Легкая усмешка медленно озаряет его лицо, когда он кивает на мою одежду.

— Я тоже самое говорю себе о тебе, Котенок, но мой член, кажется, не желает этого слышать.

Мое лицо начинает гореть, когда я смотрю вниз на мои спальные шорты и майку. Они казались достаточно безобидными, но теперь я понимаю, как мало они скрывают.

Он оборачивает покрывало вокруг своей талии и встает, затем идет к холодильнику за маслом. Потом он медленно приближается ко мне, пока не подходит слишком близко, что я чувствую тепло его кожи.

— Здесь, — произносит он, поднимая неоткрытую упаковку.

Он говорит так, что это почти выглядит как вызов. Но на что точно он толкает меня? Сделать шаг? Поцеловать его?

Но этому не бывать. Я пытаюсь встать на правильный путь. Я хочу быть лучше девочки, которой я была. Может быть, я родилась никем, но это не значит, что я не могу изменить свою жизнь. Я хочу поступить в колледж; я должна сделать что-то для себя. И это татуированное воплощение греха, стоящее передо мной, есть именно то отвлечение, которое я не могу себе позволить, каким бы искушением он не был.

Сосредотачивая взгляд на сливочном масле, я с осторожностью, чтобы не коснуться его пальцев, забираю его.

— Спасибо, — слова такие тихие, что я не уверена, что он их услышал.

Остальное я готовлю в тишине.

Деклан на какой-то момент исчезает в коридоре и возвращается, одетый в красные баскетбольные шорты и черно-белую футболку с V-образным вырезом. Я одновременно благодарна и опечалена тем, что он лишил меня вида на его потрясающее тело.

Ломтики хлеба выскакивают из тостера, я кладу их на его блюдо до того, как он подходит к обеденному столу. Деклан берет два стакана и бутылку молока из холодильника, после чего присоединяется ко мне. Когда он смотрит на еду на наших тарелках, он начинает хмуриться.

— У меня больше, чем у тебя.

Я киваю и вилкой режу кусок омлета.

— Ты больше, чем я, так…

— Так… — он перебивает меня, меняя наши тарелки. — Я, явно, упитан. А ты – нет.

Я бью его по руке и забираю свою тарелку назад.

— Мне не нужен двадцатикилограммовый омлет, понятно? Я намерена доесть то, что у меня на тарелке, и, если все еще буду голодна, то сделаю себе еще. Договорились?

Он неохотно берет свою вилку, его брови все еще сердито сведены над совершенными зелеными глазами, когда он произносит:

— Договорились.

Его лицо расслабляется после первого укуса.

— Святое дерьмо, это действительно вкусно.

Я глотаю и запиваю.

— Спасибо.

Я готовлю с тех пор, как выросла настолько, чтобы видеть над плитой, и мне хотелось бы верить, что после стольких лет я знаю, что делаю. На кухне, по крайней мере. И в жизни, в целом…не так много.

Глаза Деклана опускаются на ушиб на моем лице, пока он ест, но он ничего об этом не говорит. Вероятно, ему не хочется вспоминать о неловкой ситуации, произошедшей между нами прошлой затянувшейся ночью, и я не могу его винить за это. Он переключается на другую тему и говорит:

— Знаешь, тебе не обязательно было готовить. Я мог бы сводить нас куда-нибудь.

— Твои кулинарные навыки настолько плохи, что ты не можешь сделать омлет?

— О, да, — отвечает он с полным ртом еды. — Я бы сжег здесь все.

Нечеткий контур этих проклятых ямочек заставляют мои губы растянуться в улыбке и отрезать себе еще кусок.

— И да, мне следовало приготовить завтрак. Это меньшее, что я могу сделать с тех пор, как ты позволил мне здесь остаться.

Он открывает свой рот, вероятно, с желанием возразить, но я поднимаю руку и останавливаю его словами:

— И пока я здесь, я собираюсь вносить свою долю в такие вещи, как аренда, коммунальные услуги, продукты, любые другие.

— Я ценю твое рвение, но как ты могла заметить прошлой ночью, я не испытываю нужду в деньгах. Так что свои баксы можешь оставить при себе. Сохрани их для собственного местечка или для чего-то другого.

— Но…

— Никаких возражений.

Мой рот закрывается, и я потихоньку начинаю закипать от злости. Я не его проблема или подопечная, ненавижу, что он превращает меня в свою ношу.

— Я попросила у тебя работу, а не чтобы ты стал моим рыцарем в сияющих доспехах. Ты не можешь спасти меня, Деклан.

Он кладет вилку вниз, его челюсть напряжена.

— Извини, но я не козел. Я не могу просто сидеть и смотреть, как ты приходишь каждый день на работу, зная, что ты спишь в этой долбанной крошечной коробке, которую ты называешь машиной. Извини, но я не буду этого делать. — Он качает головой, он заведен, так как его колени качаются вверх и вниз. — Я пытаюсь делать правильные вещи, понятно? Только скажи мне, что нужно, и я, черт побери, сделаю это.

Дыхание покидает меня, и ранее неизведанная эмоция пытается занять освободившееся место в моей груди.

— Почему?

Он кулаком бьет по столу.

— Почему бы нет?

Он опускает свою голову, запустив свои пальцы в волосы. Когда он вновь смотрит на меня, его лицо выражает усталость.

— Не борись со мной. Оставь все как есть, пожалуйста. Ради моего эго или здравомыслия, просто прими это.

Стена, возведенная вокруг моего сердца, стала частью меня, когда я стала достаточно взрослой, чтобы познать разочарование. Никто никогда не был за ней, но чувствую, как слова Деклана разрушают мою холодную суровую отчужденность, оставляя меня в панике.

Я боюсь, что Деклан Витмор все может разрушить, если я не буду осторожна.

— Хорошо, — говорю и убираю в сторону вилку. — Но если ты не собираешься брать мои деньги, тогда позволь мне сделать хоть что-то для тебя.

Он приподнимает одну бровь, его глаза скользят по моему телу. Я сжимаю в кулаке салфетку и бросаю ее в него.

— Нет, ты извращенец! Я имела в виду готовку или уборку.

Откашлявшись, он наклоняется вниз и поднимает салфетку с пола.

— Хорошо, потому что я бы не воспользовался твоим предложением.

Мои брови приподнимаются в недоверчивом выражении.

— Да неужели? Пятнадцать минут назад твоя эрекция говорила иначе.

Деклан бросает салфетку на пустую тарелку и встает.

— Поверь мне, когда мы ступим на эту тропу — и что-то подсказывает мне, что ступим — это не будет твоим обязательством по отношению ко мне.

Он кладет одну руку на стол, другую на спинку моего стула, наклоняется вниз и шепчет мне на ухо:

— Это будет, потому что ты и секунды не сможешь продержаться без меня внутри тебя. И когда этот момент настанет, я обещаю, Котенок, что заставлю тебя умолять.

Его дыхание щекочет раковину моего уха, я сглатываю, закрывая глаза, чтобы удержать их от закатывания в удовольствии. Эти слова должны быть вне закона, раз они так грешно выходят у кого-то столь сексуального. По отношению к моей нервной системе это нечестно.

Пока я пытаюсь придумать остроумную расплату, звонит его телефон, и, пользуясь возможностью, я ускользаю, пока мой мозг еще функционирует.

Вода, льющаяся из душа, просто ледяная. Я не планировала пробыть здесь так долго, но это мой действительно первый душ, что я приняла за последние несколько дней. Так можно и немного избаловаться…

Я выключаю воду и отодвигаю в сторону душевую занавеску, когда кто-то дважды стучит в дверь. Глубокий голос говорит:

— Спрячь свой член, братан, я вхожу.

И только я успеваю схватить занавеску и прикрыться ею, как дверь распахивается, и мои глаза встречаются взглядом с очень удивленным незнакомцем.

— Ты – не Деклан, — сообщает он.

С меня стекает вода, и я дрожу от холодного воздуха, впущенного незнакомцем.

— Нет, черт побери.

Сглатывая, он опускает свои глаза вниз.

— Вы знаете, что она прозрачная, не так ли?

Я смотрю вниз и вижу через прозрачную занавеску свои сплющенные груди также хорошо, как и вершину моего лобка. Вероятно, каждый в радиусе пяти миль слышит мой визг с целью послать его куда подальше.

Мое сердце все еще сильно колотится, когда он уходит и закрывает за собой дверь.

Какого черта сейчас было?

Я почти скольжу по плитке, спеша к двери, разбрызгивая везде воду, чтобы быстрее запереть эту чертову штуку. Деклан ушел уже более часа назад, так что я не видела нужды закрывать ее. Схватив с вешалки полотенце, я оборачиваю его вокруг себя. В коридоре раздаются приглушенные голоса, доносящиеся из гостиной. Пожалуйста, Господи, скажи мне, что Деклан вернулся, потому что я так не хочу оставаться одна с этим незнакомцем, который видел меня голой.

Я отпираю дверь и открываю ее, когда вижу Деклана и этого парня, выходящих через парадные двери. Мужчины увлеченно о чем-то разговаривают, но я не могу расслышать, о чем именно. Они явно не уходят, иначе они бы закрыли за собой дверь, так что пока они не вернулись, я в спешке прохожу через коридор в комнату Деклана. Дрожа от холодного воздуха, я копаюсь в корзине с чистым бельем и одеваюсь так быстро, как могу.

Это его сосед по квартире, или кто?

Деклан не упоминал, что живет не один, но кто еще может вот так вваливаться в чужую квартиру?

Я выжимаю, как могу, лишнюю влагу с волос, затем завязываю их в низкий хвост. Мне стоит проверить свое отражение в зеркале над комодом, но я уже знаю, что увижу: розовые щеки и взволнованное лицо. Мое сердце подпрыгивает к горлу, когда я иду по коридору, слыша, как звуки их беседы доносятся из кухни.

— С каких это пор тебе захотелось проводить со мной время? — спрашивает Деклан.

После некоторого молчания глубокий голос отвечает:

— С тех пор как наш отец умирает, а семья докатилась до этого дерьма.

Его слова заставляют меня остановиться вне их зоны видимости. Моя грудь сжимается, как только я понимаю, что это были слова брата Деклана. Я хмурюсь от нежданно нахлынувшего чувства сожаления внутри меня в ответ на известие об его печальном положении. С каких это пор я беспокоюсь о том, что происходит с другими людьми? Ты ведь холодная, бессердечная сука, помнишь?

Кроме случаев, когда дело касается Деклана. Тогда ты горячая, страстная сука.

Мой хмурое настроение усугубляется еще и этим маленьким ворчащим внутри меня голосом. Это определенно неправильно. Он добрался до меня, как никто другой. Хорошо это или плохо, я еще не решила.