— Последнее, что советовал мне Джок, это поставить каминную решетку. Но я так ничего и не сделал. Все откладывал. Ленивый ублюдок, все откладывающий на потом. Вот и дооткладывался.

И снова говорил:

— А что, если бы Эллен не пришло в голову подумать о малыше? Что, если бы ты, Джон, не пошел проведать ребенка… — Голос его задрожал.

— Забудь об этом, — быстро перебил его Джон, потому что вспоминать это было невыносимо. — У нее хватило соображения вспомнить о малыше, вот я и пошел его проведать. Да что тут говорить, мне самому должно было прийти это в голову без всякого напоминания Эллен. Я в такой же степени виноват, как и ты.

— Нет, виноват я один. Мне нужно было думать…

Джон стоял в остывающей комнате, глядя на брата своего отца, испытывая к нему жалость и любовь, которые в эту минуту никак не могли помочь Родди. Он был безутешен.

Полено рассыпалось в потухающем камине. Часы показывали четверть первого. Джон сказал:

— Почему ты не идешь спать? Джесс постелила нам всем наверху. Нет никакого смысла сидеть здесь и дальше.

Родди протер рукой глаза.

— Да, — наконец произнес он. — Смысла нет никакого. Боюсь только, что не смогу заснуть. В таком случае… — он замолчал. Затем помешал прогоревшие угли и сверху положил еще дров. Через минуту дрова занялись, и язычки пламени стали лизать сухую кору. Родди угрюмо уставился на них.

— Все позади, — твердо сказал Джон. — Больше об этом не думай. Все кончено. И если это хоть как-то утешит тебя, подумай о том, что ты потерял все, что у тебя было.

— Это не важно. Вещи для меня мало что значили.

— Почему бы тебе не выпить?

— Я не хочу пить.

Джон постарался не выдать своего удивления.

— Ты не будешь возражать, если я выпью?

— Ради Бога.

Джон налил себе немного бренди и долил стакан доверху содовой. Сидя лицом к дяде, он поднял стакан.

— Твое здоровье.

Грустная усмешка засветилась в глазах Родди.

— Каким же истым шотландцем ты становишься.

— Я всегда таким был. Во всяком случае, наполовину.

Родди с трудом вылез из кресла, сказав:

— Оливер не вернулся из Лондона.

— Вероятно, нет.

— Хотел бы я знать, почему.

— Не имею представления.

— Думаешь, он еще приедет?

— Тоже не имею представления. Я просто бросил Викторию на свою кровать, и тут же пришла Джесс и занялась ею. Завтра мы непременно все узнаем.

— Он все-таки странный человек, — задумчиво сказал Родди. — Конечно, умный. Может быть, немножко слишком умный. — Глаза их встретились у камина. — Слишком умный для этой юной девушки.

— Пожалуй, ты прав.

— И, тем не менее, у нее ведь ребенок.

— Могу сообщить тебе новость: Томас не ее ребенок.

Родди поднял брови.

— В самом деле? Ну, ты меня удивил. — Он покачал головой. — Мир полон сюрпризов.

— У меня заготовлено для тебя еще несколько сюрпризов.

— Да что ты!

— Ты хочешь их услышать?

— Ну, выкладывай.

— Ты мне сейчас сказал, что не хочешь идти спать. Так вот, если нам суждено сидеть здесь всю ночь, мы могли бы о многом поговорить.

— Хорошо, — сказал Родди и приготовился слушать. — Ну, говори.

Джон Данбит, держа в руках поднос с завтраком, осторожно задом открыл дверь из кухни и направился через прихожую к лестнице и затем вверх по ступеням. На улице легкий ветерок, младший брат вчерашнего урагана, шевелил верхушки сосен и будоражил поверхность озера, покрывая ее рябью, но холодное красноватое солнце уже поднималось на бледно-голубом холодном небе, заглядывая в окна дома. Старый Лабрадор Родди даже нашел яркий солнечный ромб на полу возле камина и лениво растянулся в нем, наслаждаясь скудным теплом солнечных лучей.

Джон пересек лестничную площадку и осторожно, с трудом удерживая поднос в равновесии на одной руке, постучал в дверь собственной комнаты. За дверью послышался голос Виктории:

— Кто там?

— Коридорный, — сказал Джон и открыл дверь. — Я принес тебе завтрак.

Она была еще в постели, но уже сидела, и вид у нее был бодрый, вероятно, она проснулась какое-то время назад. Шторы были отдернуты, и первые слабые лучи солнца уже коснулись угла комода и окрасили золотом ковер.

— День обещает быть погожим, — сказал Джон и широким торжественным жестом опустил поднос ей на колени.

— Но мне не нужен завтрак в постель.

— Однако он уже прибыл. Как ты спала?

— Как будто меня напоили снотворным или наркотиком. Я как раз собиралась спуститься вниз. Дело в том, что я забыла завести часы, они остановились, и я даже не знаю, сколько сейчас времени.

— Почти половина десятого.

— Нужно было меня разбудить.

— Я решил, что тебе надо выспаться.

На ней была ночная сорочка, которую ей одолжила Эллен. Она была из крепдешина персикового цвета, вся в ажурной строчке и вышивке — когда-то она принадлежала Люси Данбит. Поверх нее вместо пеньюара была накинута белая шерстяная шаль. Спутавшиеся во время сна волосы лежали спереди на одном плече, а под глазами были похожие на синяки темные круги. В эту минуту она показалась Джону особенно хрупкой. Казалось, если бы он взял ее в руки, она тут же рассыпалась бы, как хрупкая фигурка из китайского фарфора. Она оглянулась.

— Это ведь твоя комната, правда? Проснувшись, я никак не могла понять, где я. Это твоя комната?

— Да. В тот момент это была единственная комната, где была застелена кровать.

— А ты где спал?

— В гардеробной дяди Джока.

— А Родди?

— В спальне Джока. Он все еще там. Вчера мы с ним проговорили до четырех утра, поэтому он сейчас сладко спит, наверстывая упущенное.

— А… Томас? — Голос ее прозвучал так, словно ей все еще трудно произнести его имя.

Джон придвинул стул и уселся так, чтобы видеть ее лицо. Он вытянул свои длинные ноги и сложил руки на груди.

— Томас внизу, в кухне, сейчас Эллен и Джесс кормят его завтраком. Кстати, ты почему не ешь? Завтрак остынет.

Виктория без особого энтузиазма оглядела яйцо, тосты и кофейник и сказала:

— Вообще-то, я не очень хочу есть.

— Ты просто ешь, и все.

Она неохотно принялась за яйцо, сняв скорлупу с верхушки. Потом снова положила ложку.

— Джон, я ведь даже не знаю, как все это случилось. Ну, то есть, как начался пожар?

— Никто толком не знает. Мы сидели в библиотеке и решили пропустить по стаканчику перед обедом, и Родди сказал, что он подбросил дров в камин, прежде чем уйти. Я думаю, дрова, разгораясь, трещали и искры сыпались на коврик перед камином, а потушить было некому. А тут еще поднялся жуткий ветер. Стоило одной искре разгореться, как вся комната запылала, как костер.

— Но когда вы впервые поняли, что дом горит?

— Пришла Эллен сказать, что обед готов, и стала ворчать, что Томаса оставили одного. Я поднялся и пошел посмотреть, как он там. И увидел, что весь дом объят пламенем.

— Какой ужас! И что ты сделал? — тихо спросила она.

Он стал рассказывать о событиях минувшего вечера, стараясь преуменьшить трудность и опасность происходившего. Он считал, что на Викторию и так обрушилось слишком много неприятностей и переживаний и не стоит усугублять их красочным описанием кошмарных событий в задымленной комнате Томаса: обрушившийся потолок, объятый пламенем кратер и сущий ад над головой. Он знал, что эти жуткие картины сохранятся у него в памяти, как кошмарный сон, на всю оставшуюся жизнь.

— Он очень испугался?

— Конечно, испугался. Я думаю, взрослый мужчина и то бы испугался. Но мы благополучно выбрались оттуда через окно одной из спален, и когда мы прибежали в дом, Эллен взяла Томаса в свои руки, а Родди стал звонить о пожаре в Криган. Я же побежал чтобы вывезти машины из гаража, прежде чем взорвется бензин и все мы взлетим на воздух.

— Ты успел что-нибудь спасти из дома Родди?

— Ничего. Все сгорело. Абсолютно все, что у него было.

— Бедный Родди.