— По-моему, до сих пор я еще ни разу не слышала от тебя слово «верность».

— Да уж. — Джей чешет в затылке. — Это совсем неизведанная территория. Сегодня мы решили, что мы бойфренды.

У Кэт раскрывается рот.

— Ты серьезно?

— Это ничего не меняет.

— Конечно-конечно. — Кэт стукает его по плечу. — Продолжай себя убеждать.

Джей бросает ей в голову скомканной бумажкой от бургера.

— Господи, я без сил. Приятного телепросмотра.

— Картошку оставь, — приказывает она.

Джей показывает ей средний палец, оставляет картошку и уходит в кровать.

Джей устал, но не может заснуть. Он пишет Нику. Спрашивает, все ли в порядке, хотя в такой час едва ли можно рассчитывать на ответ. В итоге он открывает свой ноутбук. Читает отзывы на хостелы в Буэнос-Айресе, потом рассматривает фотографии водопадов на реке Игуасу. Они выглядят как одно из тех мест, которые слишком прекрасны, чтобы существовать, и Джей задается вопросом, совпадет ли реальность с его ожиданиями. Часто не совпадает, но это не страшно. В новых местах всегда есть некая магия, которую создает хотя бы сам факт новизны.

Он снова ловит себя на мыслях о Нике и вспоминает выражение восхищения у него на лице, когда тот смотрел первые сцены «Братства Кольца». Видимо, магия может таиться в самых разных местах.

В детстве у Джея был глобус. Кажется, еще дедушкин. Он был таким старым, что на нем присутствовал СССР. Мать хотела выбросить его, но Джей отговорил ее. В его представлении глобус был важной вещью. Чем-то из мира кино. Там у важных людей в их важных офисах всегда были глобусы. Большие, блестящие глобусы в рамах из темного дерева, совсем не похожие на пыльную пластмассовую штуковину с вмятинами, которую унаследовал Джей. Но глобус все равно ему нравился. Никто не знал, что у Джея он есть.

Одной ночью после смерти отца Джей полез к себе в шкаф за травой и нашел в дальнем углу этот глобус. Взяв его, он поднялся на крышу — то было единственное место, где он мог накуриться, чтобы запах не учуяла мать. Сидя под звездами, Джей лениво крутил его вокруг скрипящей оси. Ему отчаянно хотелось сбежать. Не из желания повидать мир — оно пришло позже, — но чтобы оставить позади и сам Франклин, и слезы матери, и злость Кэт, и их маленький унылый домишко, где ему еще чудился запах отцовского лосьона после бритья.

Он раскрутил глобус и ткнул в него пальцем.

И попал в Португалию.

Окей. Что ж, о Португалии он хотя бы слыхал.

На него нахлынуло какое-то странное возбуждение. Долгие месяцы он чувствовал себя неприкаянным, раздираемым горем. Никакие оставшиеся кусочки не могли залатать в нем те дыры, оставшиеся после смерти отца. Но теперь у него появилась цель. Убраться к черту из Франклина и отправиться в Португалию.

Решение, принятое годы назад, сформировало и до сих пор формирует его. Он больше не убегает. Сегодня его глаза открыты чудесам мира и смотрят в будущее. Вперед. Может, он никогда не осядет на месте — ему претит сама мысль, — но это неважно, потому что мир — изумителен, и Джею нужно попробовать все, что тот может ему предложить.

Он бросает взгляд на угол подвала, и уголки его губ сами собой тянутся вверх, когда он видит там свой рюкзак и вспоминает, как Ник изумился его скромным размерам. Можно только представить, как он ужаснется, если Джей расскажет ему, как однажды в Лаосе он девять дней кряду проходил в одних и тех же штанах.

Хорошее было время.

Джей потягивается, зевает и неожиданно для себя начинает гуглить туристические рюкзаки, хотя новый ему, в общем, не нужен. Черт, хотя этот, с отстегивающимся отделением и хреновой тучей кармашков, выглядит довольно удобным.

Возможно, он нечаянно покупает его.

Джей закрывает ноутбук. Изучение рюкзаков затянуло его словно порно. Ему давно пора спать.

Засыпая, он смотрит на рюкзак в дальнем углу.

И еще ему давно пора уехать из Франклина.

Поли: Можешь сегодня взять еще одну смену? Девон якобы приболел.

Джей: Конечно. Во сколько приехать?

Поли: Сейчас?

Джей: Окей. Скоро буду.

Поли: Спасибо, чувак! Ты мой спаситель.

Джей: Без проблем.

Поли: Чертовы ненадежные тинэйджеры. 

Ник заходит на кухню. Там горит свет, а отец наливает из крана воды. Услышав шаги, Крис оборачивается.

— Джей, — произносит он. — Это имя я слышал от Харви.

Упс… Ник рефлекторно сжимает мокрые плавки, которые еще держит перед собой, и на его ноги и на пол начинает капать вода.

— Твой бойфренд и есть тот парень, с которым тебя уволили.

Ник медленно кивает.

— Господи, Ник! — Крис бросает стакан в раковину и проводит рукой по своим редеющим волосам. — Ты же сказал, что познакомился с ним в пиццерии. Почему, черт побери, ты постоянно врешь?

— Потому что тебе не нужна правда, пап, вот почему! — Ник не успевает остановить себя, и слова начинают литься потоком. — Потому что ты не хочешь услышать, какой я болван, и что постоянно совершаю тупые поступки, и не знаю, как повзрослеть, и не хочу идти в колледж, чтобы получить там профессию, в которой все равно облажаюсь и в итоге окажусь на работе, от которой меня будет тошнить!

Криса даже относит назад.

— Ты не хочешь в колледж?

— Не хочу! — восклицает Ник сбивчиво. — Я не знаю! Не знаю, понятно? Я не знаю вообще ничего!

Он сердится на отца за то, что тот вынудил его все это выболтать, но еще больше сердится на себя. Ему и самому отлично известно, какой он болван, но он так старался притворяться, что не такой, и, конечно, облажался и тут, потому что он Ник Сталнекер и умеет только лажать. На его могиле, наверное, будет написано: Ник Сталнекер, никчемный болван. Он типа Холдена Колфилда, только в десять раз хуже. И еще у него нет клевой кепки. Но в остальном они близнецы. Мерзкие нытики-близнецы.

Господи. Все-таки не надо было ему читать эту книжку.

Просто… Просто он хотел быть особенным. Как Люк или Фродо. Иметь особое предназначение, особую цель. Он хотел неожиданно для всех и себя оказаться героем и сделать что-то масштабное. Но в реальном мире, где все гораздо запутанней и сложней, чем в его любимых историях, никакого особого предназначения нет. В реальном мире обычные люди не становятся никакими героями, а Ник самый что ни на есть обычнейший человек.

— Ник, — произносит отец.

Ник ждет, когда он скажет что-то еще, но, судя по всему, у его отца тоже нет слов.

— Извини, — говорит Ник сквозь зубы. — Я пьяный и глупый. Прости.

Он разворачивается и уходит наверх, в глубине души представляя, что будет, если отец догонит его и возьмет за плечо. И может, обнимет. А Ник тогда, может, скажет, что вовсе не считает своего отца скучным, просто то, чем занимается Крис, это не для него, и может, они даже поговорят по душам, и все станет лучше.

Но отец не догоняет его. И ничего этого не происходит.

В спальне он вытирает с лица остатки воды. А может быть, слезы. Сложно сказать.

Ник: Отец застукал нас с Джеем в бассейне. Голыми.

Девон: ЧУВАК!!!!!

Ник: Вот почему я не мог говорить, когда ты позвонил.

Девон: Он разозлился?

Ник: Не знаю. По-моему, ему все равно.

Девон: Может, он еще в шоке?

Ник: Может быть.

Девон: Ты в норме?

Ник: Угу. Ложусь спать. Поговорим завтра?

Девон: Конечно, бро. Звони.

Ник засыпает под «Две крепости». Даже не дождавшись момента, когда Арагорн с остальными встречает всадников Рохана и Эомера, хотя это его самая любимая-прелюбимая сцена. Из-за бород. И мужественных поз. И кожаных леггинсов. Вообще, там все вызывает отклик в душе. Не сцена, а настоящий киношедевр.