Мальчик взглянул на отца. Мужчина отвернулся, едва спрятав отвращение на лице, обращённое к жене. Умышленно долго стягивал тапочки на носках, искал место для кепки на полках у прихожей. Наконец, обернулся, спокойный, медлительный:

– Она мне понравилась. А тебе бы поменьше на сына давить.

Стоял прямо, выгнулся. Глаза не опустил, в камень от ответного взгляда жены не превратился. Женщина, уязвлённая от неожиданного отпора, погрязла в безмолвии. Нахмурилась, покосилась сначала на вздрогнувшего сына, потом на мужа. Тяжело вздохнула и неторопливо, опасно, по-кошачьи пошла к своему любимому креслу. Утонула в нём и в обиженном молчании до полуночи.

Дождалась, пока уснёт муж, тихо легла в кровать и пнула его в бок.

***

Отсутствие возможности болтать на уроке обычно компенсировалось мобильником или смартфоном. Отсутствие мобильника или смартфона, как в случае с Алёшей, компенсировалось блокнотом и ручкой либо карандашом даже сейчас, когда Кирилл и Алёша сидели за одной партой. Ведь переговариваться всё равно нельзя да ещё и опасно – потом придётся вступать в диалог с учительницей природоведения.

Тема для переписки была выбрана повсеместная и ожидаемая для обычных русских учеников – дестабилизация учебного процесса посредством террористического акта. Проще говоря, «а если бы школу подорвали…»

«лёх мне жалко будет русичку. Девчёнок ещё некоторых наших. Тебе?».

«Математичку».

«Да нуу!»

«ну даааа».

Алёша подумал и снова придвинул себе блокнот:

«Ничего ни понимаю но она очень классная. люблю как шутит».

Мальчик неполноценно отвлекался на разговор, он также слушал, как учительница объясняет тему, говорит о способности озона спасать людей от солнечного излучения. Об озоновых дырах. Старушка остановилась, лукаво улыбнулась и обратилась ко всему классу:

– И представьте, кто-то из вас в будущем станет первооткрывателем метода, который позволит нам латать эти озоновые дыры.

Ещё раз лукаво усмехнулась, понимая, что шанс у этих детишек небольшой.

«Лёш».

«да?»

«давай азона наберём…»

«Сунем в бомбу и взарвём в небе?»

Мальчики поймали взгляды друг друга и многозначительно кивнули.

***

Алёша не особо задумывался, зачем он собирается дёрнуть отличницу за косичку: инфантильная ли это симпатия, настоящая справедливая агрессия, исходящая из зависти, или же просто скука? Девочка же к своим годам была лучше осведомлена во внутренних – пускай стереотипных – посылах внимания мальчишек. И при том знала цену себе. Поэтому сразу после того, как она достойно выдержала нанесённые ей травмы:

– АЙ! ЛЁША! Больно же! – девочка хмыкнула и, для предосторожности прижав косичку поближе к плечу, произнесла: – Хорошо. Я разрешу тебе проводить меня до дома и понести мой рюкзак.

До того, как мальчик успел хотя бы подумать, она добавила:

– Можешь ещё меня нарисовать. Сегодня на ИЗО мы будем проходить портреты. Я узнала на прошлой неделе у Марии Петровны.

Застывшую в воздухе пыль растормошила громкая мощь звонка. Девочка отвернулась, красная, но радостная, ведь успешно выдержала роль. Алёша решил, что всё это очень странно. Но забавно.

Почему бы и нет?

***

Один из самых больших минусов работы в сфере образования – заполнение бумаг. Груды, тонны вечно обновляющейся бесконечности, «воды» Соляриса, в которой можно утонуть. Елена Петровна улыбнулась суицидальным мыслям захлебнуться в целлюлозе и решила отдохнуть, в результате чего начала думать о другом. О том, что сразу же испортило настроение. Об Алёше.

Сегодня на уроке он написал портрет одноклассницы. Милый, не чернушный, технически слабый, но, как всегда, с задатками гениальности. После чего вручил его девочке, правда, скрытно передав через парту. Женщина попросила оставить его для примера на доску другим классам, на что отличница ответила, конечно же, согласием. На всеобщее обозрение – её-то!

Алёша, как заметила Елена Петровна, ходит всё так же в неопрятном. Мало спит, судя по внешнему виду, но уже не рисует тот ужас, становится радостнее. Вот только вряд ли это продлится долго. Проблема не устранена. Главное, чтобы вмешательство не стало катализатором, тем, что ускорит процессы разложения семьи. Как бы то ни было, мальчику стало комфортнее, а вот что касается её собственного комфорта, то в последнее время…

– Здравствуйте…

В дверь нелюдной каморки между кабинетами просунулись – женщина не удержала громкого вздоха! – цветы. Тривиальные красные розы, значение оттенка которых не вызывало никаких сомнений. Елена Петровна едва сдержала стон: за цветами возникло ставшее в последнее время ненавистным лицо отца Алёши, расплывчатое, пьяное и влюблённое.

Уже который день он проявлял ей знаки симпатии. Лёгкие, ненавязчивые, плохо скрытые. Случайно наберёт номер, поболтает. Зайдёт, узнает, как учится Алёша. Зайдёт ещё раз, чтобы поблагодарить. Женщина отвечала ему намёками чуть более прямыми и острыми, мужчина же оказался деревянным на голову.

Это было неуважением к себе самой и к нему. Это было стыдно и неправильно. А ещё нечестно хотя бы по отношению к его жене. Надо покончить с этим раз и навсегда!

– Спасибо, конечно, за цветы, – начала Елена Петровна, предусмотрительно не приняв букет, – однако зря вы это сделали. Я ничего к вам не испытываю и не собираюсь играть в романтику, а также молчать. Не приходите больше ко мне, не стоит. Только если по вопросам обучения вашего сына. А цветы… Эти розы лучше подарите вашей жене. – Учительница взглянула мужчине в глаза и произнесла с кровавой иронией: – Она их заслуживает больше, чем я.

Отец Алёши, пустой, безвольный и словно безымянный, опустил голову, сжал шею в плечи. Медленно и спокойно положил цветы на парту, рядом с тетрадками для проверки конспектов, и вышел.

***

Алёша притворялся, что делает домашнюю, хотя на самом деле следил за матерью, забившись в самый дальний угол, чтобы она его не увидела, не ударила, не обидела. Женщина была злой, кипящей. И пьяной так, как никогда до этого.

Уже в который раз её муж пропустил работу, из-за чего начальство позвонило ей пару часов назад. Причём мужчина уходил из дома, как всегда, и, как всегда же, приходил. Пришлось нагло соврать про болезнь.

Бесило мать и то положение, в которое её поставил муж. Он запретил перечить ему, высказывать своё определённо верное мнение и воспитывать сына так, как желает она. Пока Алёша был в школе, в один из дней он даже поднял на неё руку. Немыслимо! Она плюнула ему в лицо и сказала, что никогда не любила его, эту наглую крысу, эту бабу в теле мужика.