Тем временем жизнь спешила, а за ней поспешали и расходы. Тео, вероятно в подсознательном стремлении быть похожим на старшего брата, подобрал в Париже, прямо на панели, девицу Мари, больную и всеми брошенную, словом, французскую версию Син. Он взял её к себе, пригрел и сделал своей любовницей. Он поделился с Винсентом этой новостью, которая того сильно взволновала и даже восхитила, поскольку оправдывала его самого, чего, возможно сам того не сознавая, и хотел Тео. Винсент снова начал писать брату про Син, и они стали обмениваться соображениями по поводу сходных обстоятельств их жизни. Но беда была в том, что отныне Тео на своё отнюдь не щедрое жалованье должен был содержать уже шесть человек.

Винсент потерял всякую возможность продавать свои работы. Это было очередное его поражение. Пусть ему и хорошо жилось со своей небольшой семьёй, да ведь на иждивении брата… Деньги диктовали свою волю, как в романах «Человеческой комедии» Бальзака, которые обычно заканчиваются острым кризисом.

У Тео сразу же начались денежные затруднения, служебное положение его оказалось под угрозой, начальство стало относиться к нему строже, и ему всё труднее было обеспечивать прежний образ жизни, так как он ещё помогал родителям. Винсент же, который привык тратить ежемесячное пособие Тео ещё до его получения, был вынужден брать взаймы, чтобы прокормить семью и оплачивать жилье. Позднее он признался брату, что скрывал от него размеры своих долгов. В письмах он постоянно просил дополнительных сумм, но денег Тео теперь уже не хватало на то, чтобы успокоить кредиторов.

Когда положение Тео ухудшилось, он сам начал брать взаймы, чтобы как-то продержаться. Почувствовав, что почва стала уходить у него из-под ног, он решил – поскольку не утратил ещё способности здравого суждения – прекратить это безумие и заявил Винсенту, что не уверен в их будущем.

А тот задумал серию рисунков большого формата с изображением большого количества людей за работой. Стало быть, потребуется большое число натурщиков. Что касается сюжетов, то они давали повод для серьёзных сомнений. Например, толпа рабочих копает карьер или другая толпа рабочих расчищает большую кучу отбросов и нечистот! Кому Винсент собирался продавать такие произведения? И кто захотел бы повесить их у себя, например, в столовой? Всё говорило о том, что у машины отказали тормоза и она несётся к пропасти. Винсент снова и снова просил деньги на оплату натурщиков, всё ещё неумело рисуя человеческие фигуры, тогда как пейзажи ему вполне удавались.

Тео сообщил наконец брату о своих финансовых проблемах. Винсент отвечал, что упорно работает, что он уже близок к цели и что, если Тео будет посылать ему побольше денег, все его трудности будут преодолены!

Здесь надо принять во внимание ещё одну особенность создавшейся ситуации. Тео жил в Париже, в окружении импрессионистов, в пиршестве цвета, от которого был в восторге. А тёмная, мрачная дорога, которую выбрал для своего творчества его брат, могла завести только в тупик. Тео стал сомневаться в Винсенте и спрашивал себя: а не прав ли Терстег, не закончилась ли вся эта история полным провалом? И может быть, Винсент в самом деле душевнобольной? Если не брать в расчёт его семейную жизнь, пребывание его в Гааге, похоже, оказалось новым страшным поражением. А его всё более настойчивые, неистовые, бесстыдные требования денег подводили Тео к вопросу: не предоставить ли Винсента его судьбе? Он наверняка спрашивал себя об этом, но не поддался такому соблазну Его любовь к брату осталась неизменной, а перед глазами был изумительный лист с подписью «Sorrow». Винсент в конце концов сможет продавать свои работы, иначе быть не может. Его нужно поддерживать, помочь ему найти верную дорогу, но теперешнее положение стало нетерпимым и может всех их привести к катастрофе.

Винсент получил от Тео письмо, в котором тот спрашивает, может ли он не отправлять ему денег в следующем месяце. Страстный ответ Винсента был выдержан в самых резких тонах. Он подробно перечисляет все свои долги, показывает, в каком отчаянном положении находится. Никогда больше в его письмах не было такого напряжения, читаемого между строк. Никогда он не был так близок к тому, чтобы стать писателем, готовым пустить вскачь свою словесную кавалерию. Он доведён до крайности, припёрт к стене. Но потом он пугается: не бросит ли его Тео? И он начинает каяться, избегает разговора о деньгах, убеждает брата в прочности и нерушимости их братских уз. Тео не спешил с ответом. Винсент потерял сон и отправлял Тео письмо за письмом с просьбами, мольбами, уверениями в самых искренних чувствах.

В июле 1883 года он обрушил на Тео целый поток важных новостей. Он признал, что допустил ошибку, сосредоточившись на рисунке. Он возвращается к живописи и акварели и, кстати, как раз сегодня уже исполнил одну, а завтра напишет ещё одну, послезавтра ещё. Тео должен дать ему шанс. Потом он рассказал, как, укротив самолюбие, пришёл после стольких месяцев отчуждения к Терстегу, показал ему свои рисунки, включая, разумеется, тот, что изображает работающих на свалке! Терстег даже отказался их обсуждать. Винсент ответил ему, что он на него не в обиде. А Терстег в ответ заверил, что также на него не обижается, но вновь повторил то, что всегда говорил в течение целого года, а именно: Винсент должен писать акварели малого формата, которые хорошо продаются.

Возможно, это был способ заставить Винсента смириться с необходимостью. Но он не смирился, хотя ему пришлось ограничить себя в еде, чтобы сэкономить жалкие сантимы. Тео не спешил с ответом, и Винсент отправлял ему новые письма. Наконец сообщение от брата пришло. К нему были приложены долгожданные деньги. Винсент мог вздохнуть с облегчением, но долгое напряжённое ожидание и беспокойство истощили его силы.

Он смотрел на Син, сидевшую около печки с отрешённым взглядом и курившую сигару Так она могла часами, ничего не делая, пребывать словно в летаргии, которая раздражала Винсента. Он нарисовал её в такой позе. «Она мне прямо сказала: “Да, я бесчувственная и ленивая и всегда была такой, и тут ничего не поделаешь”». Или ещё: «Ну да, я шлюха, и кроме этого занятия у меня один выход – утопиться» (25). Там же малыш ползал по полу и радостно кричал при появлении Винсента. Что ему было делать? Как их покинуть? Положение было безвыходным. Муки Винсента угадываются между строк его писем. Попытка построить семейный очаг обернулась новым несчастьем… Выбор был прост: или живопись с большими расходами на краски, или Син и её дети.

Летом 1883 года к нему приезжал Тео, который убедил его в том, что если он хочет продолжить занятия живописью и рисунком, то должен расстаться с Син, поскольку финансовое бремя стало слишком тяжёлым. Винсент признал в письме к брату, что тот прав и что теперь он собирается её оставить. Как это с ним часто бывало, поставив себя на место брата, он принял его точку зрения и с этого времени начал умерять свою любовь к Син, находить в ней недостатки, что было совсем нетрудно, так как они есть у всякого, и постепенно пришёл к мысли о неизбежности разлуки. Он описал всё это в письмах к брату с большим чувством, ведь он был привязан к ней и телесной близостью, и моральной ответственностью, и любовью к детям и теперь действовал по принуждению.

Его друг художник Раппард рассказал ему о местности под названием Дренте на севере Голландии. Вот куда ему надо было поехать, и он это сделает. Некоторые художники, и среди них Мауве, побывали в этом малолюдном и суровом равнинном краю и привезли оттуда свои работы. После двух лет, прожитых в городе, Винсента вновь потянуло к земле – к полям, зарослям кустарника, болотам, каналам, крестьянским хижинам. Там всегда был его мир, его родина, его детство и утешение.

Всякий раз, когда положение становилось невыносимым, трудности непреодолимыми, Винсент спасался бегством: в другом месте он находил другой мир, где мог воспрянуть, возродиться. Нет, он не собирался идти на дно, его берегло искусство, оно было смыслом его существования и, как для любого истинного творца, было важнее любви и сильнее жажды жизни.