватит дерзить, молодой человек! – Но дежурная говорит это лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Затем встает и машет рукой так, словно трясет кастаньетой. – Ладно, что с вами делать… Идите за мной!

Держась за руки, доктор и Алекс поднимаются по лестнице и вскоре оказываются в торце длинного пустого коридора перед массивной дверью красного дерева.

Нервы у дежурной уже на пределе. Она предпочитает ретироваться и говорит перед уходом:

– Скажете там, что ухитрились прошмыгнуть мимо вахты и вас не заметили, хорошо?

Доктор Фрёлих благодарно кивает ей, и женщина удаляется. Затем доктор поворачивается к своему подопечному и ласково щиплет его за щеку:

– Так что, идем или нет?

– Кнут, отец. Конни. Козима. Фелиция, мама.

– Пошли!

Фрёлих распахивает дверь в конференц-зал. Врач возбужден не меньше своего пациента и успокаивает себя лишь тем, что ничего страшного ему не грозит, в худшем случае привлекут за незаконное вторжение на чужую территорию.

Большое светлое помещение. Идет совещание членов правления. Во главе длинного стола восседает Кеферлоэр, по правую руку – его сын Лукиан. Напротив Лукиана, в инвалидной коляске у окна, – тетушка Хильда. Как единственный оставшийся в живых член семьи фон Брюккенов, она присутствует на главном совещании по итогам года в качестве почетного гостя и главной наследницы. Старушку давно хотят признать недееспособной: процесс по этому делу тянется уже год, но по каким-то причинам судьи медлят с окончательным решением. Очевидно, причина кроется в неоднозначном состоянии тетушки – как ни странно, у нее случаются проблески сознания.

Семь членов правления, солидные седые господа, с изумлением смотрят на незваных пришельцев. Кеферлоэр удивленно поднимает брови, но ситуация скорее забавляет, чем возмущает его.

– Эт-то еще что такое? – Он пристально смотрит на юношу, их взгляды встречаются. – Кто-нибудь скажет мне, в чем…

Кеферлоэр спотыкается. Он внезапно догадывается, ктоэтот незваный гость, но тут же овладевает собой.

Александр делает шаг вперед и кладет на стол свои часы.

– Здравствуйте, господин Кеферлоэр!

– В чем дело? Что все это значит?

– Хи-хи-хи, – смеется тетушка Хильда.

– Лукиан! Привет!

– Александр?

Лукиан, который сидит здесь лишь для того, чтобы любоваться на отца, наконец-то вкусившего настоящей власти, произносит волшебное слово, что повергает всех присутствующих в растерянное изумление. Участники совещания начинают перешептываться.

Кеферлоэр сильно взволнован, однако не собирается сдаваться так сразу:

– Чепуха. Какой Александр?! И ничуть не похож. А это кто? Что это за человек? – Он указывает на доктора Фрёлиха.

Смущенно откашливаясь, тот сообщает свое имя и звание.

И тут тетушка Хильда восклицает:

– Александр? Это ты? Иди же, иди ко мне! Подойди же скорее ко мне, дитя!

У всех заседающих глаза лезут на лоб. Старушка так долго была не в себе, а тут – подумать только…

– Какой ты стал большой… Ах. Это чудесно. Ах, дайте мне, дайте шампанского! Какой большой ты стал!

Тетушка Хильда тянет к Александру костлявые руки, но тот притрагивается к ней лишь на мгновение – брезгует старческими пятнами, в обилии покрывающими ее высохшую кожу.

Кеферлоэр не знает что и сказать, какую стратегию поведения выбрать. На его лице отражается внутренняя борьба.

Тетушке Хильде подают бокал шампанского на подносе. Веселая лукавинка светится в ее глазах, и старушка спрашивает у племянника, привел ли он с собой сестренок?

– Нет, тетя Хи-хи. Ведь их нет на свете, наших Коко.

– Хи-хи-хи-хи.

Алекс поворачивается к Лукиану и неловко протягивает ему руку через стол.

Это исключительно важный момент. Он имеет множество последствий. Некоторое время стояла звенящая, напряженная тишина, не происходило ничего, абсолютно ничего. Лукиана раздирали противоречия, он поднялся с места и… снова задумался. От одного отцовского взгляда Лукиана прошиб пот. А затем… затем он посмотрел мне в глаза и принял протянутую руку. Он сделал выбор между моими собственнымбудущим, да-да, в ту секунду он принял решение в моюпользу, перечеркнув карьеру своего отца. Неизвестно, как бы все повернулось, если бы Лукиан не признал меня.

– Это действительно он. Это Александр!

Гневно раздув ноздри, Кеферлоэр-старший покачивал головой, не решаясь произнести ни слова. Похоже, он сообразил, что меня не удастся просто так проигнорировать, в любом случае начнутся разбирательства.

Когда я снова увидел знакомые лица, на меня нахлынула лавина новых воспоминаний. Это походило на второе рождение, на то, как цыпленок, вылупившись из яйца, впервые видит свет, И я снова обрел дар речи, ко мне ежесекундно возвращались тысячи слов.