— Иди сюда, дай мне посмотреть. — Я наклоняюсь и убираю пакетик, оставляя его на журнальном столике. Беря пальцами ее подбородок, я наклоняю ее голову из стороны в сторону. Нос не выглядит сломанным. Есть небольшое покраснение, но, возможно, это из-за льда, кровотечение остановилось. Выдыхая, я отпускаю ее подбородок и снова прикладываю лед.
— Возможно, это ушиб, но думаю, ты будешь жить.
Опустив глаза, она вертит пакетиком.
— Мне действительно очень жаль. Я не имею в виду…
Я вздрагиваю и поднимаю вверх руки, чтобы остановить ее.
— Мы можем перестать говорить об этом? Мне достаточно стыдно, чтобы хотеть умереть.
— Вполне справедливо, — говорит она, наклоняя свою голову назад, чтобы разместить на носу пакет со льдом.
Она смотрит на меня, ее улыбка все еще играет на ее губах, и я качаю своей головой, размышляя о невероятно смешном повороте событий сегодняшнего вечера. Я должен был спать в своей постели, а не сидеть на диване, обсуждая с моей сотрудницей свою привычку подрочить. С моей нахальной работницей, которая не прочь поговорить об эпизоде мастурбации.
Я опустил голову на спинку дивана, как это сделала она.
— Ты совсем не такая, как я себе тебя представлял.
Она приподнимает одну бровь и спрашивает:
— Да? И какой же ты меня представлял?
— Красивой. Милой. Тихой.
— Оу, — говорит она смущенно.
— Нет, это хорошо.
Саванна усмехается и убирает лед с лица.
— Ты только что по существу сказал мне, что я – злая и шумная. Как это может быть хорошим?
Я пожимаю плечами.
— Это что-то новое. Большинство девушек, которых я встречаю, пытаются угодить, и ты не похожа ни на одну из тех, с кем я знаком, — признаюсь со смехом и добавляю: — Если я скажу тебе, что небо голубое, то, вероятно, ты поспоришь, что это не так.
— Ну, ты прав. Сейчас за полночь. И прямо сейчас небо черное.
— Видишь? Совсем ни с чем не соглашаешься. И мне это нравится, — хотя не следовало бы. Девушка, как Саванна, требует работы. Прежде чем я заполучу эту цыпочку, она потребует времени и усилий, а это не то, к чему я стремлюсь.
Возможно, меня назовут придурком, но я всегда иду по пути наименьшего сопротивления. У меня нет терпения или желания гоняться за девушкой, когда есть много других, желающих занять ее место. Вот по этой причине, отпор Саванны — это весело. Занимательно, даже.
— Ты тоже не такой, каким я тебя представляла.
Это я должен услышать.
— И каким я тебе казался?
Она пожимает плечами и оборачивает ручное полотенце вокруг запотевшего пакета.
— Серьезным. Может, немного угрюмым.
В ответ на мое хмурое лицо она говорит.
— Да. Именно так. Ты так выглядишь сегодня весь день. — ее голос стихает, как будто она сожалеет, что сказала первое, что пришло ей в голову. — Ты не замечаешь, как твои брови становятся такими, как сейчас.
Я морщусь.
— Прости. У меня такое лицо, когда я на чем-то сконцентрирован.
— Что может так сильно завладеть твоим вниманием?
Ты.
— Ничего хорошего, — отвечаю, делая протяжный вдох.
Саванна раздувает щеки, когда выдыхает, затем вздрагивает и осторожно касается переносицы. Возвращая лед к лицу, она говорит:
— Я не ожидала, что получу от тебя ночью еду и зрелище, так что спасибо тебе за это.
Я сжимаю губы, чтобы сдержать смех, но в итоге он вырывается наружу.
Я не ожидал, что ты будешь такой веселой, так что спасибо тебе за это.
После мгновения тишины, она убирает руку от лица, прикусывает губу и вытирает капельки воды, которые упали с пакетика на ее бедра, и, понизив голос, повторяет:
— Серьезно, спасибо. За все.
Мои брови поднимаются вверх в удивлении, когда я прочищаю горло.
— Не стоит благодарности.
Как только проходят секунды, все превращается в какой-то неловкий момент, и вскоре она встает и что-то бормочет о возвращении в постель. Я пытаюсь не смотреть на бледную кожу между ее хлопковыми шортами и майкой, но это трудно сделать, так как она находится на уровне моих глаз.
— Спокойной ночи, Деклан.
Даже то, как она произносит мое имя, производит на меня эффект. Что заставляет мой пульс учащаться, а мое сердце бьется, как рыба без воды. Черт возьми, с каких это пор я стал так реагировать на цыпочек?
Я поднимаю свои глаза к ее лицу и вижу ухмылку, с которой она смотрит вниз на меня. Черт, она поймала меня.
Нахмурившись в смирении, я вновь смотрю на нее, когда она уходит, вздыхая при виде ее попки в этих узких шортиках. Когда Саванна скрывается в моей комнате, я хватаю подушку, вспоминая о своих синих яйцах, и тяжело вздыхаю в нее.
Я такой долбоеб, когда дело касается этой девушки.
Такой долбоеб.
Глава 4
Саванна
Спать в машине после восхода солнца довольно жарко, поэтому последнюю неделю я поднимала свою задницу до рассвета. И сейчас, когда я лежу в гигантской комфортной постели, я просыпаюсь в тот момент, когда солнце только начинает выглядывать, к моему огромному огорчению.
Зевнув, я тянусь и ворчу, вставая с постели. Если бы мне не хотелось так сильно писать, я бы заставила себя снова заснуть, потому что прошлой ночью у меня был лучший сон за последние дни. Кровать Деклана такая удобная, было потрясающе развалиться на ней.
Я все еще сплю с запертой дверью и газовым баллончиком под подушкой. Старые привычки умирают с трудом, как и все остальное.
В квартире тихо, когда я открываю дверь и прохожу по коридору в ванную. Включаю свет и запираю за собой дверь, пританцовывая в стиле «святое-дерьмо-я-сейчас-описаюсь», когда опускаюсь на сиденье унитаза. Приятное облегчение накрывает меня, пока я смотрю на плитку кремового цвета на стенах и на полу. Как же это здорово иметь возможность пописать в том месте, где ты спишь. Я почти забыла, что это такое.
Спустив воду в унитазе, включаю кран и мою руки, уставившись на свое отражение в зеркале. Краснота на переносице носа немного осталась, но ничего такого, что невозможно было бы скрыть макияжем.
Закрывая кран, я впервые оглядываю ванную комнату. Душевая занавеска прозрачная, но с рисунком из черных, красных и серых кругов различного диаметра. Раковина выполнена из гранита, как на кухне, и она завалена различными мужскими туалетными принадлежностями: дезодорант Axe, электробритва, несколько баночек для укладки волос и маленькое серебряное кольцо. Нахмурившись, я вытираю свои влажные руки о шорты, поскольку на вешалке нет полотенца, затем поднимаю украшение, чтобы лучше рассмотреть. Выглядит как серьга. У Деклана проколоты уши, я видела маленькие дырочки вчера и за день до этого, но почему здесь только одна серьга? Я сильнее хмурю брови, когда кладу ее на место, и еще раз осматриваюсь вокруг.
В итоге я сдаюсь, когда не могу найти вторую серьгу, и перехожу к дезодоранту, открывая его, чтобы вдохнуть запах. Ух-ты, пахнет хорошо. Словно внутри бутылки спрятана сексуальность, пикантность и бесспорная мужественность.
Положив дезодорант на место, я выключаю свет и на цыпочках пробираюсь по коридору, останавливаясь, когда Деклан попадает в мое поле зрения. Он растянулся на диване на спине с покрывалом, скрученным между ног.
Бормоча, он поднимает свою руку и прикрывает ею глаза, его ноги меняют положение и тянут покрывало вниз, пока не раскрывают черные боксеры Calvin Klein, обтягивающие контур его впечатляющего утреннего стояка.
Прошлой ночью я была слишком потрясена, когда застукала его за мастурбацией и воочию оценила его размер, но черт. Он начинает возиться, и я тихо тащу свою задницу на кухню, оставшись не пойманной, разглядывающей его во сне, как какой-то сталкер.
Я открываю двери холодильника из нержавеющей стали и занимаюсь поиском чего-нибудь, из чего приготовить на завтрак. Это все, что я могу сделать, чтобы притвориться, что я не заметила того, что только что видела, и что не представляю, как он выглядит под этим черным хлопком, и что все еще не улавливаю его краем глаза.
Я игнорирую шорох, когда он садится на диван, и последовавшее за ним бормотание, когда он хватает покрывало и прикрывает им свои ноги. Вместо этого, я кусаю губу и на мгновение закрываю глаза, позволяя теплу на моих щеках встретиться с прохладным потоком воздуха, льющемся из холодильника, который стоит больше, чем моя машина. Когда я успокаиваюсь, произношу «Доброе утро» и хватаю яйца, помидоры, мясную нарезку и сыр — в общем, все содержимое холодильника.
— Зачем тебе такой большой дорогой холодильник, если ты не собираешься хранить в нем другие продукты?
Я закрываю широкие двойные дверцы и заглядываю в морозильную камеру внизу. За исключением одинокого замороженного бифштекса «солсбери» (прим.: имеет форму большой плоской круглой котлеты), там ничего нет, кроме инея и бутылки Джек Дэниэлс. Я закатываю глаза на типичный набор холостяка и кладу свои находки на столешницу рядом с плитой, которая выглядит так, будто ни разу не была использована.
— Ну, ты мог бы найти что-то более дешевое, чтобы украсить свою кухню. Например, искусственный виноград или пустая бутылка вина, или что-то другое.
Пока я ищу кастрюлю, он бормочет.
— Да, я намеревался сходить в магазин.
Я достаю кастрюлю из шкафа рядом с печью и устанавливаю ее на плиту, зажигая слабый огонь.
— Миска? — спрашиваю я через плечо и вижу, как он указывает на шкаф передо мной.
— Спасибо, — произношу, хватая ее и разбивая об нее яйца.
— Что ты делаешь?
— Омлет. Эй, у тебя есть масло? Не могу вспомнить, видела ли я его.
Я открываю пару шкафчиков, пока не нахожу вилку, после чего начинаю взбивать свою стряпню.
— Да, думаю есть. Может, за молоком?
— Не мог бы ты захватить? — прошу я, так как занята тем, что открываю в случайном порядке шкафы в поисках соли и перца.
— Я, э-э…
Когда он бессвязно запинается и не встает, я отворачиваюсь от шкафа. Скрещивая руки, я опираюсь бедром о столешницу, видя, как он сжимает покрывало на своих коленях.
— К твоему сведению, я уже видела то, что ты там пытаешься скрыть, и пока оно под впечатлением, я скажу, что там нет ничего такого, чего я раньше никогда не видела.