Женщина забавно икнула, выгнулась. Глаза выпучились от ужаса и удивления, а живот набух, как у беременной. Мать постаралась закричать, но, вместо звука, из воистину львиной пасти вылезла верёвочка от шарика, тёмная, измазанная слюной и желудочным соком. Тело увеличивалось, пальцы набухали, из-за чего ногти выстреливали в воздух, оставляя после себя голое мясо. Свободные футболка и шорты треснули, им грохотом пропело в унисон раздавленное кресло. Фигура достигла пика и тут же молниеносно сдулась.

Мама заплакала, завыла раненной львицей. Алёша вздрогнул.

Мама плакала из-за него?

– Я плохая! – Она вытерла слёзы ребром ладони, его же нижней частью подтёрла потёкшие сопли. – Плохая!

– Нет, мам!

Мама открыла страдальческие объятия навстречу сыну. Тот тут же ими воспользовался, забывая обо всём плохом. А также подвергая себя риску заработать ОКР и МДП в зрелом возрасте.

***

Алёша остановился у кабинета ИЗО. Перемена уже наступила, но Мария Петровна не отпускала учеников с другой параллели, справедливо задерживая их настолько, насколько они задержали её в начале. Судя по рисункам-примерам, держащимся на доске благодаря магнитам, урок был посвящён мифам Древней Греции. Класс Алёши уже прошёл эту тему.

Мария Петровна, вылитая дочь странного союза справедливости Фемиды и мудрой силы Афины, торопилась, проверяя каждого ученика, внимательным взглядом подмечая каждую деталь. Важны все, всем надо уделить внимание.

Остановилась у кудрявой девочки, улыбнулась, указывая на какой-то фрагмент рисунка – Алёша не смог разглядеть. Прищуренные глаза учительницы стали похожи на два сверкающих лезвия бритвы.

Лезвия вылезли из глаз, выгнулись. Мария Петровна улыбнулась по-чешырски и, как молотом, с размаху ударила кудрявую девочку своим лицом. Фигуры сцепились словно в поцелуе. Женщина оторвала свою голову от головы ученицы. По лезвиям слезами стекала кровь, скапливаясь во рту. Безрукой психопаткой Мария Петровна продолжила вдалбливать голову в тело ученицы стремительно и сильно.

Чмокающий удар, с лезвий полетела разрубленная каша глаза. Ещё удар, ещё. Ошмётки мяса с прилипшими к нему волосами.

– Лёш! – Кирилл пихнул животом друга, усмехнулся. – Сейчас «срусский». Пошли уже. Что там? ИЗОшка опять задерживает всех? Кстати, она вчера меня о тебе спрашивала, когда в столовой поймала.

– М?

Мальчики повернули по коридору, обошли кричащий второй класс, чуть не попали под пули тел из детей, играющих в догонялки.

– Сказала, что хорошее воображение у тебя, – Кирилл покраснел, как будто говорил про самого себя. – Спросила, как ты вообще? Рисуешь ли кроме уроков, показываешь ли мне?

– А ты? – Алёша хмурился всё сильнее и сильнее.

– Ну, рассказал про картинки. Те, что ты давно уже видишь. Страшные.

– Это был секрет! – Мальчик толкнул пухлого друга, от обиды хрипло вскрикнул и торопливо пошёл в сторону. – Не иди за мной. Я с тобой больше не разговариваю!

Немая забастовка продлилась всего пол урока, так как «сруссикий» был скучным.

***

Мария Петровна вздрогнула от настоящего взрыва, шумового апокалипсиса, на деле являющегося всего лишь с силой захлопнутой дверью. Дверью, скрывшей за собой маму Алёши. Маму, которая за небольшие полчаса успела назвать Марию Петровну дурой, идиоткой, некомпетентным специалистом, шлюхой, неудачницей и крайне любопытным человеком с дефицитом витамина Б. Марию Петровну, которая на самом деле дурой, идиоткой, некомпетентным специалистом, неудачницей и шлюхой с дефицитом витамина Б не была, но точно являлась крайне любопытным человеком.

Сильнее всего кровоточила рана, оставленная укором: «Раз у самой нет детей, то не лезь к другим. Ведь в воспитании ни хера не смыслишь!»

«Она отвратительна, ужасна. Мегера. По её лицу видно, что сын терпит либо побои, либо вечную ругань. Вот тебе и причина этого ужаса на бумаге и в голове. Он сублимирует».

Чувство справедливости и противная жалость вынудили женщину лихорадочно размышлять. Детали, детали. Их много: эти рисунки, хамская мать, неопрятный внешний вид, худоба. Мария Петровна убедила себя, что забить тревогу в данном случае – не значит быть мальчиком, который кричал: «Волки», а это трезвая подстраховка, возможность спасти жизнь.

Существовала, к несчастью, преграда, не позволяющая обратиться в органы опеки или написать письмо с жалобой хотя бы директору школы – потраченное доверие. Как у педантов и представителей нетрадиционной сексуальной ориентации, собственное понятие морали, отношение к ней было завышено у Марии Петровны. Что, как известно, в определённом кругу ведёт к личным, а потом социальным разногласиям. Что и произошло: за несколько донесений (справедливых!) женщина рассорилась с половиной учительского коллектива и попала в чёрный список директора школы, заодно и в чёрные списки его друзей: представителей административных органов города. Сейчас же она проходила нечто вроде «испытательного срока», характеризующегося надзором и ограничениями.

«Здесь должна быть лазейка», – женщина почесала переносицу.

Открыла электронный журнал, остановилась на информации об учениках и улыбнулась. Набрала рабочий номер отца Алёши.

***

Гениальность и талант – понятия схожие с тем лишь отличием, что первое грандиознее, второе же можно отнести к обыденному и всецело распространённому. Оба они были врождённой базой без возможности приобретения её путём самообучения. Оба они проявлялись у людей случайно, могли достаться детям из бедных семей и богатых. И оба несли некую декомпенсацию.

Алёша точно был талантливым, возможно, в малой степени гениальным. Декомпенсацией ему служило плохое понимание математических процессов, что вело к проблемам в одноимённой науке и, не смотря на многие стереотипы, в изучении языков, включая родной – то есть в точно такой же математической системе из слов. Сейчас мальчик старался всецело уйти в предмет своей гениальности – рисование, но ещё одна декомпенсация мешала ему это сделать.

Мать.

Она ходила из стороны в сторону, насколько ей позволяла незначительная площадь квартиры. Губы изредка нервно подрагивали, изображая чуть ли не звериный оскал. Глаза – продолжая анималистические сравнения – были по-змеиному холодными и горящими.

Веки широко раскрылись. Радужка засветилась золотом, а зрачок, по велению Геры, сузился, стал змеиным. Волосы скрутились, кончики набухли и сформировали змеиные шипящие головы. Мать монотонно, быстро развернулась. Встряхнула волосами. Яд из глоток змей осыпал зелёными искрами мебель, стены и потолок. Обои разошлись, являя миру трещины, похожие на половые губы. Обильной перхотью с потолка посыпалась штукатурка; ковёр, стол с рисунками Алёши и любимое кресло матери зашипели, вязко задымились и поплыли, тая, испаряясь в кислотной отраве.

– Открыто! – Мать опередила стук в дверь, заслышав до этого шаги. – Почему ты ушёл к этой стерве сразу после работы, не предупредив меня?! Что это отвратительная учительница тебе сказала? Небось, пожаловалась на то, что вообще не является её делом? Вульгарно одетая, глупая и вредная сука.