Подобный стиль жизни неизбежно стал отрицательно сказываться на результатах учебы. Как свидетельствовал Юрий Модин, сотрудник лондонской резидентуры, свой третий год пребывания в Кембридже Бёрджесс «завершил довольно бесславно. Мне кажется, он даже не сдавал выпускных экзаменов из-за тяжелой болезни в последнем семестре. Это не помешало Гаю заняться в 1933–1934 годах написанием труда “Буржуазная революция в Англии в XVII веке”. Так же называлась его работа, которую он готовил для получения степени доктора философских наук. Но, в конце концов, Бёрджесс забросил и это…».
В то самое время, в 1934 году, Гай Бёрджесс побывал сначала в Германии, а затем поехал в Советский Союз, желая, как он говорил, «своими глазами увидеть разницу двух систем, двух государственных устройств — советского и фашистского». Скажем, что как историку ему очень повезло: 30 июня 1934 года в Берлине произошла знаменитая «ночь длинных ножей», когда эсэсовцы уничтожали недавних своих соратников — штурмовиков. Как пишут в исторической литературе, это была «первая волна массовых убийств в Третьем рейхе. 83 человека были убиты без суда и следствия, без права на защиту, оказавшись жертвами партийно-клановой разборки». В общем, фашизм предстал перед ним во всей своей красе.
Зато в СССР, благодаря заботе Иностранного отдела НКВД, небольшую группу британских студентов, в которую входил Бёрджесс, принимали в полном смысле «на высшем уровне».
В Ленинграде с ними встретились член Западного бюро Коминтерна Иосиф Пятницкий и «любимец партии», ее тогдашний теоретик Николай Бухарин, который имел с гостями продолжительный разговор о том, что только коммунисты могут реально противостоять фашизму.
Побывав в Ленинграде и Москве, молодые представители британского истеблишмента не выразили большого восторга от того, как живут люди в стране победившего пролетариата. Однако разочарую любителей проводить параллели между «двумя тоталитарными режимами»: подобных параллелей Бёрджесс не углядел, и его выбор в пользу СССР был осознан и однозначен — свою жизнь он решил посвятить борьбе с фашизмом. Правда, потом эта поездка в Советский Союз оказалась для Гая неким skeleton in the closet — «скелетом в шкафу», и когда возникали известные подозрения, приходилось объяснять, что она была вызвана исключительно «юношеской любознательностью» и что Бёрджесс не только не был завербован там «большевиками», но и полностью разочаровался в советской действительности, вследствие чего вышел из компартии у себя на родине…
Тут он говорил полуправду: в СССР его действительно никто не вербовал: в поле зрения нелегальной лондонской резидентуры советской разведки он попал еще у себя на родине и с помощью своих друзей — Кима Филби и Дональда Маклина был привлечен Арнольдом Дейчем к сотрудничеству на идеологической основе. Бытует мнение, что именно «богемность» Бёрджесса прежде всего привлекла к нему внимание разведки, хотя на самом деле всё было совсем наоборот. Его негативные качества поначалу настроили против него и резидента Александра Орлова, и его помощника Арнольда Дейча. Только ручательство товарищей, и в первую очередь — Филби, позволило решить вопрос в его пользу. Они характеризовали Бёрджесса как «очень способного и авантюрного малого, могущего проникнуть всюду». Что ж, определенная доля авантюризма разведчику необходима — хотя известно, что просто авантюристом он быть не может.
Итак, в январе 1935 года Гай познакомился со «Стефаном», он же Дейч, и принял его предложение о сотрудничестве. Бёрджессу был присвоен оперативный псевдоним «Медхен» (затем он был также и «Паулем», и «Хиксом»). Вот тут как раз ему и пришлось проявлять свою «авантюрность», потому как официально Бёрджесс вновь «ложился на другой курс». Он четко и логично объяснил своим друзьям — студентам и преподавателям, что порывает с марксизмом, в котором разочаровался, и видит германский фашизм как «светлое будущее человечества». Вести подобные разговоры «в лоб», ни с того ни с сего начиная их самому, было нельзя, и перед своими собеседниками Гай представал в виде этакого байроновского Чайльд Гарольда, скрывающего душевное разочарование под тонкой иронией. Вроде бы получалось…
По окончании Кембриджа Гай обосновался в Лондоне, полностью и окончательно порвав связи со своей подпольной организацией. Фактически он поступил «на службу к капиталу» — стал советником по финансовым делам у матери Виктора Ротшильда, своего товарища по Тринити-колледжу. Затем занял должность парламентского ассистента у молодого и крайне правого парламентария Джека Макнамары, члена Общества англо-германской дружбы. В результате он сумел существенно расширить круг своих знакомств, обзавелся весьма серьезными связями в различных слоях высшего общества.
В конце 1935 года Бёрджесс поступил на работу в Британскую радиовещательную корпорацию — ту самую легендарную Би-би-си, что впоследствии так хорошо узнали в СССР… Для работы на радио выпускник Кембриджа имел все необходимые качества: кроме высокого уровня образованности и широчайшего кругозора, он отличался коммуникабельностью, умением устанавливать знакомства и связи в различных кругах общества — в том числе и в самых высоких, к которым он и сам принадлежал по своему происхождению. Как известно, наличие подобных навыков и личных качеств очень ценно не только для журналиста, но для и разведчика. На радио Бёрджесс в основном занимался вопросами внутренней политики, вел ставшую вскоре популярной программу «Неделя в Вестминстере». Совсем не случайно в его передачах все чаще появлялись люди, которые у нас именуются «выходцами из спецслужб», или даже имевшие к таковым непосредственное отношение в то время. Можно понять, что журналистская работа давала Гаю большие возможности и для сбора информации, и для поддержания контактов со своими связниками из Центра.
В соответствии с общительным характером Бёрджесса, его широкими и разнообразными связями и, как отметил Дейч в его психологическом портрете, удивительной способностью «легко завязывать знакомства» Гаю была определена роль «наводчика и вербовщика». Можно сказать, что в разведке она наиболее трудная и опасная — всего один «подход» не к тому, так назовем это, человеку был чреват «расшифровкой» со всеми непредсказуемыми, но весьма печальными последствиями. В общем, работа на грани опасности, постоянный риск…
Для авантюрных наклонностей Бёрджесса — это то, что надо. Как было признано, он был буквально создан для такой работы, о чем и сам потом нередко говорил, — но по вполне понятной причине не стану называть никаких неизвестных читателю цифр или имен. Просто еще раз повторю, что знающие люди относятся к термину «Кембриджская пятерка» с определенным сарказмом.
Конечно, идея руководителей лондонской резидентуры о вербовке «перспективных» студентов Кембриджа и Оксфорда нашла у Бёрджесса не только полное понимание, но и горячую поддержку, так что Гай сразу же стал «продвигать» ее в двух направлениях: в теоретическом и практическом.
Как теоретик, он даже подготовил соответствующий доклад для Иностранного отдела НКВД.
«Организация работы среди университетского студенчества, — писал Бёрджесс в этом своем меморандуме, — имеет величайшее значение, поскольку через нее мы могли бы управлять регулярным потоком людей, идущих на государственную службу, которых можно было вербовать до того, как они сделаются слишком выдающимися, и устраивать их на безопасные места той или иной отрасли службы».
Как практик, Бёрджесс сразу же оценил своё ближайшее окружение на предмет дальнейшего использования. Конечно, искать рядом всегда проще, но не будем забывать, что Гай учился в одном из двух наиболее престижных учебных заведений Великобритании и что вокруг этого «блестящего студента» всегда группировались наиболее интересные и, соответственно, во всех отношениях перспективные люди. Он ведь так и указывал в своем докладе, что вести там работу должен «кто-нибудь, имеющий близкую связь со студентами».
Не удивительно, что первым объектом его интереса стал Энтони Блант — ближайший друг Бёрджесса, с кем, кстати, он вместе ездил в СССР, рафинированный аристократ, который в то время уже преподавал историю искусств в alma mater — в том же Тринити-колледже. В ноябре 1937 года Гай познакомил его с Арнольдом Дейчем. Взаимопонимание было найдено, и, соответственно, все вопросы успешно решены: Бланту отводилась такая же роль, как и Бёрджессу — искать «пополнение». Было условлено, что «Тони» будет осуществлять связь с «Отто» (он же — «Стефан») через Гая.