— Ах, Джейн, ты такая… ты ни на кого не похожа. Моя женушка, моя страстная возлюбленная…

Джейн никакой страсти не испытывала. Она только хотела, чтобы он оставил ее в покое, но ощутила, что он входит в нее все глубже и глубже.

Она вскрикнула, но он стал ее целовать, проникнув в ее рот языком, пока она снова не потеряла голову.

— Вот так, Джейн. Прими меня всего, — хриплым голосом сказал он, и она почувствовала, как он медленно входит в нее, и ей, странное дело, уже не было плохо. Она даже осмелилась взглянуть на него — его голова была запрокинута, глаза блестели от напряжения, рот сжат. И внезапно ей захотелось отдать ему все, о чем бы он ни попросил. — Всего меня, Джейн, — повторял он, и та почувствовала себя могущественнее и прекраснее любой женщины на свете.

Сначала она радовалась лишь тому, что доставляет ему наслаждение, но по мере того, как темп его движений убыстрялся, в ней ожили прежние ощущения.

— Давай вместе, Джейн… — шептал он. — Раскройся! Скажи, что чувствуешь то же, что я…

Но она лишь молча следовала за движениями его тела, отдаваясь во власть его горячей страсти. А он просунул ладони ей под спину, приподнял и прижал к себе. Она ловила ртом воздух, содрогаясь в экстазе.

— Да, так, Джейн, именно так. Как это прекрасно… — Он приподнялся для последнего, окончательного рывка. — Я… люблю… тебя, — выдохнул он.

Где-то рядом жужжала пчела, и Рейли открыл один глаз, чтобы проследить, куда она полетит. Он заснул на толстом стеганом одеяле, посреди пустоши, где они с Джейн устроили пикник. Повернув голову, он увидел Джейн, которая собирала полевые цветы, и удивился ее неутомимости. Его прежде чопорная и добродетельная жена совершенно его вымотала!

Он усмехнулся, припомнив, как именно это случилось в первый раз. После того как Рейли нашел ее в склепе живой и невредимой, его обуяла такая радость, что он решил тут же отпраздновать это, овладев ею. Желание, так долго снедавшее его, было выпущено на свободу.

Иногда Рейли все же сомневался в ее чувствах. Правда, только до тех пор, пока он не ловил ее взгляд: так не смотрела на него ни одна женщина. В ее взгляде светилось восхищение, граничившее с обожанием, и это приводило Рейли в совершеннейший восторг.

К тому же он завоевал ее уважение, и это было для него важнее, чем похвала высокомерных аристократов, или мнение родителей, или — подумать только! — расположение друзей. А когда он занимался с ней любовью, то ему становилось ясно, что вся его прежняя беспутная жизнь была лишь прелюдией этого восхитительного момента.

Освободившись, наконец, от оков сдержанности, Джейн каждый раз, когда они были близки, дарила ему минуты такого наслаждения, о котором он и не мечтал. Она завладела его телом, душой и сердцем. Он влюбился.

Приподнявшись на локте, Рейли стал наблюдать за Джейн. На ней было желтое в полоску шелковое платье и соломенная шляпа с лентами того же цвета, болтавшаяся у нее за спиной. Очки она оставила рядом с ним на одеяле. Она стояла к нему боком, и легкий ветерок трепал ее темно-золотые волосы. Кто бы ее сейчас ни увидел, обязательно согласился бы, что эта женщина прекрасна.

Рейли вдруг почувствовал, что должен сохранить это сокровище для себя, здесь, вдали от нескромных мужских взглядов и намерений. А когда они вернутся в Лондон, он оденет ее, как монахиню, хотя это будет несправедливо по отношению к молодой красивой женщине.

Будто прочитав его мысли, Джейн повернулась и, раскинув руки, воскликнула:

— Как мне нравятся эти пустоши! Мне вообще здесь нравится. Я люблю… — Она умолкла, подставив лицо солнцу.

— Ты же уверяла, что не веришь в любовь, — поддразнил ее Рейли. Что означает ее неоконченная фраза, подумал он. Избегая его взгляда, она сорвала травинку.

— Я никогда не думала… Я не смела даже мечтать, что такое может случиться со мною… В том мире, где торгуют своим лицом, у меня не было ни пенни. Я была камнем на шее своей семьи, хуже того — я была дочерью, которая никогда не оправдает потраченных на нее денег, удачно выйдя замуж.

Сердце Рейли болезненно сжалось: он вспомнил печальную, ранимую, неуверенную в себе девочку, не знавшую своей истинной ценности. Как бы ему хотелось вернуться в то время, чтобы утешить ее и рассказать всем, что из нее вырастет красавица. И самое главное — что у нее прекрасная душа. Однако прошлое не вернешь, даже маленькую его частицу. Но он сделает все, чтобы наверстать упущенное.

— Я уверен, что ты никогда не была обузой для семьи, Джейн, — ответил он. — И жизнь свою ты бы, в конце концов, устроила. Твоя сестра Сара действительно простовата, а посмотри — она замужем, и у нее двое детей, которые ее обожают. Они ее любят, а это в жизни — главное.

— Тебе легко говорить, — возразила Джейн, — ты родился в богатой и знатной семье, у тебя не было необходимости работать. Ты купался в роскоши.

— Ты полагаешь, моя жизнь была такой уж простой? Тебя баловал любящий отец и твои замечательные братья и сестры, а я вырос в этом мавзолее под названием Уэстфилд-Парк. Сначала меня воспитывали гувернеры, а потом определяли в разные частные школы, где мне приходилось защищаться от старших ребят. Кормили нас плохо, и мы частенько голодали, но у меня не было денег, чтобы купить поесть. Граф считает, что детей нельзя баловать. Ирония стала для меня средством защиты, а моя знаменитая беспечность помогала мне выжить.

Джейн смотрела на него широко открытыми от удивления глазами, а он уже не мог остановиться.

— Это не нравилось моим родителям, которые хотели, чтобы я был таким же чопорным и сухим, как они. В то время как ты раздумывала, какого цвета розы посадить вдоль южной стены, я нес на своих плечах тяжелую ношу своего графского титула, ожиданий родственников и высшего света и, не имея к тому средств, пытался соблюдать приличия.

Он тряхнул головой и засмеялся, но смех был печальным.

— Я испытывал постоянный голод: мне не хватало еды, вина, дорогой одежды, смеха, привязанностей. Одно мне удавалось выклянчить, в другом мне помогали друзья, такие же непутевые, как я сам. Но сейчас мне этого недостаточно. Мне нужна любовь, Джейн, любовь. Ты можешь ее мне дать?

Рейли сел и, стараясь выглядеть беззаботным, облокотился на колени. Он только что обнажил перед Джейн свою душу. Он уверял себя, что готов потратить много времени на то, чтобы завоевать Джейн и обратить ее в свою веру. А теперь выдвигает ультиматум, который она не готова — или не сможет — принять.

Зачем только он это сделал? Надо взять обратно свои слова, сказать, что будет довольствоваться теми крохами, которые она ему даст, но Джейн уже обернулась.

— Я… Я хочу испытать все, чему ты захочешь меня научить. Это так прекрасно и ново, но это пугает меня. Я тебе доверяю, хотя мне иногда трудно поверить в то, что виконт Рейли, самое прекрасное, самое совершенное существо на свете, человек, которого я всегда обожала, может полюбить меня. — Помолчав, она продолжала: — Я не могу не думать о том, что ты проделывал все это с другими женщинами. Ты действительно любишь меня, только меня, или сможешь испытывать то же самое к другой женщине?

Рейли не знал, радоваться ли ему или возмущаться.

— Послушай меня. — Взяв за руку, он взглянул на нее. — Не знаю, как случилось, что мы оказались вместе, и почему. Может, это судьба распорядилась, чтобы мы оказались в одной постели в Кастерли. Но я твердо знаю, что всю жизнь мечтал о настоящей любви. Я завидовал друзьям, когда такое случалось с ними, а теперь это чувство пришло ко мне. Уверяю тебя, что я никогда ничего подобного не испытывал. Ты единственная, кого я когда-либо любил, и не знаю, как тебя в этом убедить. Разве что доказывать тебе это каждый день и каждую ночь.

Он увидел, как ее загадочные зеленые глаза заблестели от слез, и у него камень свалился с души.

— Иди ко мне, — тихо сказал он. — Я начну доказывать прямо сейчас.

Он увлек ее на одеяло рядом с собой и, отбросив в сторону шляпу, стал поцелуями осушать ее слезы.