Я уставилась в пространство перед собой, вспоминая вещи, которые так долго пыталась забыть. Такие, как жалящая боль от ремня или вкус носка, засунутого мне в рот, чтобы приглушить крики.

— Это реально сводило меня с ума, понимаешь? Пытаться угодить людям, которым ты не доверяешь и так сильно презираешь. Будучи молодой и наивной, я продолжала думать, что «если мне удастся заработать похвалу, то, возможно, они станут лучше ко мне относиться».

Деклан наклоняется вперед, приподнимая мой подбородок, когда локтями упирается в колени.

— Я хочу больше знать о тебе, но чем больше я узнаю, тем больше это меня бесит.

Я слегка толкаю его своим плечом.

— Так перестань спрашивать.

Он выглядит явно злым, когда смотрит в пол, качая своей головой.

— Это совершенно неправильно, Саванна. Ты рассказывала кому-нибудь? Социальному работнику, или…?

— Единственный раз, когда я видела социального работника, это было, когда я переехала в новый дом, и она оказалась не особенно полезной. Она никогда не объясняла «что», «как» и «зачем». Каждый раз, когда мне приходилось переезжать — это было страшным и пугающим, и я быстро научилась скрывать, если мне не нравился дом, потому что приемные родители не потерпят подобного дерьма. Это словно «избежать тюремного заключения», только вместо обретения свободы, я переезжала в другую темницу. — Я потираю руками по моим выцветшим шортам, когда мой голос мягко звучит. — В итоге я выбралась оттуда.

Его глаза сужаются, когда он изучает меня, как будто он в первый раз действительно меня рассмотрел. Никто раньше не видел эту сторону меня. Это пугает и нервирует, что хочется замолчать и ничем больше с ним не делиться.

Изумление чувствуется в его голосе, когда он спрашивает:

— И как ты просто не… сломалась?

Грустно улыбаясь, я пожимаю плечами.

— Кто сказал, что нет?

Его глаза исследуют меня, словно обнажая мою душу, пока я не чувствую себя наиболее беззащитной, чем когда-либо прежде.

— Ты — нет, — просто произносит он. — Ты слишком смелая. Если бы ты была подавлена, в тебе не было бы никакой искры.

И этим он задевает что-то такое, что заставляет меня хотеть открыть ему больше, чем эти маленькие кусочки моего замурованного в стене прошлого. Я знаю, что создаю опасный прецедент, но не могу остановиться.

— Так что случилось с двумя другими детьми?

Я пожимаю плечами.

— Ад, насколько я знаю.

У меня не было ни способа, ни желания поддерживать связь.

Деклан раскрывает шире свои глаза, когда смотрит на меня, будто приходит к некоторому пугающему пониманию.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты осознаешь, что не обязана готовить для меня. Это ведь так, да? Ты не должна ничего для меня делать, чтобы остаться здесь.

Он никогда не скрывал, что беспокоится о моем благополучии, но все же каждый раз, когда он делает это, я поражаюсь. Я бы никогда не догадалась, что под этими мускулами и татуировками скрывается такое доброе сердце. Я боюсь, что на самом деле он может научить меня, как использовать мое.

Опустив глаза на колени, отвечаю:

— Я знаю. Но я хочу. Это мой способ отблагодарить тебя.

— Ты уверена? Это не вызывает у тебя каких-либо негативных чувств, связанных с прошлым?

— Деклан, ты не такой как они. Тот факт, что ты об этом беспокоишься, доказывает, насколько ты отличаешься. Я обещаю тебе, что готовка — не будет для меня большой проблемой.

Он хмурится и потирает челюсть.

— Я не знаю…Мне все еще хреново от этого.

— И я тоже буду чувствовать себя дерьмово, если ты не будешь есть мою стряпню, — из меня вырывается тихий смех, когда я смотрю на него. Он забавен. — Деклан, мне необходимо есть, так что я собираюсь готовить, и будет глупо, если ты будешь есть что-то другое, когда я уже потрудилась состряпать целый обед. Ты хочешь ранить мои чувства?

Он резко вздыхает и кладет голову на спинку дивана.

— Прекрасно. Выкручиваешь мне руки, не так ли?

Мои глаза автоматически начинают блуждать по узорам и цветам, покрывающим его кожу.

— Я не стану делать что-то подобное с чудесным творением искусства.

— Думаешь, они прекрасны?

Я слышу усмешку в его голосе, но я потерялась, изучая татуировки на его предплечьях. Мои глаза бродят по розам, карманным часам, черепу и тени, которая все соединяет. В основном, все сделано в оттенках черного и серого, но розы представлены в приглушенном красном, а часы — в тускло-золотом цвете, чтобы не перегружать и не отвлекать внимания от целой картины. Между часами и черепом имеется надпись: «Время никого не ждет».

Рисунок перетекает в черных и серых ангелов, кажущимися живыми, на его бицепсах; их крылья распростерты на голубом небе, выглядывающем из-под его футболки. Татуировка создана с удивительным чувством вкуса, для того, что занимает каждый видимый сантиметр его тела.

— Думаю, это красиво. — говорю я, касаясь пальцами крыльев ангелов.

Его кожа, обтягивающая тугие мускулы, ощущается обжигающе горячей и посылает покалывание сквозь меня. Мой взгляд поднимается, встречаясь с его закрытыми глазами, когда из его кармана начинают реветь звуки «Beat on the Brat» рок-группы Ramones. Это пугает меня настолько, что я отдергиваю от него свою руку.

Мое сердце бьется где-то глубоко внутри, и меня заполняет противное ощущение, как чувство вины. Я не могу это объяснить, но, кажется, будто нас застукали за чем-то незаконным. Возможно, это просто подскочивший адреналин.

Деклан стонет и закатывает глаза, когда смещается, чтобы взять телефон. Нажимая кнопку на экране, он выключает звук и кладет мобильный на журнальный столик.

Уже поздно. И судя по его реакции, похоже, что звонок был от девушки. Бывшей? Или может быть нынешней? Стараясь казаться равнодушной, я спрашиваю:

— Не собираешься ответить?

— Нет, — отвечает он коротко, когда внезапно проявляет интерес к давно забытому телевизионному шоу.

— Почему нет? Не хочешь, чтобы твоя девушка узнала, что ты зависаешь со мной? –ухмыляюсь, игриво подталкивая его в плечо.

Он кидает на меня быстрый взгляд.

— Мы уже обсуждали, что я не встречаюсь с женщинами. Джейми просто…удовлетворяет мои потребности.

— Тьфу, ненавижу это имя, — говорю и морщусь. — В школе, в которой я училась, была девушка, которую звали так же, и она постоянно дразнила меня, и … это действительно очень обижало.

Вообще-то, «дразнила» не совсем подходящее слово. Эта сучка превратила мою жизнь в ад на годы. Период ее террора длился с седьмого класса до тех пор, пока я не бросила старшую школу. Так что да, ее имя оставляет горечь во рту, и что совершенно неразумно, на мой взгляд, в некотором роде я злюсь, что Деклан спит с ней.

— Хочешь, чтобы я надрал ей задницу?

Я смотрю на Деклана, видя его задорную улыбку.

— Я сделаю это сама, если снова увижу ее.

Если бы моя школа не придерживалась политики нулевой терпимости, когда дело касалось драк, то я бы уже много лет назад надавала ей тумаков. Я боялась, что отстранение от занятий отразится на моих шансах получить стипендию. Толку из этого все равно не вышло, раз я бросила обучение…

— Что же такого ужасного она сделала?

Я смеюсь и опускаю голову на спинку дивана. Сейчас это звучит глупо, но в седьмом классе, это было похоже на конец света. В то время, у меня было раннее развитие, и некоторые девушки — некоторые плоскогрудые особи — думали, что я набиваю свой лифчик.

— Джейми была лидером их маленькой шайки и распространяла обо мне всевозможные слухи. Ну, например, что я набивала свой бюстгальтер, что я грязная шлюха и прочее. Джейми, конечно, была богатой и популярной, так что все ей верили. Несколько моих подруг перестали общаться со мной, потому что не хотели скатиться вниз в школьной иерархии, а мальчики…ну, я была «шлюхой» с «огромными» сиськами, — смеюсь без особого веселья. — Нет необходимости говорить, что парни были моими новыми лучшими друзьями.

— С переходом в восьмой класс я была еще тем везунчиком, и оказалась с Джейми в одном спортивном классе. Спустя две недели с начала учебного года она и ее маленькие любимчики зажали меня в угол в раздевалке и натянули спортивную футболку поверх моего лица, временно ослепив меня, пока снимали мой лифчик. Предполагаю, они ожидали увидеть, как выпадут мотки тканей или связки носков, или что-нибудь еще, но все, что они получили — это лишь полный обзор моей груди, — бормочу саркастично, указывая на мои чашечки размера В.

— После этого слухи о том, что я набиваю свой бюстгальтер, прекратились, но Джейми всегда находила что-то новое, чтобы унизить меня. Что моя одежда не была брендовой, или что у меня не было друзей… Потом она узнала, что я – приемный ребенок, и для нее это стало основным оружием против меня, пока я не бросила школу.

Я не хотела быть такой красноречивой, но я ненавижу эту девушку.

— Вот же тварь.

Я оборачиваюсь к Деклану и вижу на его лице взгляд полный отвращения, что заставляет меня засмеяться. Я хватаюсь за бока, в то же время слезы начинают скатываться по моим щекам. Когда я, наконец, успокаиваюсь, вытираю глаза и говорю:

— Спасибо. Мне это было необходимо... Так что по поводу твоей Джейми?

Свет в его глазах, наблюдающих за мной, тускнеет, на его лицо опускается тень.

— Она не моя Джейми.

Я сужаю глаза, изучая его профиль.

— А она знает об этом?

В его горле проскальзывает смех.

— О, да.

Пожимая плечами, он говорит:

— Мы встречались время от времени, но сейчас все кончено.

— Почему? Ты устал от нее?

— В определенной степени.

— Вот поэтому я одна, — бормочу, хотя его честность тонизирует.

— Нет, это не потому… — он сдвигает брови, наклоняя голову. — Подожди-ка. Почему ты одна? Потому что боишься, что кто-то устанет от тебя?

Мои щеки покрывает румянец, и я сразу же сожалею о сказанном.

— Перестань подвергать меня психоанализу. Что ты хотел сказать?

Он хмурится в мою сторону чуть дольше секунды, прищуривая глаза, пока не делает выдох.