…Иностранным студентам в Париже не снять студио без письменных гарантий родителей. Из-за этого многие едут в университетские города в провинции. А французские провинциальные студенты обычно устраиваются за 300–500 евро в месяц в меблированных чердачных комнатках с видом на крыши и туалетом в коридоре. Не стоит пренебрежительно думать об этих конурках, в них начинали известные французские писатели, художники и мыслители.
Вот как писал о чердаках 200 лет назад Луи Себастьян Мерсье в своем труде «Картина Парижа»: «Чердаки Парижа — это самая замечательная и интересная его часть. Как в человеческом теле его вершина стала обителью наиболее благородной его части — органа мысли, так в столице гения, индустрии и труда благодетель занимает ее самую верхнюю часть. Здесь в тишине формируется художник, поэт сочиняет первые строфы, здесь дети искусств — бедные и трудолюбивые, неустанные наблюдатели чудес природы, делают полезные открытия, здесь вынашиваются все шедевры искусства; здесь пишут проповедь епископу, выступление известному адвокату, книгу будущему министру, проект, которому суждено изменить облик государства, и театральную пьесу, обреченную на успех. Ступайте, спросите у Дидро, захочет ли он сменить свое жилище на Лувр, и услышьте ответ. Почти все знаменитости начинали свою жизнь на чердаках. Я видел автора „Эмили“ — бедного, гордого и довольного. Когда писатели спускаются со своих чердаков, они часто теряют свой запал, они сожалеют об идеях, которые были им столь доступны, когда перед глазами их высились лишь каминные трубы. Грёз, Фрагонар и Верне сформировались на чердаках и не краснеют от этого. Писатель часто становится чувствительным из-за того, что видел вблизи нищету города, называемого самым восхитительным и богатым, и сохранил об этом воспоминание. Если бы он был счастлив, тысячи патриотических и берущих за сердце идей не пришли бы ему в голову. Он должен защищать наиболее нуждающихся, но как можно защищать кого-либо, если не почувствовал его горе, то бишь не разделил его?»
Тем, кому даже чердаки не по карману, нужно надеяться на государственное жилье, называемое АШАЛЕМ (HLM). Расшифровывается эта аббревиатура как «государственное жилье с умеренной арендной платой». Квартиры в «ашалемах» распределяются мэриями округов, и в них живет четверть населения Парижа и предместий. Первые «ашалемы» возникли в 1912 году, и с тех пор спрос на них не убывает — на очереди стоит 109 тысяч человек В одном 18-м округе просящих — 11 тысяч. Город не успевает строить, люди ждут долгие месяцы, а то и годы. Когда очередной глава семьи теряет работу и его дети рискуют остаться на улице, мэрии селят их в отелях. В них живут более четырех тысяч парижских семей. Отелями эти обшарпанные здания назовешь с натяжкой. Теснота, грязь, вонючий туалет в коридоре. Надя с мужем и тремя детьми — дочками 10 и 8 лет и пятигодовалым сыном Кристофом живет в двенадцатиметровой комнатке отеля 11-го округа с 2000 года. Дети спят с отцом на двухъярусной кровати. Надя расстилает матрас в коридоре. Когда у Кристофа спрашивают, что ему больше всего не нравится в отеле, он тихо отвечает: «Мыши и тараканы. — И добавляет: — Я мечтаю о доме. Только для меня». Мальчику придется ждать долго. Того, что зарабатывает отец-рабочий, хватает на еду и одежду, но не на аренду частной квартиры. Когда найдется место в желанном «ашалеме» — неизвестно.
Мэрия ежемесячно платит за трущобу три с половиной тысячи евро. За восемь лет потрачено почти 400 тысяч — цена неплохого дома в парижском предместье или просторной квартиры в скромных 20-м или 19-м округах. Почему такие расценки? Потому что есть спрос. Многие хозяева отелей открыли эту золотую жилу, но никто не вкладывает прибыль в ремонт. Полиция, архитекторы и инженеры проводят инспекции, находят нарушения, обязывают обезопасить жильцов, но то и дело происходят несчастья. В 2005 году случились пожары в трех таких отелях, заживо сгорели 48 человек. Среди них — много детей…
Хотя по закону «ашалемы» должны распределяться между людьми с низкими заработками, на деле в них часто вселяются состоятельные люди, государственные чиновники и работники мэрий. Срабатывает неписаный закон связей, дружеских отношений и родственных симпатий. Осенью 2007 года выяснилось, что директор кабинета министра жилья и города Жан Поль Болюфер десять лет провел в 190-метровой государственной квартире на бульваре Пор-Руаяль в 13-м округе. В частном секторе такая квартира стоит больше трех тысяч евро. Он платил полторы, а потом еще десять лет ее сдавал, кладя разницу в карман. Подробности всплыли в газете «Canard enchaîné» («Закованная утка») после того, как Болюфер выступил в радиопередаче, очень искренно возмущаясь ситуацией с «ашалемами». «Государственные квартиры занимают люди, не имеющие на это никакого права! — горячился он. — А те, кто право на них имеют, ютятся на улицах! Это недопустимо!» Болюферу пришлось уйти с работы, но квартиру он отдавать отказался. «Я жертва политической интриги. Левые жаждут моей политической смерти!»
Государственные квартиры распределяются и основанной в 1929 году организацией «Режи иммобильер», часть капитала которой принадлежит городу. Она уже восемьдесят лет строит в Париже дома и выделяет в них за умеренную плату квартиры. На сегодня у «Режи» 50 тысяч квартир и, по словам ее директора Пьера Коста-нью, 314 заняты «болюферами». Деликатная ситуация с «ашалемами» сложилась в примыкающем к 16-му и 17-му округам престижном предместье Нёйи-сюр-Сен (Нёйи на Сене). Среди его знаменитых обитателей — актриса Софи Марсо, актер Кристиан Клавье, телеведущие Патрик Пуавр д’Аврор, Патрик Сабатье и Софи Фавье, и, до недавнего времени, Николя Саркози, в течение долгих лет бывший мэром Нёйи-сюр-Сен. Каждый пятый житель этого благополучного городка — миллионер. Тут, на широких бульварах с четырьмя рядами деревьев, клумбами и ухоженными газонами, стоят ничем не отличающиеся от восхитительных зданий с частными квартирами государственные дома, почти полностью занятые преуспевающими людьми. У большинства просторные дачи, а то и замки, высокооплачиваемая работа, прекрасные машины, фамилии многих фигурируют в модных журналах и справочниках «Кто есть кто?». Мэрия поселила здесь членов Генерального совета департамента Верхней Сены (в котором находится городок), директора отдела коммуникаций правящей правой партии и детей высокопоставленных чиновников. Дело не только в желании работников мэрии помочь своим, но и в политических интересах. «Правые» всегда получали в здешней мэрии большинство голосов. Не могут они допустить, чтобы в буржуазном предместье появились неимущие арабские матушки в черных балахонах и тапочках на босу ногу и темнокожие подростки в сползающих ниже пупка джинсах. Для них это — риск потерять власть. Просители неподходящего контингента смирились и обращаются в мэрию Нёйи с просьбами о квартирах в Нантере. Работники мэрии звонят своим «левым» коллегам, и те расселяют просителей в скромных многоэтажных коробках без всяких излишеств…
Говоря о жилищных проблемах парижан, нельзя не вспомнить одну из ярчайших фигур Франции XX века, Анри Груэ, более знакомого всем французам под именем аббата Пьера. Чем прославился этот невероятно похожий на святого Франциска Ассизского худой невысокий человек в поношенной рясе, с жидкой бородой, оттопыренными ушами и бесконечно добрыми глазами? Любой парижанин вам расскажет, что аббат Пьер первым заговорил о чудовищном положении сотен тысяч людей, живших на улицах и в бидонвилях. Аббат Пьер увидел свет 5 августа 1912 года. Он был пятым из восьми детей лионской буржуазной семьи. Со старой фотографии на меня серьезно глядят пятеро аккуратных мальчиков-скаутов и три девочки с косичками. Жили Груз в большом красивом доме с широкой лестницей. Семья была набожной, каждый вечер дети с родителями молились, в воскресенье шли на мессу в соседнюю церковь, где на стульях были прикреплены таблички с их именами, а потом в Музей веры, чья экспозиция рассказывала о жизни мучеников. Прочитав книгу о миссионерах, долговязый шестнадцатилетний Анри пришел в кабинет к отцу: «Папа, я решил быть беднейшим из бедных. Мое место в монастыре. Благослови». Так он стал монахом строжайшего ордена капуцинов и шесть лет провел в долгих постах и молитвах. Позднее аббат Пьер назовет эти годы «посланными Провидением и давшими силы перенести всё последующее».