Макс молчал. Когда они шли сюда, ему казалось, что он готов ко всему...

   Увы. Это было ошибкой.

   — Что же от нас осталось?..

   Велизарий вздохнул.

   — Остался Карфаген — тоже не целиком, но остался. Ираклий совершенно цел, около него так и не появился ни один вражеский корабль. Плюс периферийные системы. Не так мало.

   Макс молчал. Велизарий заложил ногу за ногу, и вдруг стало ясно — чего ему стоит спокойствие.

   — Вы можете меня упрекнуть в том, что я не вмешался раньше, — сказал он. — И этот упрек будет вполне справедливым. Понимаете, в чем дело: я не мог использовать свою волю императора, рискуя, что ее проигнорируют. Если бы произошло такое... любой прецедент, который стал бы известен... этот механизм власти просто исчез бы. Навсегда. И мы оказались бы в комнате кошмаров, от которой потерян ключ. То есть это я так рассуждал... Я считал, что лучше уж дать сторонам выступить, по возможности связав и ослабив друг друга — и только потом вмешаться, выбрав нужный момент... Мне... казалось, что потери до этого момента не должны стать слишком большими. Земная логика... Простите. У вас кто-то на Антиохии... остался?

   — Да.

   Велизарий замолчал надолго.

   — За то, что я натворил, я отвечу перед богами, — сказал он наконец. — И я, безусловно, не смогу остаться императором после того, как все это кончится. Но пока что у нас у всех есть работа. И мой императорский титул — инструмент для этой работы, который я не намерен пока отбрасывать. Тем не менее я не считаю, что имею моральное право требовать от вас чего-то. — Он еще помолчал. — Мне нужна помощь. Мне нужно несколько человек, в которых я могу быть абсолютно уверен. И я не вправе никому эту роль навязать. Я примерно объяснил вам, в чем дело, если хотите — задавайте вопросы. Любые. Если вы хотите понять, доверять мне или нет.

   Собеседник все-таки помедлил. Ничего ж себе. Император тратит лично на него, Макса Рейхенау, время, которое именно сейчас стоит дороже самого редкого металла. Да еще и предлагает задавать любые вопросы...

   — Кто уничтожил Антиохию?

   — Ураниты.

   — Зачем?

   — Чтобы скрыть следы своей деятельности.

   — Вы хотите сказать, что их вообще не волнуют человеческие потери?

   — Я хочу сказать, что они вообще не люди.

   — Очень интересно... Но убить-то их можно?

   — Можно, — серьезно ответил Велизарий. — И необходимо.

   — Понятно... А как с людьми, которые их поддерживали?

   — Некоторые из них просто не знали, что творят. А те, которые знали, сейчас по большей части мертвы.

   — Удобно... Ваша вечность, но вы ведь знали, кто это. Почему же все-таки вы не вмешались раньше? До того, как... все началось?

   — Потому что я боялся, — сказал император.

   Макс посмотрел ему в глаза. В спокойные карие глаза.

   — Вы ведь боялись не за себя, — сказал он.

   Велизарий развел руками.

   — Можно сказать и так. Не знаю, насколько это честно... Страх — подлая тварь, он легко маскируется. Да, конечно. Не за себя.

   Макс промолчал. Огромная усталость, усугубленная огромной — пусть и невольной — виной... Как с этим живут?

   Велизарий, кажется, понял, о чем он думает.

   — Как я и предупредил, я хочу понять, насколько могу на вас полагаться...

   — Вы — мой император, — сказал Макс.

   Велизарий покачал головой.

   — Нет, не то. Этого недостаточно... и прежде всего этого недостаточно для меня. Если вы со мной... это одно. Если нет — мы сейчас выйдем из этой каюты, и о разговоре больше никто не узнает. Служите Византии. Это тоже достойно. Я хочу дать вам выбор.

   Макс пожал плечами.

   — Я с вами, — сказал он. — С кем же мне еще быть?..

   Велизарий смотрел на него очень пристально.

   — Вы уверены?

   — Да.

   — Вы готовы принести мне вассальную присягу? Именно мне лично? Не как императору, а как главе дома Каподистрия?

   Макс напрягся.

   — Готов, — сказал он.

   — Это точно император?

   Адмирал Бертон выглядел очень уставшим. Алексею было жаль его. Такая ответственность... Они сидели в маленьком салончике на борту "Венизелоса", предназначенном как раз для таких совещаний. Вдвоем. На столике лежал планшет.

   — Мы проверили изображение, — сказал Алексей. — Снимков Велизария в архиве достаточно. В пределах нашего разрешения — это он. И даже если это двойник, интересно же, во что с нами играют. Простите, не хотел вторгаться не в свое дело.

   — Все в порядке, Алексей... Вы мне помогли. И помогаете... Значит, они предлагают встречу прямо на Пандемосе. Вы со мной пойдете?

   Такого предложения Алексей не ожидал. Впрочем... Если подумать — предсказуемо.

   — Если считаете целесообразным — конечно, пойду.

   — Считаю. Только не забудьте передать Муррею руководство дивизией. Он нас подстрахует.

   — Разумеется... А если мы убедимся, что это действительно переговоры, и у императора серьезные намерения? Тогда...

   Джеймс Бертон глубоко вздохнул.

   — Тогда я активирую канал связи лично с Мятлевым и вызову его сюда. Такая возможность предусмотрена.

   — Дай-то бог, — искренне сказал Алексей. — Мы уже убили не меньше трех тысяч человек. Экипаж "Тирпица" плюс мелкие сбитые корабли. Может, этим и обойдется?..

   — Алексей, — сказал Бертон. — Я тоже надеюсь, что кончится и обойдется, честное слово. Но прошу вас не забывать, что мы — на войне. На нас военная форма. Даже адмиральская, — он усмехнулся. — Поэтому, если можно, давайте надежды и сожаления... оставим до мира.

   — Да, конечно, — Алексей вымученно улыбнулся. — Знаете что? Представьте, что вы ставите базу на незнакомой планете, и вам надо, например, фермы установить, чтобы положить на них платформу, и на ней — уже целевые сооружения. Это работа, по трудоемкости сравнимая с каким-нибудь сложным производством — ну, например, с заводом по сборке машин. Предположим, ферму снесло потоком, и нам приходится возиться, чтобы восстановить ее или заменить. Предположим, это случится даже дважды... Но поток мутной воды — или не воды, неважно — он не будет, например, специально искать в опоре уязвимую точку, чтобы разрушить ее поэффективнее. В этом смысле работа инженера очень легка. А вот если нам противостоит человек... Возвращаясь к аналогии с заводом по сборке... ну, скажем, тракторов: сотни готовых блоков, которые надо подвезти, организуя сложную логистику, дальше — конвейер, и готовые новенькие трактора с него сходят. Это сложная система, которая нуждается в настройке. А теперь представьте, что над заводом повис истребитель типа "деймос" и бьет по нему гразером, причем именно с задачей нарушить и логистику, и сборку. Каково придется директору завода? А ведь вы, военные, работаете в таких условиях всегда. Я это знал, конечно, из книг, но... — он развел руками. — Простите, адмирал. Заболтался.

   — Вы все верно говорите, Алексей. Примерно так же объясняли и мне, еще на первом курсе... М-да. Жаль, что мы не дипломаты. А может, как раз это и хорошо. Шанс у нас есть, и его надо использовать.

   Макс фон Рейхенау внимательно наблюдал за уникальным явлением — психологическим шоком в целом флоте.

   Никакие проигранные сражения никогда не давали такого эффекта.

   Если бы в походе не было абсолютно исключено употребление спиртного — офицеры бы перепились.

   И, наверное, это было бы к лучшему...

   Сообщений о самоубийствах пока было два. Тридцатипятилетний корветтен-капитан, командир батареи с "Хиппера", у которого на Антиохии осталась семья, — он просто застрелился из револьвера. И девятнадцатилетний мичман-артиллерист с "Максимилиана фон Шпее", который, находясь на посту, разрядил на себя контакты электрощита. Хорошо еще, изолировать контур догадался, чтобы не замкнуло на всю секцию.

   Получив рапорт об этом, Макс выругался и вызвал к себе двух человек. Полковника Михаила Илиеску, главного врача флота. И — старшего лейтенанта Андрея Котова.