— Не верю я в такую случайность... Но вы правы, это неважно. Не Уайту же про вашу торпеду рассказывать...

   Георгий отошел от окна и сел.

   — Да уж, — сказал Маевский. — Нет грязнее дела, чем война. Я это знал с детства, и потом... в академии объяснили дополнительно. Хорошие учителя попались. Любая другая работа чище. И благороднее. Любая. Мой доблестный предок, Владимир Зенонович Май-Маевский, командовал Добровольческой армией. Одной из моих первых книг были его мемуары. Представляете? Очень откровенные. Я хотел быть щитом человечества, поэтому пошел на военную службу. Только поэтому. Мечты сбываются, да?..

   Георгий смотрел на Маевского, не отрываясь. Он никогда не видел этого предельно сдержанного человека таким...

   Таким.

   — Вы провели блестящую операцию...

   Маевский откинулся на высокую спинку кресла. Прикрыл глаза.

   — Знаю... Теперь я точно знаю, чего это стоит. Раньше знал из книг, а теперь вот знаю на своей шкуре. Это не стоит ничего. Потраченные годы и боль в остатках души. Навсегда. И — ничего больше... Не верьте, что война — явление природы. Это бредни, придуманные древними мудрецами. Война противоестественна. Когда-нибудь будущее человечество забудет о нас. Как о мусоре. Изучение истории по биографиям полководцев будет казаться дикостью. Я уверен, что так станет. Даже читать Плутарха будет стыдно... Или вы считаете, что война — главный признак человека?

   — Я не задумывался, — честно сказал Георгий.

   Маевский вздохнул.

   — Я забегаю вперед, — пробормотал он. — Что ж, давайте считать. Первая сила — это мы. Вторая — Ангел и те, кто с ним. Третья — Гондвана. Четвертая — император, у которого тоже есть свои личные войска. И еще есть пятая: это Северный альянс, который никогда не вмешивался в наши военные дела, но рано или поздно может это изменить... Гондвана сейчас, я надеюсь, на время парализована. Император пассивен. Я думаю, он ждет явного перевеса одной из сторон, чтобы только тогда заявить о себе. Мудрая позиция... Альянс мы пока можем в расчет не принимать. Так что все совсем просто, — он улыбнулся.

   — Ангел?

   Маевский кивнул.

   — Надо учитывать, что после уничтожения Ангела политическая обстановка окажется очень сложной. Во-первых, есть часть его флота, которая не пошла с ним на Антиохию, а осталась в районе Пандемоса — и я уверен, что это очень существенная часть. С этими людьми придется или договариваться, или воевать. Во-вторых, есть сеть уранитов, которую мы целиком накрыть не можем. С ней тоже придется серьезно возиться. В-третьих, есть множество генералов и просто нобилей, которые успели за эти недели распробовать власть... Скучать не придется. Даже если мы сыграем флотилией Уайта, как тузом из рукава, и разгромим Ангела в сражении — это будет началом настоящих проблем, а не концом.

   — Я понимаю, — сказал Георгий. — Но теперь у нас по крайней мере есть шансы. Кстати, приказ о производстве вас в контр-адмиралы я подпишу прямо сегодня.

   Маевский повел плечом.

   — Стоит ли? Впрочем, делайте как знаете.

   — Спасибо... Скажите, а вы жениться никогда не хотели?

   Если Маевский удивился вопросу, то не показал этого.

   — Никогда.

   — А мне иногда кажется, что людям наших занятий это просто необходимо, — сказал Георгий. — Ну, не знаю. Посмотрим.

   Аэродром был маленьким — Эрнст Брандт при посадке задел какие-то кусты кормовым винтом своего "хеншеля". Заглушил мотор, тяжело выпрыгнул из кабины. Вдохнул. Стемнело уже основательно. Закат догорал в бесконечной дали тонкой нитью.

   Он размял уставшие от штурвала пальцы.

   — Господин полковник!.. — человек появился внезапно, выбравшись, оказывается, из-под соседнего самолета. Механик базы, лейтенант лет под тридцать. Его фамилию Эрнст забыл, а имя ему было Годберт.

   — Господин полковник... — Годберт помялся. — Вас просили, как приземлитесь — сразу в комнату совещаний. Срочно.

   — Прямо срочно? — у Эрнста брови поползли вверх. Вообще-то такие вещи сообщают по радио.

   — Да... Там командующий.

   Эрнст проглотил ругательство и быстро зашагал по дорожке, которую за неделю существования аэродрома инженеры успели выложить гравием.

   В маленьком штабном зальчике горели все лампы, какие только можно было зажечь. Офицеров тут было человек двадцать. Генерал-полковник сидел в самой середине и был очень мрачен; по Эрнсту он едва скользнул взглядом.

   А вот человек напротив него...

   Беловолосый, высокий, длиннолицый. В черном мундире со знаками различия вице-адмирала космофлота.

   Эрнст сразу понял, кто это. Не глядя нашарил стул, сел.

   — Я продолжаю, — сказал человек. — С вашими людьми вы можете продавить фронт. Я не сомневаюсь в этом. Можете занять Каракку, или Теофанию, или даже оба эти города. Вы и сейчас продвигаетесь довольно убедительно. По поводу окончания этой операции у вас, вероятно, есть свои соображения, не буду их обсуждать. Но вот что я скажу точно. Ваши силы уже сейчас не те, что были десять дней назад. И силы ваших противников — тем более. Если хотите, я приведу точные цифры и по вам, и по ним. Когда вы выйдете на побережье, бои затухнут. Но не прекратятся. Восставшие генералы тоже хотят жить, а силы, способной их привести к спокойствию, сейчас нет, вот в чем дело... У вас есть предметные основания считать, что Велизарий в ближайшее время вмешается? По-моему, у него просто недостаточно для этого сил... А главным эффектом от ваших действий будет уменьшение числа людей. Способных держать оружие. Это, если угодно, арифметика.

   Тиберий Ангел замолчал и протянул руку к стакану с водой.

   — Вы считаете, что у нас есть общий враг? — спросил Красовски. Эрнст впервые после перерыва в несколько дней услышал его голос.

   Ангел вздохнул.

   — А вы так не считаете?.. Учтите, что Негропонти больше нет. Их уничтожили. Вы можете легко это проверить средствами своей разведки... Временные фигуры. Выражаю вам сочувствие, генерал: вы лишились главного врага.

   У Красовски сузились глаза.

   — Можете предложить мне врага получше, господин адмирал?

   Взгляд Ангела был почти веселым.

   — Негропонти больше нет, — повторил он. — Остались эти... генералы-наместники. Напуганные и жестокие. Остался космофлот, который я позволю себе пока считать нейтральной силой... И кто остался еще? Вам подсказать?

   Красовски молчал.

   Ангел сделал шаг вперед (офицеры-варяги подобрались).

   — Я просил бы каждого из вас ответить на один вопрос, — сказал Ангел очень четко. — Не вслух ответить. Просто самому себе. Как вы себя поведете, если к вам придут и сообщат, что ваш сын — вот лично ваш — признан достойным посвящения Урану?

   Он сделал паузу, оглядывая присутствующих. Как птица.

   — ...Вы об этом не думаете. Вы — все — считаете, что главное выиграть битву, а уж с уранитами вы как-нибудь справитесь. Но все наоборот. Уран — это настоящая сила. Огромная, и совершенно чужая. Нечеловеческая. И если она станет на этой планете главной — вот тогда я действительно позавидую тем, кто успел погибнуть в боях.

   Красовски уже пришел в себя. Он спокойно смотрел через очки.

   — Я так понимаю, что за этим последует некое предложение? — осведомился он.

   Ангел кивнул.

   — Последует. И вполне очевидное. Ураниты еще не так сильны, чтобы диктовать здесь любые условия. Особенно после прихода космофлота. Вероятно, я был бы на стороне Негропонти... но Негропонти нет. И я пока что не собираюсь воевать — ни за кого. А вот бои, идущие здесь, надо прекратить немедленно. Просто из ресурсных соображений. Нельзя тратить бог весть на что силы, которые могут в ближайшее время пригодиться для более высоких целей, — он улыбнулся. — Ту сторону можно уговорить на перемирие, я уже проверял. У вас есть очень... веские аргументы. Так, может быть, поразмыслим?..

   Шесть часов спустя Тиберий Ангел стоял на открытой галерее рядом с Каспаром, жрецом Урана.