Джексон отбросила покрывала в сторону. Она была одета только в мужскую шелковую рубашку. А поскольку она была невысокого роста, рубашка спадала ей чуть ниже колен, да и какая разница, о скромности она будет тревожиться в последнюю очередь. Сейчас ощущение опасности стало намного сильнее, чем прежде. Люциан был в беде, и ей было необходимо добраться до него. Он еще плохо знал ее, не имел представления о степени ее подготовки и о том, какой полезной она может быть.

Встать оказалось намного труднее, чем ей думалось. Она не принимала стоячее положение в течение нескольких дней. Ее ноги дрожали, и она испытывала невероятную слабость. Игнорируя протесты своего тела, она направилась к двери, стараясь не производить ни звука. Джексон не знала планировку дома, но судя по размеру ее комнаты, здание было огромным, но она не сомневалась, что сможет найти Люциана. Она чувствовала связь с ним. Она не позволит ничему произойти с ним. Для Джексон это было не сложно. Она не позволит, чтобы его ранили, и меньше всего из‑за нее.

Ее спальня выходила на широкую длинную площадку, по обеим сторонам которой находились лестницы. Ковры были толстыми и выглядели новыми. Каждая деталь в доме выглядела идеально. Джексон заметила все это только потому, что все было настолько совершенным, словно Люциан покупал каждый предмет с любовью и лично. Каждая картина, каждая скульптура, обои и ковры, витражные окна – все выглядело точно так же, как и в ее мечтах, вплоть до ее предпочтений в антикварной мебели.

Джексон шагала мимо всего этого в полном молчании, когда она начала спускаться по лестнице, ее босые ступни не издавали ни звука. На полпути она обнаружила небольшой альков, вырезанный в стене, декоративная стеклянная дверь в котором вела на небольшой балкончик. Она открыла дверь, постаравшись сделать это в полнейшей тишине. И сразу же дождь промочил ее насквозь, а ветер был таким холодным, что ее охватила дрожь. Но она едва заметила это. Ее глаза привыкали в темноте, ища свою цель.

Сначала она ничего не видела. Но затем зигзагообразная вспышка молнии пронзила небо, освещая расположенный внизу двор, и она увидела Люциана, неподвижно стоявшего в самом центре большого патио. В нескольких ярдах от него, в глубокой тени, находилась другая фигура, полностью завернутая в длинный плащ с капюшоном. Она обнаружила, что ее глаза, довольно быстро привыкли к отсутствию света, поражая великолепным ночным зрением, а ее острый слух, новый и непривычный для нее, улавливал странный разговор между этими двумя мужчинами.

Голос Люциана был намного прекраснее, чем обычно, становясь низким и приобретая бархатистую чистоту, которая скользила под кожей и проникала в разум.

– Я могу, как никто другой помочь тебе, Энрике, – сказал он, – особенно, когда ты прошел такой долгий путь, чтобы обратиться ко мне со своей настолько очевидной проблемой.

– Я не знал, что это ты, Люциан, – голос второго был ужасен, он напоминал резкий звук, получающийся, когда по доске проводят ногтями. – В течение последних пяти столетий все считали тебя мертвым. Более того, считалось, что ты присоединился к нашим рядам.

Фигура повернулась, и Джексон смогла прекрасно разглядеть его. Вид был устрашающим. Его голова была невероятно бледной, покрытой ямками, череп был вытянутым, с несколькими прядями длинных волос, беспорядочно разбросанными по макушке. Его глаза пылали темно‑красным светом, его нос был ничем иным, как зияющей дырой. Его десны были опухшими, зубы кривыми и в пятнах. Когда создание подняло руку, его длинные ногти стали похожи на когти. Он выглядел отвратительным.

Джексон захотела криком предупредить Люциана. Незнакомец старался казаться льстивым, но она чувствовала, как от него исходят волны ненависти. Глубоко в душе, она знала, что монстр, стоявший лицом к лицу с Люцианом, только и ждет возможности напасть.

– Проблема в прислушивании к слухам, Энрике, заключается в том, что они могут быть совершенно ложными. Я – носитель правосудия для нашего народа. Я всегда был и буду верен нашему Принцу. Ты решил нарушить как наши Карпатские законы, так и всего человечества.

Голос Люциана был таким красивым, что Джексон почувствовала себя полностью погруженной в него. Ей пришлось несколько раз встряхнуть головой, чтобы сосредоточиться на том, что было наиболее важным. Этому в значительной степени способствовал и собачий холод, и проливной дождь. Она направила дуло пистолета вниз, ее руки ощутили привычную тяжесть оружия. Она собиралась выстрелить в голову, не желая рисковать, так как у незнакомца может оказаться собственное оружие, где‑то припрятанное.

Энрике начал медленно двигаться, его ноги плели странный узор на булыжнике, которым был вымощен дворик. Казалось, от него осталась только одна оболочка, ужасная и дьявольская, как в фильмах ужасов. Люциан, создавалось впечатление, ни разу не повернулся, хотя все время оставался лицом к лицу с Энрике. Джексон обнаружила, что движения ног незнакомца приводят ее в восторг. Она перегнулась через сделанные из кованого железа перила, чтобы лучше видеть. Дождь намочил взлохмаченную копну волос у нее на голове. Капли дождя повисли на ее длинных ресницах, а ветер задувал их в ее глаза. И вновь погода помогла Джексон освободиться от странной увлеченности, которую вызвали в ней движения незнакомца. Оружие снова оказалось твердо направленным в голову незнакомца. Сделав еще один шаг, он уже никогда не сможет причинить вред Люциану.

Но без всякого предупреждения высокая худая фигура мужчины замерцала. Джексон пришлось подавить крик, когда мужчина превратился в животное, дикого волка, пятнистого и лохматого, и челюстью, полной острых клыков, потянулся к Люциану. Мощные задние лапы уперлись в камень, позволяя животному прыгнуть на Люциана в попытке разорвать кожу и артерии.

Люциан поднялся в воздух так быстро, что превратился в размытое пятно. Джексон постаралась успокоиться, несмотря на невероятность этого феномена, уставившись на ужасное чудовище. С его клыков капала слюна, а красные глаза пылали ненавистью. Раздался грохот грома, такой гулкий, что у нее заложило уши, а потом вспышки молний одна за другой осветили небо. В то время как она думала, что Люциан свалится на твердые камни, и волк разорвет его на части, он приземлился с легкостью, почти случайно, на спину чудовища, а его руки свирепо свернули ему шею. Треск сломанной шеи прозвучал очень громко в ночном воздухе. А затем Люциан отпрыгнул прочь от животного.

Оно взревело от боли, снова изменилось, опять становясь человеком, чья голова отвратительно свисала с одной стороны, чьи бесцветные зубы щелкали и рычали на Люциана. Она видела, как Люциан своими сильными руками сломал ему шею, но создание, каким‑то образом, все еще было невероятно опасным. Она нажала на курок и увидела, как круглое отверстие появилось в центре этого омерзительного лба, как раз тогда, когда Люциан, казалось, на мгновение испарился.

Джексон чуть не свалилась в обморок, увидев, как Люциан вновь появился рядом с созданием. Ей хотелось крикнуть ему, чтобы он убирался от этой мерзкой твари, но ее горло сжалось от ужаса, и ни одного звука не вырвалось из него. К ее ужасу чудовище все еще продолжало тянуться к Люциану своими невероятными когтями, которые были у него вместо ногтей. Люциан выбросил вперед одну руку и быстрым мощным движением погрузил ее в грудь создания. Джексон услышала противный всасывающий звук, и когда Люциан вынул свою руку, на его ладони лежало пульсирующее сердце. Люциан отпрыгнул назад, когда тело с пронзительным криком шлепнулось на камни. Невероятно, но создание продолжало извиваться, жадно протягивая к Люциану руки. Оно начало безостановочно ползти по камням.