Слейтон же тем временем начал допрос.

— Разве вы не помните меня — или все же помните, мистер Мачен? — осведомился Слейтон, привязав хозяина дома шнуром от занавесок к его собственной кровати.

Мачен — смуглый крепыш-коротышка лет пятидесяти, с реденькими волосами и поросячьими глазками — нервно замотал головой и, пытаясь укрыть наготу, подцепил ногой простыню.

— Вы из ЦРУ? — Он попробовал высвободиться. — Вы работаете на палестинцев?

— Два самых логичных варианта, если учесть ваши прошлые подвиги, — ответил Слейтон, разворачивая стул и садясь на него верхом. — Но отложим вопрос о том, кто мы такие. — Полковник осмотрелся; казалось, ситуация и забавляет его, и внушает отвращение. — Я в восторге от вашей коллекции, — сказал он, изучая стену с оружием. — Вы полагаете, что она пригодится в вашем бизнесе? Или это трофеи, добытые в ходе героической службы родине?

— Я… Я гражданин Америки, — проговорил Мачен.

— Да, — медленно ответил Слейтон. — Не перестаю удивляться великодушию этой страны. — Он встал, подошел к увешанной оружием стене, снял старинный револьвер и открыл его барабан. — Так, — произнес он оценивающе, — полые пули. — Он принялся целиться из него в разные стороны и наконец направил дуло на Мачена.

Тот слегка дернулся в сторону и в попытке сохранить видимость того, что он полагал мужеством, заявил:

— Меня уже пытали раньше… сирийцы!

— Чудесно, — отвечал Слейтон. — Тогда вы знаете, чего ждать. — По смуглому лицу Мачена разлилась бледность, а Слейтон придвинулся ближе. — Недавно вы приобрели кое-какие материалы у нашего общего знакомого, Джона Прайса.

Снова собравшись с духом, Мачен сказал:

— Конечно. Я нанимал его несколько раз.

Дуло револьвера тут же оказалось возле его шеи, и из горла пленника вырвался невольный стон.

— Раз уж пистолеты принадлежат вам, рискну предположить, что вы знаете их свойства, — тихо сказал Слейтон. — Если я нажму на этот спусковой крючок, то оставшихся у вас мозгов не хватит, чтобы накормить кошку. Мистер Прайс уже мертв. Нам известно, что ответственность за это вы не несете, потому что ее несем мы. Поэтому отнеситесь к ситуации со всей серьезностью. Итак: у вас сохранились связи с Моссадом, и купленные материалы вы переправляли к ним. Но где-то на этом пути они были утеряны. — Слейтон взвел курок. — Где же?

— Я… — Мачен был в таком ужасе, что вместо того, чтобы пытаться прикрыться и сохранить достоинство, принялся, словно младенец, отпихивать ногами покрывало. Но его еще хватило, чтобы заявить: — Я мог бы умереть за Израиль!

— Ты и умрешь за Израиль, — заверил его Слейтон, — если не будешь со мной разговаривать. — Хныканье Мачена стало более отчетливым, и Слейтон сокрушенно поцокал языком. — Тебе же никогда в своей жизни не доводилось убивать вооруженного человека, так ведь, Ари? Те палестинцы, которых ты прикончил, были связаны, точно как ты сейчас. Потому-то тебе так страшно сейчас.

— Нет! — выкрикнул Мачен, зажмурившись. Возможности разоблачения лжи, которую он нагородил вокруг себя, хватило, чтобы заставить его подчиниться. — Один из моих контактов — Дов Эшкол… то, о чем вы говорите, я отдал ему. Но он… — Едва придя в себя, Мачен резко замолчал. Но было поздно.

— Но он исчез, не так ли? — спросил Слейтон. Подтверждения от Мачена не требовалось; теперь оставались лишь заключительные вопросы. — Что ты знаешь про Дова Эшкола? И можешь ли предположить, где он сейчас?

— Я не могу, — Мачен заикался. — Вы не понимаете… Дов…

Пока Слейтон угрожал Мачену, я пригляделся к нашему пленнику и, кажется, уловил нечто.

— Секунду, полковник, — попросил я. И спросил у Мачена: — Это ведь Эшкол угрожал убить Прайса, если он оставит себе копии, не так ли?

С явным облегчением от того, что не пришлось говорить это самому, Мачен кивнул:

— Эшкол — контрразведчик старой школы, и если кто-то из людей Моссада переметнулся или даже если просто проявил слабость, и нужно о нем позаботиться, то зовут именно его. Он… если я расскажу вам еще что-нибудь, он вернется за мной.

— Может, вернется, а может, нет, — сказала Лариса. — Зато мы уже здесь. Так что говори — откуда он вернется?

— Не знаю, — ответил Мачен, и Слейтон вдавил дуло револьвера в его череп с такой силой, что я содрогнулся. — Не знаю! — закричал Мачен. — Никто не знает! Он исчез!

— Почему? — спросил Слейтон.

— Он думал, что реакция на этот диск последует немедленно и будет жесткой, — объяснил Мачен. — Но просочились слухи, что правительство собирается провернуть все без липшего шума и даст русским шанс все объяснить. Эшкол не смирился с этим. Он взорвался и заявил, что займется этим сам. — Отчаянно пытаясь взять себя в руки, Мачен продолжал: — Вы должны понять, Эшкол не… ну, он экстремист. И еще… его прадед и прабабка пережили холокост. А другие члены его семьи не пережили.

Я снова испытал ужас, обуявший меня при словах Малкольма, ранее высказавшего такое предположение. Теперь, когда Мачен подтвердил его, этот ужас вернулся. Должно быть, он отразился на моем лице, потому что когда я повернулся к Ларисе, она посмотрела на меня с озабоченностью. Но я лишь покачал головой и постарался сосредоточиться на допросе.

— Удалось ли Моссаду хотя бы напасть на его след? — спросил полковник.

Мачен помотал головой.

— Они ожидали, что он захочет предать фотографии огласке — сбросит их в какую-нибудь группу новостей или выложит в Сеть. Они отслеживают корреспондентов с наибольшим числом контактов на Среднем Востоке, но пока что никаких результатов.

— Никаких следов с тех пор, как он исчез? — Спросил Слейтон.

— Нет, да их и не будет. Если Эшкол уходит на дно, даже Моссаду не по силам его разыскать. Он слишком хорош.

Вдруг дом наполнился низким гулом, и я было подумал, что начинается землетрясение, но затем понял, что на землетрясение это не похоже, как и на все, что я слышал и чувствовал раньше. Словно подтверждая мою догадку, Лариса тут же положила руку на воротник своего комбинезона.

— Да, братик? — Выражение ее лица ничуть не изменилось, когда она кивнула и сказала: — Понятно. — Она взглянула на Слейтона и затем на меня, прислушиваясь к низкому, растущему гулу. — Это служба безопасности Бель-Эйр — охранники Мачена должны были отдать рапорт три минуты назад. Транспорт с личным составом и отряд пехоты уже в пути. — Она распахнула пару французских окон, ведущих на балкон.

Через несколько секунд воздух снаружи завибрировал и задрожал, как раскаленное марево, затем открылось то, что казалось трещиной в структуре самой реальности. Показался Жюльен, а за его спиной корабельный коридор, и все это словно повисло в воздухе. Это причудливое зрелище было результатом частичного отключения корабельного голографического проектора и вызвало крики проституток в соседней комнате, а Мачен стал извиваться с удвоенной силой.

— Да кто вы такие? — прохрипел он.

Вместо ответа Слейтон развязал его, меж тем как Фуше энергично замахал руками.

— Бегом, быстро! — заорал он.

Мы выскочили на балкон. От гула корабля дом Мачена задрожал, и коллекция оружия с грохотом осыпалась на пол. Некоторые экземпляры при этом выстрелили, а Мачен исторг новые стоны, но наши мысли были заняты побегом. В считанные секунды Лариса, Слейтон и я оказались на борту, и корабль взмыл в воздух.

Теперь мы знали имя — а вскоре хакерский опыт и усилия Тарбелла позволили нам увидеть лицо человека, которого мы искали, жесткое и устрашающее. Из дальнейшего мониторинга служебных переговоров израильтян мы поняли, что Мачен не соврал: начальство Дова Эшкола и вправду рассчитывало на то, что мучительное чувство, вызванное у непокорного оперативника сталинскими фотографиями, найдет выход в публикации этих материалов тем или иным способом. Но все мы подозревали чуть ли не предвидели: так легко мир не отделается.

Глава 30

Не зная, покинул ли Дов Эшкол Калифорнию или даже Соединенные Штаты, мы снова искали убежища в тихоокеанских глубинах. Тарбелл, которому теперь помогали Куперманы, все еще взламывал базы данных и прослушивал переговоры американских и израильских разведок, чтобы создать полный портрет беглеца. Тем временем остальные снова собрались за столом, чтобы подкрепиться импровизированным обедом, что приготовил Жюльен, и обсудить то немногое, что удалось выудить из Ари Мачена.