— Зоя, мое общество тебя беспокоит?

Она посмотрела на него с невинным видом — во всяком случае, она надеялась, что невинным.

— Вовсе нет.

Он повел бровями и отпил еще немного вина.

После короткой паузы он опять спросил:

— Признайся, что тебя больше всего пугает? В чем ты видишь для себя угрозу?

Зоя отложила вилку и нож, взяла салфетку и вытерла рот. Но не потому, что в этом была необходимость, а потому что она хотела выиграть время.

— Никакой угрозы для себя я не вижу, просто ты действуешь мне на нервы.

— Почему?

— Потому что ты вечно на меня наседаешь.

— В каком смысле?

— Во всех.

Рассел непринужденно откинулся ни спинку стула.

— Нельзя ли поконкретнее?

Зоя помолчала, поджав губы.

— Во-первых, ты постоянно вторгаешься в мое личное пространство.

— То есть подхожу к тебе слишком близко?

— Вот именно, слишком.

— Другие претензии есть?

— Ты не понимаешь слова «нет» или понимаешь, но не воспринимаешь.

— Понимаю — когда я чувствую, что мне действительно говорят «нет».

— Что ты хочешь этим сказать?

Рассел неторопливо провел кончиком пальца по краю бокала, не сводя взгляда с лица Зои.

— Твои губы говорят «нет», а тело кричит «да».

— Неправда!

— А как же прошлая ночь?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты желала меня так же сильно, как я тебя. Весь день ты только и твердила «нет», но, когда дошло до дела, твое тело приняло за тебя решение.

Зоя покраснела и быстро сказала:

— Прошлая ночь была ошибкой.

— Я догадываюсь, что тебя заставляют это повторять твои представления о приличиях. Но я вижу совсем другое: когда между мужчиной и женщиной проскакивают искры, они инстинктивно на них реагируют.

— Тебя послушать, так получается, что у нас нет выбора.

— Но у нас его действительно нет, — сказал Рассел со спокойствием обреченного. То, что произошло, было неизбежно. Это должно было случиться.

— Неправда! Эта так называемая неизбежность — твоих рук дело.

— Ничего подобного. Я не собирался принуждать тебя к тому, к чему ты не была готова, я тебя даже не торопил. Я терпеливо ждал, когда ты сделаешь первый шаг.

Зоя скептически улыбнулась.

— Вот как? И в чем же, по-твоему, проявился это первый шаг? Я смотрела на тебя дольше пятнадцати секунд кряду?

Рассел улыбнулся.

— Очень не хочется признавать, правда?

— Что признавать?

— Что ты меня хотела.

— Я тебя не хотела! Ты просто воспользовался ситуацией!

Рассел медленно поднес бокал к губам и сделал глоток.

— Зоя, ты обманываешь и меня, и себя. Почему тебе так трудно признаться в своих истинных чувствах?

Зоя с досады чуть кулаком по столу не стукнула.

— Господи, Рассел, да уймись ты! Ты требуешь от меня признания в чувствах, которых у меня и в помине нет. Более того, ты вызываешь у меня другие чувства, которые я не хочу испытывать.

— Какие, например?

Зоя закусила губу, спохватившись, что чуть не проговорилась.

— Неважно, ничего я не чувствую.

— Зоя, не скрывай от меня, скажи, что ты чувствуешь.

От волнения Зоя принялась теребить в руке салфетку.

— Я… ты… у меня возникает ощущение, будто я становлюсь другим человеком.

— Когда ты со мной?

Зоя кивнула.

— Знаешь, обычно я хорошо владею собой, я аккуратная, у меня каждая вещь на своем месте…

— Понимаю.

— Но когда я с тобой, у меня… — Она подняла взгляд на Рассела и призналась: — Я теряю контроль над собой и над своей жизнью.

— А этот контроль, он для тебя очень важен? — серьезно спросил Рассел.

Зоя снова повертела в руке вилку.

— Я не люблю неожиданности, непредсказуемости. Я предпочитаю знать, что происходит и к чему мне надо быть готовой. Рядом с тобой у меня такой уверенности нет. Я не понимаю, что происходит и как мне к этому готовиться.

— Тебе не нужно никак готовиться, — мягко сказал Рассел. — Просто будь самой собой.

— Я больше не знаю, кто я и как мне быть собой.

— Из-за того, что у тебя было с Греем Моррисоном?

Зоя быстро подняла на него глаза и удивленно переспросила:

— С Моррисоном? Ну да… и из-за него тоже. Но не только.

— Что еще ты имела в виду?

Она снова опустила глаза.

— Я не хочу об этом говорить. — Она прикусила губу, борясь с предательскими слезами.

Рассел положил руку на ее плечо, и Зое показалось, что в нее перетекает тепло его тела, оживляя ее, заставляя кровь быстрее бежать по венам. Она посмотрела ему в глаза и увидела, что он смотрит на нее с серьезным и одновременно ободряющим выражением.

— Вот что, — примирительно сказал Рассел, — давай сделаем так: ты посидишь в гостиной, а я наведу здесь порядок, хорошо?

Зоя кивнула и благодарно улыбнулась. Рассел проявил редкостную чуткость, позволяя ей побыть одной и привести в порядок мысли.

Пока она сидела в библиотеке, Рассел разжег камин, и сейчас пламя излучало приятное тепло. Зоя старалась не думать о том, что происходило в этой самой комнате прошлой ночью. Она села на диван и стала листать какой-то старый журнал, даже не обратив внимания на название.

Через несколько минут Рассел вернулся с подносом, на котором стояли две кружки с дымящимся кофе. Поставив поднос на старинный кофейный столик, он сел рядом с Зоей на диван.

— Какой кофе ты пьешь? — спросил он.

— Черный, без сахара.

Он передал кружку Зое. Она взяла ее двумя руками, согревая пальцы. Рассел положил себе сахар и добавил молоко. Зоя смотрела, как он размешивает сахар. Перехватив ее взгляд, он виновато улыбнулся.

— Я знаю, что это вредно для зубов, но ничего не могу с собой поделать — люблю сладкий кофе. — Он снова улыбнулся. — Вроде бы пока на моих зубах мои пагубные привычки не сказались.

На это Зое было нечего возразить, у Рассела были безупречно ровные зубы, белее которых ей не доводилось видеть.

Они помолчали, прихлебывая горячий кофе и глядя на огонь. Они сидели так близко, что могли бы прикоснуться друг к другу, и Зоя вдруг испытала почти непреодолимое искушение положить руку на его мускулистое бедро.

Зоя не понимала, что с ней происходит: она сама приняла решение, что прошедшая ночь больше не повторится. Во-первых, она не хотела осложнять положение еще больше, а во-вторых, когда придет время расставаться с Расселом, она бы хотела уйти с гордо поднятой головой. А в том, что расстаться им рано или поздно придется, она не сомневалась.

Чтобы удержаться от искушения, она села на свои руки. Рассел заметил ее движение, и она поняла, что невольно выдала себя. Он посмотрел ей в глаза. У Зои пересохло во рту, она облизнула губы. На его щеках и подбородке темнела отросшая за день щетина, и ей вдруг до зуда в пальцах захотелось погладить его подбородок с продолговатой ямочкой, провести пальцем по нижней губе, по щекам, погладить веки над серыми глазами, которые, стоит им остановиться на ней, заставляют ее трепетать в предвкушении.

Рассел стал наклоняться к ней. Зоя закрыла глаза. Он коснулся ее губ легким поцелуем и отстранился. Зоя открыла глаза и увидела, что он откинулся на спинку дивана. Короткий поцелуй оставил у нее ощущение неудовлетворенности, ей хотелось, чтобы он поцеловал ее по-настоящему. Удивительно, что при его поразительной способности читать ее мысли он не прочел в ее глазах этого конкретного желания.

— Рассел, — выдохнула она.

Он обхватил ее лицо ладонями.

— Зоя, я хочу тебя. Прямо сейчас.

— Я знаю.

Мысль, что он хочет ее, одновременно и радовала, и пугала Зою.

Он встал, взял ее за руку и потянул за собой. Она тоже встала и оказалась прямо перед ним — спина к груди. Тепло его тела обволакивало, притягивая ее, как пламя — мотылька. Она знала, что добром это не кончится, что в конце концов ее ждет страдание, но ей было все равно. Рассел так ей нужен, что она не хотела думать о последствиях.

По лестнице они поднялись в полной тишине. Казалось, они заключили безмолвное соглашение не говорить ни слова, чтобы не разрушить хрупкой атмосферы интимности. В спальне Рассел уложил Зою на кровать. Он окинул ее долгим жарким взглядом, и Зое показалось, что ее кости плавятся. Он сорвал с себя футболку и швырнул на пол, затем взялся за пряжку ремня. Звяканье пряжки было единственным звуком, нарушившим тишину, но сердце Зои билось так сильно, что она бы не удивилась, если бы узнала, что Рассел слышит его стук. Наконец он снял с себя брюки. Его ботинки с глухим стуком упали на пол. Он шагнул к кровати, не сводя глаз с Зои. Его взгляд удерживал ее на месте крепче, чем если бы он ее привязал.