Обсуждение привело к поистине обескураживающим выводам. Утверждение Мачена, что если Эшкол залег глубоко на дно, то разыскать его не по силам даже Моссаду, было очень похожим на правду, если вспомнить, что Эшкол не обнаружен и по сей день. Все мы были согласны с тем, что если поиски Израиля не увенчались успехом, то шансы Соединенных Штатов (единственная держава помимо Израиля, оказавшаяся в курсе проблемы) и вовсе стремятся к нулю. Не обнадежило нас и подтверждение интуитивного предположения Малкольма, что Эшкол происходит из семьи переживших холокост. Начальство считало этого человека крайне вспыльчивым и жестоким, и если его кровавые наклонности, которые волею случая уже обернулись против его же сограждан, берут начало в гневе за судьбу родных и нации, то вряд ли его смутят цифры жертв, когда придет время измыслить наказание для соучастников геноцида в нацистской Германии, не изобличенных ранее.

Чтобы определить, какую форму примет это наказание, потребовалась достоверная информация, и в несколько часов Леон, Эли и Иона добыли ее. С помутившимися взорами, голодные, они вошли и вывалили на стол груду записей и несколько фотографий Эшкола, каждая из которых не походила на остальные. Все это они принялись растолковывать нам, а Жюльен тем временем принес им поесть. Собранные сведения не позволяли усомниться в том, что Эшкол — крайне опасный тип, зато нам стало ясно, что наша команда преуспеет в выслеживании этого человека куда больше, чем израильтяне и американцы.

— Да, он убийца, настоящий мясник, — молвил Тарбелл, запихивая в рот еду, — но при этом он, так сказать, играет за нас.

В ответ на наши озадаченные взгляды Иона, поглощавший пищу с куда меньшей жадностью, пояснил:

— Он владеет стандартными приемами укрытия и маскировки, то есть умеет менять внешность и языки, но настоящий секрет его успеха в том, что он информационный наркоман. Он блестящий аналитик, он может изготовить любые документы, удостоверяющие личность, может получить доступ куда угодно и к чему угодно, а затем затереть все следы своего присутствия. Он умудрился надуть даже универсальную базу данных по ДНК.

— Я полагала это невозможным, — удивилась Лариса.

— Это возможно, — ответил ей Эли, — но очень, очень сложно. Фокус в том, чтобы добыть подтверждающие образцы. Если ты собираешься, скажем, путешествовать самолетом под именем человека, которого на самом деле уже нет в живых, то на регистрации ты должен предъявить образец его ДНК. Взять его лучше у того, кто хоть как-то похож на тебя. И самое важное: его смерть не должна быть отражена в базе данных. У Эшкола, похоже, имеется целая коллекция двойников и, думаю, ты догадываешься, где он их добыл.

— У убитых им оперативников Моссада, — кивнул полковник Слейтон.

— И у арабских агентов, которых он тоже не щадил, — подтвердил Тарбелл, сверяясь с записями и просматривая фотографии. На некоторых снимках Эшкол носил традиционное арабское одеяние. — Нарциссизм незначительных отличий, а? Ваш коллега Фрейд был бы доволен, Гидеон. В любом случае, некрологи им не положены, на чьей бы стороне они не выступали, и их смерть не фиксируется в базе данных ДНК. Как доноры образцов они поистине идеальны, ведь отследить их практически невозможно.

— Эшкол несколько раз попадался, — продолжил Иона, а Тарбелл вновь вернулся к еде. — Первый раз в 2011 году, ему было двадцать шесть. Расчленил тело своей жертвы, как это назвали в Моссаде.

— В этой игре такие вещи, в общем, не новость, — заметила Лариса. — Своеобразный трофей.

— Верно, — согласился Эли, снова зарываясь в свои записи, — так что они просто отпускали его с предупреждением. Несколько раз. Вот тут-то мы и можем его подцепить. Ни израильским, ни американским спецслужбам не известен modus operandi ^[7]Эшкола, а мы уперлись в это только тогда, когда стали делать перекрестные ссылки на имена его жертв, извлеченных из самых защищенных файлов Моссада. Эти имена были чуть ли не в каждой базе данных по передвижениям агентов, что нам удалось взломать. Выплыло несколько совпадений, затем еще несколько.

— За эти годы он выполнил несколько внеплановых поездок, — вставил Иона. — Не думаю, что это был туризм — он бы не стал так тщательно заметать следы.

— Ты утверждаешь, что он творит частную вендетту, — мрачно и негромко заметил Малкольм.

Эли кивнул.

— Неонацисты, скинхеды, арабские интеллектуалы в зарубежных университетах, которые горячо выступали против мира с Израилем, — все они погибали при загадочных обстоятельствах, когда Эшкол пребывал в их стране под чужим именем. В нескольких случаях мы можем даже определить город, где они были убиты.

Малкольм медленно кивнул, молча вглядываясь в океан за окном, как он делал всегда, когда события принимали тревожный оборот.

— Полагаешь, мы можем его выследить? — осведомился Слейтон, тут же поняв настроение Малкольма и приняв на себя роль лидера. — Используя вот этот метод?

— А мы уже приступили, — ответил Иона, радостно кивнув.

— И? — спросила Лариса.

— И, — отозвался Эли, — такое впечатление, что он действительно покинул Соединенные Штаты и направился в Париж. Два дня назад.

Последовало общее обсуждение. Отчего Эшкол должен был улететь в такое хорошо просматриваемое место, как столица Франции? Не оборачиваясь, Малкольм дал тихий уверенный ответ:

— Оружие. Ему нужно оружие.

Фуше, похоже, совсем сбился с толку.

— Но он быстро передвигается, Малкольм. Вряд ли он может себе позволить танк или даже ружье особо крупного калибра, обычные статьи французского оружейного экспорта. Взрывчатые вещества несложно достать где угодно, так почему же… — Жюльен замер на полуслове, а его глаза расширились от внезапного понимания.

Малкольму даже не было нужды видеть его лицо.

— Да, Жюльен, — сказал он. — Твои соотечественники заявляют, что во Франции было и всегда будет невозможным достать плутоний оружейного класса. Но иракцы могли достать плутоний где угодно, а механизм — в Париже. А точнее, в городке на юго-восток от Парижа.

Мы тут же поняли, к чему клонит Малкольм. В 2006-м иракский президент и давняя «немезида» Запада Саддам Хусейн решил оспорить экономическое эмбарго, уже два десятилетия наложенное на его страну. Он заявил, что владеет ядерными технологиями. Запад был потрясен нелепостью этих слов, так как новейшие данные мониторинга иракских оружейных объектов не выявили возможностей, некоторые позволили бы Саддаму сооружать подобные устройства. Чтобы придать своим утверждениям убедительности, Саддам отправил террориста-смертника взорвать боевое ядерное устройство на одной из самых процветающих курдских территорий на охраняемом союзниками севере страны. Человек был перехвачен, устройство — отобрано, и его миниатюрный механизм в конечном счете был разрешен к продаже во Франции.

— Предлагаю всем занять посты по расписанию, — продолжил Малкольм. — Берем курс на Францию — и как можно быстрее, полковник. У нас нет времени беспокоиться из-за вмешательства наших обычных противников.

Все поднялись и стали расходиться.

Эли спросил:

— А как насчет израильтян и американцев? Дадим ли мы им знать, что происходит?

Малкольм пожал плечами.

— Разумеется, но не думаю, что они поверят. Особенно если информация придет из анонимного неподтвержденного источника. Но все же сообщим. — Снова глядя на море, он добавил: — Сообщим, что этот удивительный век породил монстра — монстра, который может использовать их собственные средства лучше, чем они способны себе представить…

Еще несколько секунд я наблюдал за Малкольмом — тот бросил взгляд вниз, извлек шприц и вонзил его в руку; а я вдруг спросил себя: о ком это он? Только ли о Дове Эшколе?

Глава 31

Быстро добраться до Франции было даже важнее, чем оставаться невидимыми для ВВС США и их союзников, но осторожностью пренебрегать не следовало. Чтобы избежать обнаружения, Малкольм и Эли начали генерировать новую «подпись» нашего корабля на радарах — такую, чтобы радиолокационные отметки наземных станций слежения ни в коем случае не совпали бы с теми, что были, без сомнения, зафиксированы американцами и англичанами в наших встречах над Афганистаном и Северным морем. Эта затея потребовала подмены для Эли, дежурящего в посту наблюдения орудийной башни. Я был немного знаком с этим занятием, и Лариса весьма логично предложила мне занять пост Эли. Правда, та же логика требовала более формальных отношений, но Ларисе не составило труда ее опровергнуть, поскольку чем больше времени мы проводили вместе, тем больше ей этого хотелось, — беспрецедентный случай в моей жизни, сказал я ей.