— Согласен, без сомнения. Но в другой раз. — Тут он вспомнил об Эмме Литтон. Держась за дверную ручку, Роберт обернулся: — Кстати, дом Литтона далеко отсюда? Я имею в виду не мастерскую, а именно дом?

— Понимаю. Он за углом. Около сотни ярдов вниз по дороге. Там, где синие ворота. Вы не ошибетесь. А вы знаете, что господина Литтона нет дома?

— Да. Знаю.

— Он в Америке.

— И это мне известно.

По-прежнему шел дождь. Роберт сел в машину, завел мотор и поехал вниз по улице, узкой, как нора. Около синих ворот припарковался, перегородив всю дорогу, и прошел в них. Затем спустился по ступеням, ведущим к выложенному плиткой двору, где стояли горшки с затопленными растениями и полуразвалившаяся скамейка. Сам одноэтажный дом был длинным и низким. Неровная крыша и плохо заделанные отверстия от дымовых труб говорили о том, что когда-то это были два или три маленьких коттеджа. Парадная дверь окрашена такой же краской, что и ворота. Рядом висел бронзовый дельфин-колотушка.

Роберт постучал. Сверху на него лилась вода из худого водосточного желоба. Он отступил, чтобы взглянуть, откуда течет вода. И тут дверь открылась.

Он поздоровался:

— Добрый день. У вас водосточный желоб прохудился.

— Откуда ты взялся?

— Приехал из Лондона. Его надо отремонтировать, а то он проржавеет.

— Ты приехал из Лондона, чтобы предупредить меня об этом?

— Нет, разумеется. Можно войти?

— Конечно. — Она отступила в сторону, придерживая для него дверь: — Ты самый безответственный человек на свете. Всегда появляешься безо всякого предупреждения.

— Как же тебя предупредить заранее, если у вас дома нет телефона? А послать письмо не было времени.

— Твой приезд связан с Беном?

Роберт вошел в дом, пригнувшись под притолокой и расстегивая плащ:

— Нет. А что?

— Я подумала, может, он вернулся.

— Насколько я знаю, он все еще греется в лучах целительного солнца Вирджинии.

— И что дальше?

Он обернулся к ней и обнаружил, что иногда эта девушка становилась такой же непредсказуемой, как английская погода. Каждый раз, когда он ее видел, Эмма была другой. Сегодня на ней было платье в красную и оранжевую полоску и черные чулки. Волосы схвачены на затылке зажимом из черепахового панциря, челка заметно отросла и лезла в глаза. Когда он на нее посмотрел, она смахнула челку в сторону ладонью. Этот жест был как бы защитным и разоружающим одновременно и придал ей вид совсем юной девушки.

Роберт вынул из кармана листок бумаги и подал ей. Эмма прочитала вслух:

— «Пэт Фарнаби, дом фермы Голлан». — Она взглянула на гостя: — Откуда у тебя это?

— От дамы из галереи искусств.

— Пэт Фарнаби?

— Маркус им интересуется.

— Почему он сам не приехал?

— Ему хотелось узнать еще чье-нибудь мнение. Например, мое.

— И каково твое мнение?

— Трудно судить, увидев единственное полотно. Я надеюсь, что смогу посмотреть другие работы.

Голос Эммы прозвучал предостерегающе:

— Он очень странный молодой человек.

— Этого и следовало от него ожидать. Ты знаешь, где находится Голлан?

— Конечно. Ферма принадлежит Стивенсам. Мы часто ездили за город на пикник к утесам. Но я не была там со времени последнего возвращения в Порт-Керрис.

— Ты бы не могла поехать со мной туда? Чтобы показать дорогу?

— А как мы туда доберемся?

— У меня машина на улице. Я на ней приехал из Лондона.

— Так ты, наверное, совсем вымотан!

— Нет. Я успел выспаться.

— Где ты остановился?

— В гостинице. Ты можешь поехать? Прямо сейчас?

— Разумеется.

— Тебе следует надеть пальто.

Эмма улыбнулась:

— Если ты подождешь полминуты, я схожу за ним.

Когда ее шаги зазвучали по голому полу коридора, Роберт закурил сигарету и осмотрелся, заинтригованный не столько небольшим домом старой планировки, сколько тем, что перед ним открывалась незнакомая домашняя сторона буйной персоны Бена Литтона.

Синяя входная дверь вела прямо в гостиную с низким потолком и потемневшими балками. Огромное окно с видом на море, подоконник уставлен комнатными растениями — геранями и плющом. Здесь же стояла викторианская ваза с алыми розами. Пол выложен плиткой и покрыт яркими коврами. Повсюду взгляд натыкался на книги и журналы, а также синюю с белым испанскую керамику. В гранитном камине на уровне пола горел огонь. По бокам стояли корзины с принесенными морем дровами. Над камином висела единственная в комнате картина.

Картину он заметил профессиональным глазом, как только вошел в дом, а теперь решил рассмотреть ее более обстоятельно. Это было большое полотно, написанное маслом, с изображением девочки верхом на осле. Девочка была одета в красное платье, в руках держала букет белых маргариток, на темноволосой головке — венок из таких же цветов. Осел стоял по колено в зеленой летней траве, а далеко на горизонте в дымке погожего дня сливались море и небо. Босые ноги девочки свисали с боков животного, на загорелом лице бледными пятнами смотрелись глаза.

Эмма Литтон кисти своего отца. Роберт прикинул, когда это могло быть написано. Ветер усилился и с ведьмачьим посвистом бросил в окно дождем, как горстью гравия. Звук был жуткий, и Роберт представил, как одиноко здесь жить. А чем в такой день могла заниматься Эмма? Когда она вернулась в плаще, он прямо спросил ее об этом.

— Ну, я убираю дом, готовлю еду и хожу в магазин. На все это уходит уйма времени.

— А сегодня после полудня? Что ты делала, когда я постучал?

Эмма потянула за голенище сапога:

— Я гладила.

— А по вечерам? Чем ты занимаешься вечерами?

— Обычно хожу гулять. Наблюдаю за чайками и бакланами. Любуюсь закатом. Собираю дрова для камина.

— Одна? Неужели у тебя нет друзей?

— Нет. Те дети, которые жили здесь, когда я была маленькой, выросли и разъехались.

Это признание прозвучало грустно. Движимый непонятным порывом, Роберт предложил:

— Ты могла бы переехать в Лондон. Элен обрадовалась бы тебе.

— Да, я знаю, но вряд ли стоит, не так ли? В конце концов, Бен должен вернуться со дня на день. Ждать осталось всего ничего.

Девушка начала надевать пальто. Оно было цвета морской волны. В черных чулках, резиновых сапогах и в этом пальто Эмма выглядела совсем школьницей.

— От Бена есть какие-нибудь известия?

— От Бена? Ты шутишь.

— Мне начинает казаться, что не стоило предлагать ему вернуться в Америку.

— Почему?

— Потому что это нечестно по отношению к тебе.

— О, Господи! Все в порядке. — Она улыбнулась: — Поедем?

Ферма Стивенсов находилась в торфяной долине, поросшей вереском, которая простиралась за утесами. Ведущая в сторону от шоссе дорога шла между каменными заборами, поросшими боярышником и ежевикой. Машина ныряла и подпрыгивала в колее. Переехали небольшой мост, подъехали к первому коттеджу, к стае гусей и, наконец, ко двору фермы, оглашаемому криками петухов.

Роберт остановил машину и заглушил мотор. Ветер успокоился, а дождь переходил в изморось, густую, как туман. Со всех сторон слышалась многоголосица фермы: мычали коровы, кудахтали куры, вдалеке тарахтел трактор.

— Итак, — спросил гость из Лондона, — как же нам найти этого человека?

— Он живет на чердаке вон того амбара, каменная лестница ведет как раз к его двери.

Ступени были уже оккупированы мокрыми курами, суетящимися в поисках зерен, и обеспокоенным полосатым котом. Ниже в грязи копалась огромная свинья. Крепко пахло навозом.

Роберт вздохнул:

— И все это ради искусства!

Он открыл дверцу и начал вылезать:

— У тебя нет желания присоединиться?

— Лучше останусь в стороне.

— Постараюсь не задерживаться слишком долго.

Эмма наблюдала, как Роберт пробирался по грязному двору, носком ботинка отогнал с дороги свинью и осторожно начал подниматься по лестнице. Он постучал в дверь; ответа не последовало, и тогда он открыл ее и вошел внутрь. Дверь за ним закрылась. Почти одновременно открылась другая дверь, в доме, и появилась жена фермера в сапогах, плаще по щиколотку и черной зюйдвестке. В руках у нее была увесистая палка. Хозяйка пошла по садовой дорожке, сквозь дождь пытаясь разглядеть, кто находится в большом зеленом автомобиле. Эмма опустила стекло: